– Рядом с элленари? Нет. – Я сложила руки на груди.
– В таком случае я тебя разочарую. Этот ужин всего лишь для того, чтобы сделать тебе приятное, Лавиния.
Я бы сказала, что разочаровывает меня совершенно другое, но мне хотелось есть. Учитывая, что полдня меня готовили к выходу, который закончился чуть ли не быстрее, чем все мои предыдущие выходы к элленари, я даже пообедать толком не успела. Обед мне приносили, разумеется, и полноценный, но поскольку на мне то подгоняли платье по фигуре, то подбирали драгоценности (от их тяжести очень хотелось сейчас избавиться), то делали прическу, с которой все время было что-то не так, то большую часть просто унесли обратно. Зато сейчас я поняла, чего мне отчаянно не хватает.
Ужина.
Даже если у моря и вместе с Льером, все равно не хватает.
Он подал мне руку, и мы вместе шагнули на поросший мхом склон. Помимо мха на склоне прорастала молодая трава и даже распустились мелкие сиреневые цветочки с очень длинными тычинками. Природа Аурихэйма оживала на глазах, расцветая яркими красками и напоминая мне о моем мире. Подобно тому, как просыпался этот мир, Энгерия пробуждалась от долгой зимы. У нас она всегда была долгой, зато весна становилась настоящим чудом.
Для меня особенно.
Льер отодвинул стул, и я опустилась на него. Дождавшись, пока он сядет напротив, расстелила на коленях салфетку.
Если на миг отвернуться от странного моря и забыть о том, где находишься, можно представить, что все-таки оказалась дома. Правда, надолго забыть не получилось – мимо нас с криком пронеслась птица, помесь филина и воробья.
– Попробуй вино. – Льер наполнил мой бокал.
– С ахантарией? – уточнила я.
– Нет. Вино в Аурихэйме тоже делается из винограда, Лавиния. Это с добавлением ягод эрисы. – Он первым поднял бокал. – Наше с тобой знакомство оказалось неудачным…
– Это еще слабо сказано, – пробормотала я, разглядывая темно-красную жидкость в тонконогом пузатом бокале.
– И я хочу все исправить.
Я подняла на него глаза.
– Тебе вовсе не обязательно это говорить, – заметила я. – Мы с тобой заключили сделку и…
– Сделка тут ни при чем.
Возможно, было бы проще, если бы вместо Золтера напротив себя я видела его. Того Льера, который… который – что?
– А что при чем? – поинтересовалась я, отвернувшись к морю.
Отсюда, в лучах понемногу опускающегося солнца, оно казалось почти прозрачным, как туманная дымка свадебной фаты. Не представляю, почему мне в голову пришло именно это сравнение, но я вдруг вспомнила свою свадьбу. Сумасшедшая, бессонная ночь, когда я крутилась в постели и кусала губы, представляя, как завтра пойду к алтарю с Майклом. Вести меня должен был Винсент, а матушка вечером рассказывала мне о том, как пройдет первая брачная ночь.
Она, видимо, забыла, что я росла в Мортенхэйме и часто бывала на конюшне, хотя не исключено, что матушка просто об этом не знала, поскольку мне строго-настрого запрещалось приближаться к животным. Словом, все, что она мне рассказывала, мне все равно не пригодилось, но минуты, когда меня наряжали в роскошное платье, легкое, невесомое, когда закрепляли в высокой прическе фату, были невыносимо счастливыми и такими волнительными, что я то и дело забывала дышать. Впрочем, возможно, во всем был виноват корсет.
– Ты.
Я настолько погрузилась в свои мысли, что сейчас даже не сразу поняла, о чем он говорит.
– Ты, Лавиния. Я хочу все начать заново и хочу все сделать иначе. Поэтому предлагаю тост: за нас.
– Хочешь начать заново – что? – уточнила я, все-таки поднимая бокал.
– Хочу, чтобы ты стала моей женой. По-настоящему.
Скажи он, что собирается отправить меня домой и запечатать границы миров, чтобы никто из Аурихэйма больше никогда меня не потревожил, это и то звучало бы более правдоподобно.
– Вряд ли у нас это получится, – заметила я.
– Почему?
– Потому, что я тебе не верю.
– Это я тоже хочу исправить. – Льер коснулся моего бокала своим, и мелодичный звон смешался с шумом набегающих волн.
Я пригубила вино: оно оказалось терпким и сладким, с ярко выраженным ягодным вкусом.
– Не все можно исправить, Льер.
– Все. Было бы желание.
Я посмотрела на него, но он был занят тем, что раскладывал еду по нашим тарелкам. Дымящееся жаркое (или что-то очень на него похожее), овощи (тоже что-то очень похожее) и, вероятно, сыр. А вот соусы были мне знакомы, поэтому с этим я справилась сама.
– Мы из разных миров, – напомнила я.
– Между нашими мирами не такая большая разница.
О чем мы вообще говорим? Никакие отношения между нами невозможны! Хотя бы потому, что… потому, что вчера он куда-то увел темноволосую элленари, и с ней явно не о звездах беседовал.
– Найтриш тебе подходит больше, – заметила я, нарезая кусочками мясо.
Нож почему-то сорвался, и звук вышел оглушительно громким.
– Найтриш – любовница Золтера. Между нами ничего нет.
– И как ты ей объяснил сей прискорбный факт? – поинтересовалась я, продолжая свое занятие.
– Золтер никому ничего не объяснял. Ты же не настолько наивна, чтобы полагать, что она была единственной?
– Ну разумеется, она была фавориткой. – Я не нашла ничего лучше, чем отправить в рот кусок мяса. Это было гораздо проще, чем думать о том, сколько любовниц было у Льера.
Фу, позорище!
Кстати, о позорище.
– Я бы хотела знать, что между нами случилось той ночью. После благословения.
Ну вот, все-таки спросила, и это даже оказалось не так сложно, как представлялось мне изначально.
– Ничего.
Ничего?!
Я вскинула голову и пристально посмотрела Льеру в глаза, но… элленари не могут лгать. Не могут, ведь так? То есть в обход могут, конечно (иначе ему не удалось бы нацепить личину Золтера), но вот так прямо – нет.
– Ничего не было, Лавиния. После благословения ты просто заснула.
Хм.
– Хорошо, – сказала я и вернулась к ужину.
Мне очень хотелось спросить, что связывало их с Ирэей, но на сегодня откровений было достаточно. Я бы сказала, более чем достаточно, к тому же я не была уверена, что хочу знать правду. Эта правда мне ни к чему, потому как, что бы Льер себе ни надумал, я не собираюсь развивать наши отношения дальше скрепленного клятвой союза.
Ночь упала на Аурихэйм быстро: только что мы ели десерт, по вкусу напоминающий нечто среднее между кофе и шоколадом, и цвет волос Золтера разогревал осевшие на берег сумерки, как вдруг стало темно. Очень темно, и, подчиняясь движению руки Льера, над нами вспыхнуло несколько крошечных магических светильников. Они окружили стол, и, когда я потянулась за сладким соусом (все еще теплым, здесь вся еда подогревалась при помощи магии), от прикосновения к пальцам сидящего напротив мужчины меня словно пронзило молнией.
Это напомнило о том, что пора возвращаться и кое о чем еще.
– Ты сказал, что хочешь все изменить.
Льер кивнул.
– Что ж, давай начнем с того, что ты будешь прислушиваться к моим просьбам. Сегодня ночью я хочу спать одна.
Ангсимильер Орстрен
Да, Лавиния определенно знала, что попросить. И прежде, чем он успел что-либо ответить, добавила:
– Все последующие тоже.
Она смотрела на него, а Льер не знал, что ответить. Впервые за долгое время не представлял, что сказать женщине, которая просит его оставить ее одну. Все те, кого он знал до нее, совершенно не возражали против того, чтобы остаться в его спальне после. Для элленари это не играло совершенно никакой роли, поэтому с кем заснуть или же от кого уйти было незначительной деталью, на которую не обращали внимания. Особенно учитывая то, что сегодня засыпали с одним, а завтра с другим, и не всегда в личных покоях. Для Лавинии близость была чем-то особенным, и она не собиралась подпускать его ближе.
Пока не собиралась.
– И как ты себе представляешь супругов, засыпающих в разных спальнях? – Почему-то в обычно спокойный голос сейчас ворвался сарказм.
– Легко. В Энгерии у супругов разные комнаты, и это в порядке вещей. Скажешь, что следуешь традициям своей драгоценной королевы.
Острить она тоже умела. А еще умела зацепить так, как ни одна другая до нее. Кто бы мог подумать, что вчера ночью он потеряет контроль, как… сложно даже подобрать характеристику этому состоянию. Даже будучи юнцом Льер не испытывал ничего подобного, когда весь мир сходится на одной-единственной женщине, сгорающей от страсти в его объятиях. У Лавинии было оправдание – ахантария, у него – нет.
Он до сих пор помнил жар ее кожи под губами и как она отзывалась на каждое прикосновение, как дрожала под его ласками. Многое бы он отдал, чтобы повторить то же самое – на этот раз без всяких чар, чтобы увидеть ответное желание в темнеющих, как ночная листва, глазах. Ее желание.
Сейчас она смотрела, склонив голову, спокойно и равнодушно, даже пальчиками постукивала по столу в ожидании. Кажется, даже забыла про десертный соус, за которым тянулась.
– Замечательный план, – произнес он и все-таки плеснул ей этого проклятого соуса, так что алые брызги разлетелись не только по нежной сердцевине десерта, но и по тарелке. – Но ты упустила одну маленькую деталь.
Впрочем, определенный интерес в ее глазах все же был: кажется, ей действительно важен был ответ. Она хотела остаться одна, отдалиться от него настолько, насколько это вообще возможно.
– Какую? – небрежно поинтересовалась Лавиния.
Настолько небрежно, что ему захотелось смести со стола все к Пустоте, рывком притянуть Лавинию к себе, а потом целовать так, пока не начнут гореть губы, свои и ее, пока это напускное равнодушие не сменится отчаянной мольбой или желанием. Проблема заключалась в том, что он действительно боялся увидеть в ее глазах отчаяние или, хуже того, презрение. После того, что с ней произошло, после того, что сделал Золтер…
Клятый Золтер, чтоб ему за Гранью покоя не было.
– Это мои покои, Лавиния. Покои повелителя, и, если повелитель не станет появляться в собственных покоях, это по меньшей мере вызовет удивление.