Я из рода Альхиины и его матери.
Пока я здесь, Аурихэйм будет жить.
И вся моя жизнь – одна большая ложь.
Если бы у меня было время погрустить по этому поводу, я бы точно впала в меланхолию, но времени не было. Поэтому я стояла, смотрела на залитый солнцем оживающий мир и думала, думала, думала.
Моя сила начала раскрываться здесь с первого дня, как только я оказалась в Аурихэйме. Я проваливалась в порталы и спокойно использовала магию жизни, которая тянулась к источнику мира. Меня даже окружили живыми цветами в замке, полном смерти, чтобы помочь раскрыться, но никто даже не задумался о том, что я – элленари. Никто, включая меня, но мне это было простительно, а им?
Льеру?
Почему никто из них не подумал о такой возможности?! Хьерг, один из заговорщиков, сильный целитель. Ведь он обследовал меня и должен был что-то почувствовать, но он ничего не заметил.
Почему?!
Я посмотрела на иллюзорный браслет и вздрогнула. Что, если иллюзией можно прикрыть не только узор мьерхаартан, но и магическую суть? Что, если… что, если узор – и есть основа той самой иллюзии?
Проверить это можно только одним способом.
Я потянулась к магическому плетению браслета, горящего на руке. Искорки узлов, сомкнутых на моей коже, не имели ничего общего с настоящей вязью обручального узора. Я позвала магию и подцепила один, вплетая в него магию жизни. Иллюзия дернулась и «поплыла», второй узелок я вскрыла точно так же, а третий стал последним: браслет распался на моих глазах, открывая взору мою руку – такую, какой она должна была быть.
Узор оплетал предплечье и стал уже более блеклым (видимо, выполнил свою задачу по выставлению меня прелюбодейкой). Тем не менее теперь я была почти уверена в том, что этот узор, так же как и браслет, – ключ ко всему. На плетении браслета держалась иллюзия моего «обручения», а на узоре наверняка держится все остальное. Но если я права, как Золтеру удалось убедить всех элленари, что я его мьерхаартан?
Ответ пришел быстрее, чем я успела вздохнуть: моя кровь.
Магия на крови в нашем мире считалась самой сильной, а после Темных времен, ближе к нашим дням стала еще и запретной. Именно потому, что на ней создавались сильнейшие заклинания, не всегда законные. Именно так обручили Анри и Терезу, скрепив каплями их крови магический договор, когда они были еще совсем детьми. С помощью крови Винсента, похищенной из семейного хранилища, Аддингтон создал смертельное заклятие для Луизы.
Именно тогда состоялась моя первая встреча с Аддингтоном.
Семейные хранилища у нас использовались для того, чтобы в случае смерти аристократа некроманты могли поднять умершего сразу после смерти и допросить о том, что с ним случилось, а для этого нужна была кровь. Образцы крови, запечатанные магией, хранились там с рождения каждого ребенка. Когда Аддингтон с помощью магии убеждения (знаний мааджари) воздействовал на меня, я вынесла ему кровь Винсента, кровь Терезы и… наверняка свою.
Подозреваю, что именно так она попала к Золтеру.
Он сочинил всю эту историю, про ребенка и смертную, про артефакт, только чтобы никто, не дай Всевидящий, не заподозрил во мне моей истинной сути. Он набросил на меня этот узор перед выходом на экзекуции Льера в толпу элленари, а Эйзер не могла меня почувствовать, потому что сама была полукровкой.
Но ведь Льер забирал меня из Мортенхэйма, когда на мне еще не было узора, почему не почувствовал тогда?
Почему одно-единственное упоминание об ушедших за последние несколько столетий в наш мир элленари – про Роберта Дюхайма? Как ни пыталась я расспросить библиотеку о других оставивших Аурихэйм и переселившихся к людям в нашем веке или хотя бы в Темные времена, больше она ничего мне не сказала.
– Лавиния, Льер нагулялся и хочет…
Я обернулась: стремительно, слишком стремительно для того, чтобы вспомнить о снятой иллюзии. И о том, что я понятия не имею, как ее вернуть.
– Спать, – еле слышно закончила Лизея, глядя на узор.
В ее расширившихся глазах горел немой вопрос: к счастью, немой. Я мгновенно накинула полог безмолвия, а потом взмахом руки заставила дверь захлопнуться. Магия в этом мире действительно подчинялась мне безоговорочно, пусть и странными рывками, всплесками силы. Мне становилось плохо, когда я изображала королеву (элленари не могут лгать), но я была слишком слепа, чтобы задуматься об этом раньше, а теперь… теперь уже поздно.
– Значит, никакого благословения не было? – произнесла она, глядя мне в глаза. – Но что тогда произошло той ночью?
Я молчала. Мне казалось, полога безмолвия и закрытой двери недостаточно.
– Я никому не скажу, Лавиния, – произнесла Лизея. – Клянусь. Если хочешь, я поклянусь на крови.
– Не могу, – покачала головой я. – Не могу сказать.
Девушка кивнула, в ее глазах лишь на миг отразилось что-то похожее на горечь разочарования, но тут же скрылось за привычной вежливой маской.
– Хорошо.
Льер покрутился у моих ног, запрыгнул на кровать и устроился там, что касается Лизеи, она спросила уже совершенно другим тоном:
– Вам что-нибудь еще нужно?
Тишина была долгой. За это время я успела снова вспомнить Найтриш и то, что с ней произошло. Успела подумать о том, что в мире элленари я по-прежнему слепой котенок и что я даже представить не могу, где Золтер может держать Льера.
Я почти выдохнула: «Нет», – когда снова вспомнила отца и матушку. Последняя отчаянно пыталась меня уберечь от того, кто я есть, – и к чему это привело? Ложь определяла мою жизнь с самого рождения, но в мире элленари самое сильное оружие – это правда.
– Да, – еле слышно сказала я. – Да, Лизея. Мне нужна твоя помощь.
– Чудесно выглядите, ваше аэльвэйрство, – заметила Лизея с лукавой улыбкой.
Служанки согласно закивали, их крылья захлопали в такт движениям головок.
– Благодарю.
К счастью, Золтер не потребовал от меня совместного обеда: не уверена, что мне хватило бы сил его выдержать, а силы мне были очень нужны. Я казалась себе струной, готовой порваться от любого неосторожного прикосновения. Дрожь, которая то и дело рождалась в кончиках пальцев, растекалась по телу, и тогда я начинала глубоко дышать. Сейчас же, когда я буду на балу вместе с ним, мне потребуется вся моя выдержка.
– Оставьте нас, – приказала служанкам, и они поспешно вышли.
Я повернулась к Лизее.
На этот раз полог безмолвия создала она, а потом ободряюще мне улыбнулась.
– Хэйрд его найдет, – произнесла негромко. – Обязательно.
Я подавила желание ее обнять, потому что понимала, что, если сделаю это, позволю себе слабость. Даже маленькая слабость в такой ситуации может обернуться большими проблемами, поэтому сейчас я только кивнула.
– Я рада, что ты доверилась мне, – добавила девушка, глядя на иллюзорный браслет, который снова помогла мне создать. – Для меня это очень много значит.
– Для меня тоже.
Она выслушала меня не перебивая – все с самого начала, когда я рассказывала ей о том, что произошло у Арки и что случилось после. О Льере, о неожиданном благословении и о том, что моя сила, сила элленари жизни, каким-то образом заставила Пустоту отступить. Я говорила и о Золтере, обо всем, что узнала об Изначальной, и о том, что ей грозит, если Золтер узнает о ее осведомленности.
Собственно, с этого я начала разговор, но Лизея отмахнулась от моих слов про опасность.
– Я не оставлю тебя один на один с тем, что происходит, – упрямо сказала она. – Что бы это ни было.
Теперь на балу мне предстояло во всеуслышание заявить о том, что произошло. Рассказать и о ночи смерти Золтера, и о том, что я узнала в библиотеке, и настоящую историю Двора Жизни и Альхиины, а после перед всеми потребовать, чтобы он снял с меня узор мьерхаартан. Вроде бы все было продумано до мелочей, но мне было страшно, что что-то пойдет не так.
Например, что Ронгхэйрд и Наргстрен не сумеют найти Льера (затевать это до того, как они найдут его и освободят, было более чем рискованно). Поисковое заклинание, которое они собирались создать у Арки сразу, как только начнется бал, было очень мощным и должно было привести их к нему, но действовать надо было очень быстро. Все должно произойти одновременно: как только Лизея узнает, что он свободен, она сообщит об этом мне.
Дальше я делаю публичное заявление и требую от Золтера снять мьерхаартан на глазах у всех элленари. Солгать напрямую он не сможет, а если откажется – как бы то ни было, это вызовет еще больше сомнений. Тем не менее сомнения были и у меня: что, если Двор Смерти откажется принимать сторону заговорщиков?
Льер говорил, что правление Золтера себя изжило, но что, если страх перед ним окажется сильнее, чем желание все изменить?
Больше всего я боялась за Льера, но понимала, что, если все останется как есть, мы оба обречены. Если я сейчас ничего не сделаю, если не скажу правду, нас убьет ложь, паутину которой Золтер сплетал долгие годы.
– Готова? – спросила Лизея.
Я хотела сказать, что нет, я не готова, но вместо этого кивнула.
Сейчас не время предаваться сомнениям и страхам, когда все будет кончено, я забьюсь в угол и буду там рыдать сколько пожелаю, но не сейчас. Сейчас мне нужно действовать, и действовать решительно.
– Я с тобой, – сказала она. – Помни об этом.
И сняла полог безмолвия – очень вовремя, потому что в комнату вошла Ирэя.
– Секретничаете? – хмыкнула принцесса, окинув меня насмешливым взглядом. – О чем, хотелось бы знать?
– Секрет уже не будет таковым, если о нем знают трое, – в тон ей заметила Лизея и подхватила меня под локоть. – Пойдемте, ваше аэльвэйрство.
Глаза рыжей сверкнули, и мы все вместе вышли из комнаты.
Амалия дожидалась в коридоре: стояла вздернув нос и делая вид, что никого из нас не существует. Только сейчас я вспомнила, как резко с ней обошлась, и сердце кольнуло от сожаления. Она была совершенно не виновата в том, что на меня свалилось, и совершенно точно не виновата в том, что свалилось на нее.