Под резкий выдох почувствовала, как под его взглядом вспыхнули щеки и все лицо, а потом потянула брюки вниз.
– Ты так трогательно смущаешься. – Голос его, казалось, стал еще на несколько тонов ниже. Он словно шел из самой глубины его существа, отзываясь на суть элленари, на природу их странного мира.
Мира, который нас соединил.
– Главное, чтобы ты не смущался, – ответила я.
Вздрогнула, когда юбка скользнула по моим бедрам, повторяя движения его ладоней.
– Или такое невозможно? – Мне казалось, что, если замолчу, я просто растворюсь в этом мужчине. В бессовестных ласках, которые заставляли сердце колотиться все сильнее, и я с трудом сдерживалась, чтобы не стонать в голос.
– Невозможно – что? – Откровенное прикосновение его пальцев все-таки заставило меня глубоко вздохнуть.
– Элленари. Смущение. Смущенный элленари.
– Рядом с тобой, моя королева, – он наклонился ко мне так низко, что его дыхание скользнуло по обнаженной груди, – возможно все.
Наверное, именно эти слова отключили любое смущение, которое было во мне. Скользнув рукой между нашими телами, коснулась пальцами его напряженного желания, заключая в ладонь и скользя по всей длине в такт его ласкам. Рычание (теперь уже совершенно точно оно) отозвалось во всем теле странной, дикой волной почти наслаждения, но в миг, когда он приподнялся, глядя мне в глаза, я застыла.
Страх повторить то, как это было в прошлый раз, прокатился по телу, почти подчистую выжигая горящее в крови наваждение.
– Что-то не так? – Льер внимательно посмотрел мне в глаза.
А я вдруг с ужасом осознала, что все еще чувствую прикосновения Золтера и тот рывок, который принес с собой только боль и подчинение, дикое и унизительное, порожденное природой узора наслаждение, от которого я так старалась отмыться. В ту минуту, когда я об этом подумала, на лицо Льера снова упала тень.
Я поняла, что он понял, и… страх вдруг ушел, растворился без следа.
– Я бы хотел все изменить. Хотел бы стать у тебя первым, – глухо произнес он, и в его словах было не меньше боли, чем испытала я в ту ночь.
– Ты и будешь у меня первым, – сказала я, потянувшись к нему. – Сейчас. И всегда.
Коснулась пальцами его щеки и вздрогнула, когда он перехватил мою руку.
– Ты уверена? – спросил, глядя мне в глаза.
– Уверена.
Шелест платья показался невыносимо громким.
Осознание того, что сейчас мы действительно станем единым целым, это откровенное прикосновение там, внизу, заставило содрогнуться и выгнуться всем телом, когда Льер чуть подался вперед, принимая его в себя.
Больно не было. Разве что самую капельку.
– Я больше не могу сдерживаться, – предупредил он, глядя на меня совершенно дикими глазами.
– И не надо, – выдохнула я, поймав в них свое отражение.
Перехватив мои руки, он завел их над головой и чуть приподнялся, заставив меня всхлипнуть от острой смены чувственных ощущений и вскрикнуть от нового, сильного движения и чувства нарастающего внутри жара.
Наклонившись, рывком прильнул ко мне, впиваясь в губы горячим, яростным поцелуем, и я окончательно потерялась.
В этом сумасшедшем ритме, чувствуя себя дрожащей струной, от кончиков сплетенных с его пальцев рук до бесстыдно разведенных бедер. От волнами накатывающего наслаждения до горящих под его губами безумно чувствительных губ. От каждого срывающегося с губ стона, отзывающегося в нем, от каждого выдоха Льера, дрожью втекающего в мое тело.
Эта дрожь становилась все сильнее, и наслаждение, набирающее высоту, казалось почти невыносимым. В тот миг, когда я содрогнулась под ним, вспышка перед глазами затмила солнце. Окутавшее нас сияние светом раскрылось над лесом, и я задыхалась, снова и снова вздрагивая от усилившихся толчков, от мощной пульсации и от сверкнувшего синевой взгляда, когда Льер хрипло выдохнул мое имя.
Он подался назад, заставив меня выгнуться всем телом, а потом подхватил на руки, позволяя упасть на них, а не на траву. Я чувствовала биение его сердца, глубокое и такое сильное, что каждый удар отдавался во мне даже сквозь жилет и рубашку. Удлиненный парадный мундир, которым меня накрыли, чуть царапал кожу, а мое платье лежало между нами слоями невесомой ткани, и это были самые сладостные мгновения в моей жизни.
Особенно когда Льер взял мою руку и поднес к губам, целуя пальцы.
И не было в мире слов, которые оказались бы сильнее этого жеста.
Не представляю, как долго мы так лежали, молча, в объятиях друг друга, пока я не повернулась и не увидела краешек Арки. Осознание того, где мы находимся, накатило на меня быстро и неотвратимо, щедро плеснуло на щеки краской, особенно когда я вспомнила, что некоторое время назад говорила с Эртеей.
– Льер, – шепотом сказала я.
– Да, моя королева?
– Прекрати издеваться!
– Разве я издеваюсь? Мне просто нравится, как это звучит.
Его губы почти касались моих растрепавшихся волос, наводя на совершенно непристойные мысли о том, что только что тут произошло. Я покраснела еще сильнее, а Льер, приподнявшись на локте, заинтересованно посмотрел на меня.
– Что-то не так?
Что-то?! Всевидящий, я занималась любовью… в лесу!
– Я с ней говорила, – сказала я и показала на Арку.
– Это я уже понял.
– Нет. Я говорила именно с ней, я ее видела. Изначальную в ее облике, а не Арку.
Льер покачал головой:
– Даже если так?
– Она могла видеть, что мы…
Он приподнял брови и долго-долго на меня смотрел, а потом рассмеялся.
– Лавиния, ты думаешь, что Изначальной есть дело до того, что происходит между нами? Она уже давно нечто среднее между лесом и могущественным артефактом, суть жизни, если так можно выразиться. Не станешь же ты стесняться дерева?
Ну не знаю. Когда она говорила со мной, она совсем не напоминала дерево.
Ткань мундира скользнула по предплечью, и я ойкнула: чувство было такое, словно наждаком провели по свежей ране. Льер нахмурился, глядя на мое плечо, а потом рывком сдернул мундир. Узор мьерхаартан стал ярко-красного цвета и напоминал свежий ожог – к счастью, в основном внешне и лишь частично по ощущениям.
– Что это?! – выдохнула я.
– Не знаю, – покачал головой Льер. – Я пытался найти объяснение в библиотеке, но тщетно. Этот узор действительно в чем-то перекликается с вашим заклятием змеи, с той лишь разницей, что не убивает. В случае измены он раскаляется докрасна, но я не понимаю, как такое может быть. Золтер мертв, и узора быть не должно.
– Я спросила у нее про узор, – кивнула я в сторону Арки, – но она не успела ответить. Пришел ты.
– Позвать ее ты не можешь?
– Как?
Попытаться, конечно, стоило, и, пока Льер помогал мне привести в порядок платье, я думала о том, что делать дальше. Если мое присутствие и правда влияет на этот мир, помогает ему справиться с Пустотой, мой уход снова приведет к тому, что Пустота начнет разрастаться?
Или нет?
– Если я уйду, Аурихэйм снова лишится жизни? – спросила прямо.
Льер, затягивающий шнуровку, замер.
– Ты хочешь уйти, Лавиния? – резко спросил он.
Настолько резко, что на миг перекрыл даже очарование нашей близости.
– У меня семья, и они за меня волнуются. Как минимум я должна дать им понять, что со мной все в порядке…
– Думаешь, твой брат отпустит тебя, когда увидит?
– Не знаю! Я об этом еще не думала.
Льер дернул шнуровку так, что она впилась в кожу, и я вскрикнула.
– Прости, – выдохнул он. – Прости, Лавиния. Я просто не представляю, как буду жить, если ты уйдешь.
– Что-то же ты себе представлял, когда собирался отправить меня домой в ночь смерти Золтера.
Он оставил в покое шнуровку, развернул меня лицом к себе.
– Тогда я действительно хотел тебя отпустить. Я же говорил.
– И что? Золтер так просто позволил бы это сделать?
– Нет, – покачал головой он. – Я собирался запечатать ваш мир.
– Что значит запечатать?!
Льер вздохнул.
– В свое время Аурихэйм воевал со многими мирами, из которых лезла всякая дрянь. Некоторые расы просто загоняли обратно, некоторые истребляли подчистую, но были и миры, которые мы запечатывали, – так было проще, потому что населяющие их твари были слишком ужасны. Это мощное заклинание изобрели элленари-антимаги, оно заключается в том, что полностью высасывает магию из мира и создает непреодолимый пространственный разрыв. Попасть в ваш мир Золтер уже не смог бы, но…
– Наш мир полностью лишился бы магии, – закончила я.
– Да.
Я представила себе мир без магии, и мне стало грустно.
Впрочем, через несколько мгновений мне стало страшно.
– А что стало бы с людьми, которые обладают магией?! – воскликнула я.
– Лавиния, ничего же не случилось.
– Но могло! Ты собирался это сделать!
– Лавиния, – он взял меня за плечи и слегка встряхнул, – я ничего не сделал. Да, я собирался отрезать ваш мир от магии, и это с наибольшей вероятностью высушило бы всех живых магов, но я этого не сделал. Ничего не произошло. Мы, элленари, творили гораздо более страшные вещи, но рядом с тобой… Мне кажется, рядом с тобой меняюсь не только я и Аурихэйм, меняемся мы все. Я никогда не видел Золтера в такой ярости, как в ту ночь. Рядом с тобой он тоже чувствовал, я бы сказал, что рядом с тобой раскрывается истинная суть каждого, ранее скрытая под маской. Когда я хотел запечатать твой мир, то не думал о твоей семье, я думал только о том, чтобы тебя спасти. Средства не так важны в достижении цели – когда-то я считал именно так.
– И это ты называешь спасением, Льер?
– Называл, – серьезно поправил он. – Я хотел защитить тебя любой ценой, а защитить тебя от Золтера можно было исключительно так. Сейчас я понимаю, что это стало бы для тебя наказанием, а не спасением. Но понял я это только благодаря тебе. Понял, что чувства, семья, близость – гораздо более ценное, чем все, что мы называли жизнью. Гораздо более ценное, чем жизнь.
– Золтер… – Я помедлила, но потом все-таки произнесла это: – Золтер убил твоего отца. Когда тот узнал, что его отношение к возникновению Пустоты совершенно иное, нежели он пытался представить.