бы она никогда о них не вспомнила. Лавиния заслужила спокойную жизнь рядом с семьей, а лишние воспоминания ей совершенно точно ни к чему.
На вопрос Ронгхэйрда он не ответил, просто шагнул к дверям.
Первой была Амалия: увидев его, стражи расступились, а девушка, неподвижно застывшая у окна, попятилась, вжимаясь в стену. В глазах отразился ужас, особенно когда он захлопнул дверь.
– Лавиния меня простила! – взвизгнула она. – Пожалуйста! Не трогайте меня! Не тро…
Договорить Амалия не успела, заклинание печати легло на ее память, прочно стирая воспоминания об Аурихэйме и обо всем, что с ней здесь произошло. Следующим стало заклинание сна: она упала к нему на руки, и Льер подхватил ее, на этот раз воспользовавшись порталом.
Лавиния была одна: она переоделась к приему и, видимо, отпустила Лизею, чтобы та занялась собой. Увидев его с Амалией на руках, широко распахнула глаза и резко поднялась.
– Льер, что все это значит?!
Амалию он опустил в кресло, а потом шагнул к ней. Быстро, чтобы не передумать – рядом с ней его решимость слабела, – преодолел разделяющее их расстояние. Объяснять что-либо было бессмысленно, но он не хотел, чтобы последним воспоминанием осталось непонимание в любимых глазах.
– Золтер по-прежнему жив, – произнес он, обхватывая ее лицо руками. – Мне не удалось его уничтожить.
Сейчас, находясь рядом с ней, страшно было даже представить, что он видит ее в последний раз, но теперь он точно знал, что поступает правильно. Она будет жить, Золтер никогда больше до нее не доберется. Со временем Лавиния найдет свое счастье… ударившую в сердце яростную ревность Льер заглушил усилием воли.
– Я не знаю, насколько он силен и как быстро он снова сможет взять меня под контроль. Когда он вернется, тебе лучше быть как можно дальше от меня и от Аурихэйма.
Вот теперь она поняла – и то, что произошло на развалинах, и то, что он собирался сделать: осознание сменилось решимостью, которую он видел уже не раз и не два.
– Льер! – яростно прошептала Лавиния. – Как тебе вообще в голову такое пришло?! Я тебя люблю и…
– Я тоже люблю тебя. – Он коснулся лбом ее лба. – Я так тебя люблю, что не смогу себе простить, если с тобой что-то случится.
Она собиралась возразить, но печать отрезала все воспоминания о нем раньше, чем Лавиния успела понять, что случилось. Она соскользнула к нему на руки, и Льер на миг прижал ее к себе, запоминая это прикосновение. Наверное, о большем он и мечтать не мог – многие элленари за всю вечную жизнь не испытывали такой силы чувств.
Портал в ее спальню в Мортенхэйме открылся спокойно. Здесь не работали даже сигнальные артефакты (видимо, де Мортену даже в голову не приходило, что похититель его сестры решит лично вернуть ее тем же способом, что и забрал). Всплеск магии перенес Амалию из кресла в кресло, Лавинию Льер осторожно опустил на кровать.
На миг вглядевшись в умиротворенное лицо, коснулся пальцами ее щеки.
А после, не оборачиваясь, шагнул обратно в Аурихэйм.
12
– Леди Лавиния! Леди Лавиния, проснитесь!
Попробуй тут не проснуться, когда тебя трясут за плечо. Уверена, если бы мне что-то снилось, это был бы корабль, который шторм кидает как щепку. Тем неожиданнее было открыть глаза и увидеть Амалию. Раскрасневшаяся девушка уже собиралась на новый заход, но тут же меня отпустила.
– Слава Всевидящему! Вы не знаете, что произошло?
Я не знала.
– Почему я проснулась в вашей комнате?! Я ничего не помню!
Я тоже ничего не помнила, равно как и то, почему Амалия оказалась в моей комнате, почему я лежу на постели в верхнем платье, в котором хоть сейчас на бал, и, кажется, волосы уложены в соответствующую прическу. В этом я убедилась, когда ощупала голову, но еще большей странностью оказались серьги.
Серьги?!
Я никогда не носила серьги! У меня даже уши не проколоты!
Как выяснилось, проколоты. Об этом мне сообщило зеркало, явив взгляду меня, одетую так, словно я не просто собиралась на бал, а в качестве королевы. Тяжелая диадема чем-то напоминала корону, такой же тяжестью лежало на груди ожерелье.
Вот уж впору усомниться в собственной адекватности, но глядящая на мое отражение в зеркале взволнованная Амалия была в точности такая же. То есть она тоже решительно не понимала, что происходит.
– Ты совсем ничего не помнишь?
– Помню! – Девушка неуверенно оглянулась на дверь. – Мы с вами собирались на бал в честь вашего рождения и… кажется, все.
М-да. Я помнила ровным счетом то же самое. Тот момент, когда ко мне приходил Винсент, и, кажется, как я приветствовала Уитморов и остальных, улыбаясь, пока не заболели мышцы лица. Еще помню, как Амалия стояла у окна, готовясь танцевать, а потом – ничего.
Сказать, что это было странно, значит ничего не сказать. Особенно в том, что касается украшений, которые я никогда не носила, и платья, которого у меня никогда не было. Либо на этом балу что-то случилось, либо… Я терялась в догадках. Магии в моей жизни с самого детства было предостаточно, самой разной, а когда я повзрослела, добавилась еще и темная, но, если бы со мной что-то случилось, сейчас в этой комнате была бы не Амалия, а охранные заклинания и сам Винсент.
Резко развернувшись, я направилась к дверям: нет ничего проще, чем спросить у Винсента, а потом уже вместе разбираться со всеми странностями. Амалия схватила меня за руку, не успела я сделать и шага.
– Куда вы?! – спросила почему-то шепотом.
– Найду брата и спрошу у него…
– А что, если случилось что-то непоправимое?!
– Что непоправимое могло случиться?
– Не знаю. Мы же ничего не помним…
– Именно поэтому я собираюсь все выяснить.
Я отняла руку и вышла в коридор, где предсказуемо никого не оказалось. Мортенхэйм огромен, по нему можно бродить в одиночестве очень долго. Несколько шагов в сторону спальни брата окончательно меня отрезвили: зачем бегать по замку, если можно воспользоваться артефактом вызова и пригласить камеристку? Да, я определенно не в себе.
Уже собиралась вернуться, когда услышала шаги.
Горничная вышла из боковой галереи, увидела меня.
Глаза ее расширились, ворох полотенец оказался на полу. В следующее мгновение я услышала визг, от которого заложило уши, серое форменное платье мелькнуло перед глазами и исчезло за поворотом. Удаляющийся визг подхватило эхо, перебрасывая его от стены к стене. Обернулась на шорох: в коридор выскочила Амалия с кочергой.
Ситуация – лучше не придумаешь.
– Что случилось?! – воинственно поинтересовалась девушка.
– Меня увидела горничная.
– И?
И вела она себя так, будто увидела призрака.
Вслух я этого не сказала и подумала о том, не могла ли случайно сойти с ума. Да нет, вряд ли, нас тут таких двое. Кочерга в руках Амалии напомнила о том, что камин в моей комнате разожжен не был, а значит… значит, нас в общем-то в спальне не должно было быть.
Нет, так действительно можно сойти с ума.
Прежде чем я успела решить, что делать дальше, снова раздались шаги. На сей раз шел не один человек, и, кажется, я даже узнала шаги Винсента.
Недолго думая бросилась в сторону галереи, но остановилась.
Представить убегающего с визгом брата у меня не получалось, но что, если… если он посмотрит на меня и не узнает?
Эта донельзя жуткая мысль пришла раньше, чем из-за поворота шагнул он, с горящими на ладонях боевыми печатями армалов. Вслед за ним вышли еще несколько мужчин с силовыми артефактами и Эльгер. Почему-то мой взгляд задержался именно на нем, словно этот мужчина, которого я видела от силы раз или два в жизни, имел какое-то особое значение.
Впрочем, после всего это ощущение уже не показалось мне странным, потому что взгляд Винсента вонзился в меня. Он точно меня узнал, но смотрел так, словно видел впервые.
– Лавиния? – Голос его звучал глухо и… вопросительно?
– Разумеется, это я! А кого ты ожидал здесь увидеть?! – Кажется, у меня сдали нервы, потому что меня затрясло.
Я не понимала, что все это значит и почему брат смотрит на меня так. Да, однажды мной управлял Аддингтон, но сейчас это я, это точно я… или… Осознание вдруг обрушилось на меня страхом, от которого желудок превратился в ледяной ком.
– Это… это случилось снова? – сдавленно произнесла я. – Мной опять кто-то управлял? Я что-то сделала?! Кого-то убила?!
Это объясняло, почему я так странно одета, почему на мне непонятные украшения, а в ушах серьги, которых не должно быть. Но главное, это объясняло то, почему я ничего не помню. Чувствуя, что мне становится нечем дышать, я попятилась. Сколько часов, дней, а может быть, месяцев моей жизни у меня снова кто-то украл?
– Лавиния… – Голос Винсента изменился. – Лавиния, нет. Все хорошо!
Брат шагнул ко мне, но я отпрянула в сторону. Метнулась мимо Амалии, ведомая каким-то животным страхом, наугад. Задыхаясь, вылетела в коридор, чувствуя громыхающие за спиной в такт сердцу шаги.
Матушка! Матушка, как же мне вас не хватает…
Я только успела об этом подумать, как меня ослепила зеленая вспышка. Крик Винсента слился со странным шипением, а разошедшееся пространство портала выбросило меня на холодные камни фамильного склепа.
– Мааджари, – процедил Винсент.
Процедил так, словно выплюнул.
Меня обследовали, наверное, часа два, Амалию тоже, но с нами все было в порядке. За исключением одного: несколько недель оказались вычеркнутыми из нашей памяти. Оказывается, в ночь после бала в честь моего рождения нас похитили, но я ровным счетом ничего не помнила. Никакие заклинания не помогали, словно часть моей жизни безвозвратно канула в Пустоту.
Когда я об этом думала, по коже шел мороз, но что уж говорить, после такого по коже должен идти мороз, поэтому я не возражала. Поначалу Винсент не хотел говорить при мне о том, что случилось, но я настояла.
– Это касается лично меня, – возразила резко. – И моей жизни. Поэтому за закрытыми дверями ты будешь говорить о политике, Винсент Биго. А обо мне будешь говорить только при мне, здесь и сейчас!