А я замираю.
Здесь тоже повсюду белый камень и золото, пламенеет только платье сестры правителя.
И волосы стоящей за его троном Ирэи.
– А я говорила, что она придет, – сообщает кузина Золтера, и в глазах ее столько ненависти, что мне становится не по себе.
«Не по себе» – не то состояние, которое я сейчас могу себе позволить, тем не менее, когда двери за моей спиной запечатывает дымка золотой мглы, дышать на миг становится нечем. Я сбрасываю это ощущение так же, как сбрасывают непристойные взгляды, и шагаю вперед. На Ирэю я не смотрю, только на Аргайна, он тоже смотрит на меня, но по лицу его прочесть что-либо невозможно. Подобные чувства я раньше испытывала исключительно рядом с Золтером, и это мне не нравится.
– И придет одна, – продолжает Ирэя. – Она у нас слишком совестливая, чтобы рисковать кем-то.
– Ирэя.
Голос Аргайна звучит совершенно не так, как голос Золтера, уничтожающий и холодный. Напротив – он спокойный, тягучий, как мед, но угрозы в нем совершенно точно не меньше. Сейчас главное то, что он заставляет Ирэю замолчать, потому что ее присутствие и так сбивает с мыслей.
– Обойдемся без церемоний. – Аргайн неожиданно поднимается мне навстречу, когда я уже готова произнести слова приветствия. Его ладони совершенно не обжигающие, даже не скажешь, что в нем сокрыта мощь, способная высушить мою магию вмиг, как Пустота иссушила Аурихэйм. – Мы всегда рады гостям, Лавиния. Позволите называть вас так?
– Разумеется, Аргайн. – Я принимаю его правила, стараясь не думать о том, что рядом с его троном стоит Ирэя. Силу ее ненависти я чувствую даже сейчас.
– Вот и славно. Прошу, присаживайтесь. – Он кивает на подушки у своих ног.
– Вы хотите меня оскорбить? – интересуюсь, глядя ему в глаза.
Они у него медовые, залитые золотом, и в такой радужке зрачки кажутся просто тонким следом, оставленным раскаленной иглой.
– Ну что вы. – Аргайн продолжает улыбаться. – Просто проверяю границы допустимого. Где бы вы хотели расположиться, дорогая Лавиния?
– Там, где мы сможем поговорить. Наедине.
По залу проносится общий вздох, мне кажется, даже занятые делом у дверей элленари перестают увлеченно ласкать друг друга.
– Наедине? – Он качает головой, а после обводит взглядом собравшихся. – У меня нет секретов от моих подданных, Лавиния. Вы вполне можете говорить здесь.
Ирэя улыбается, но теперь я замечаю кое-что еще: сестра Аргайна тоже смотрит на нее так, словно не прочь расплавить на глазах у всех.
– Я хочу защитить Аурихэйм, – говорю я. – Хочу не допустить возвращения Пустоты.
Аргайн молчит, продолжает меня изучать, и сходство с Золтером становится еще более очевидным. Не допустила ли я ошибку? Возможно, стоило сначала пойти к стихийникам, но мне все равно нужна сила хэандаме. Та, что замкнет круг Пустоты и положит конец тому, что началось много тысяч лет назад при Дворе Жизни.
Поэтому я продолжаю говорить. Рассказываю ему все, о чем рассказала Эльгеру. Говорю, невзирая на то что чувства элленари запечатаны под непроницаемой маской гостеприимства, за которой может скрываться все что угодно. Не сомневаюсь: с таким же лицом Аргайн вполне может отдавать приказ о казни… или казнить сам. Когда я умолкаю, в зале становится тихо.
На меня смотрят все. Хотя нет, все смотрят на нас.
Ждут ответа Аргайна.
Я тоже его жду, от него зависит очень и очень многое, если не сказать все. Хотелось бы мне знать, что ему наплела Ирэя и как она вообще может здесь жить – постоянно, в давящем окружении антимагии. Зато сейчас мне становится понятно, почему меня ждали, почему так быстро встретили и пропустили, а еще почему при дворе Аргайна нет никого, кроме элленари-хэандаме. Здесь тяжело находиться, невыносимо.
С другой стороны, для Ирэи это место – идеальное убежище.
– Значит, вам нужна моя помощь, Лавиния. Вне всяких сомнений, я бы очень хотел вам помочь, но что я получу взамен?
В зале тишина. Слышно только наше дыхание или только мое – мне оно кажется слишком громким.
– Вы получите мир, который будет жить.
Аргайн вздыхает и театрально закатывает глаза.
– Боюсь, это не совсем то, чего мне бы хотелось. Я думал, мир получим мы все…
Вот теперь зал оживает смешками, а Ирэя снова ухмыляется. Улыбки нет только на губах золотой принцессы.
– А что получу лично я?
– Чего вы хотите?
– Вас. – Аргайн касается моих волос, пропуская пряди между пальцами. – Я хочу вас. Вы будете жемчужиной моей коллекции, моя дорогая Лавиния. Последняя элленари жизни… или первая? Как знать.
От его пальцев, кажется, становится горячо даже волосам.
– А если я откажусь?
– В таком случае, – Аргайн разводит руками, – я откажусь тоже. Поверьте, я слишком долго жил, чтобы сожалеть об утраченном мире.
В эту минуту я понимаю, что он не шутит. Ему действительно все равно, но острая искра ревности в глазах его сестры говорит о том, что моя истинная союзница – она. Она может мне помочь… если захочет.
– Могу я подумать? – спрашиваю я. – Сколько времени вы мне дадите на размышления?
– Время? Времени у меня предостаточно. – Аргайн взмахивает рукой. – Мне казалось, это у вас его нет… но в целом вы можете гостить у меня сколько пожелаете. Ирэя прямое тому доказательство. Правда, Ирэя?
Он протягивает руку в ее сторону и едва раскрывает ладонь, шевельнув пальцами в приглашающем жесте. Оттолкнувшись от трона, она двигается к нему словно на невидимом поводке, и, когда оказывается рядом, Аргайн сгребает ее волосы в горсть и целует в губы. Сомневаюсь, что стон, который я слышу, – стон удовольствия, потому что поцелуй больше напоминает укус, а ладонь сжимается на пламенных прядях с такой силой, что даже мне становится неприятно.
Этого мгновения мне хватает, чтобы снова поймать взгляд его сестры.
Мне кажется, что она сейчас поднимется и попросит меня с ней прогуляться, но это впечатление проходит так же быстро, как и возникло. Сестра Аргайна отворачивается и жестом подзывает молоденького элленари, который покорно садится у ее ног, подчиняясь повелительному взгляду, касается губами колена в разрезе платья.
– Я согласна. – Не сразу понимаю, что этот голос принадлежит мне.
– Согласны на что? – уточняет Аргайн, отрываясь от губ Ирэи, на которых видна кровь.
Сейчас она на меня не смотрит, только тяжело дышит, облизывая губы.
– Сначала вы, любезный Аргайн. Скажите, что поможете мне, и я отвечу согласием в качестве долга.
Он приподнимает брови.
– Я помогу вам, дорогая Лавиния, и приму участие в ритуале, позволяющем запечатать Пустоту и отрезать Золтера от ее источника.
Прокручиваю его слова в голове, пытаясь обнаружить подвох, но не нахожу его. Похоже, подвох – только в том, что я обещаю взамен.
– Я обещаю пополнить вашу коллекцию, Аргайн, и верну долг по первому вашему требованию после того, как Аурихэйм будет в безопасности.
После того как Льер будет в безопасности, уточняю я про себя.
Мысли о Льере делают меня слабой. Золтер был прав: когда речь заходит о нем, я теряю способность мыслить здраво и готова на любые глупости. Они же делают меня сильной, это я понимаю, когда смотрю на Ирэю и вижу в ее глазах отражение смерти. Она с радостью обрушит ее на меня, как только получит такую возможность, но до этого еще далеко.
Сейчас главное то, что я собираюсь сделать.
И, если я права, Золтер придет ко мне сам.
Да, Ирэя бы с радостью меня убила, но она – вне закона. Об этом я думаю отстраненно, равно как и о прошедших при Золотом Дворе нескольких днях. Сейчас мне кажется, что я превратилась в сгусток напряжения. В туго сжатую пружину, готовую распрямиться в любой момент. Еще я думаю о том, что никогда раньше не доверилась бы Ирэе, но сейчас у меня нет выбора. У нее тоже: судя по всему, Золтер после возвращения ее не принял, если она до сих пор вынуждена скрываться и терпеть прихоти Аргайна.
– Готовься, – говорит она ядовито, словно может читать мои мысли, – после того как все закончится, ты станешь его игрушкой и больше никогда не увидишь своего Льера.
Я молчу. Звезды рассыпаны по небу, и мне гораздо приятнее считать их, чем слушать Ирэю.
– Знаешь, сколько времени он провел в закаленных антимагией оковах? Около десяти дней. Десять дней, способных болью свести с ума любого элленари. – Она смеется. – Потом мой кузен вышвырнул его из сознания. Твой Льер рассчитывал его удержать с помощью оков, но Пустоту таким не удержишь. Золтер сбросил их как ниточки.
– Тот самый Золтер, который не принял тебя? – все-таки холодно интересуюсь я. – Который посчитал, что ты вела игры за его спиной, правда, Ирэя? Ему тоже не понравилось то, что ты не поставила его в известность о своих и моих планах перед тем балом?
Ее лицо искажает злоба.
– Думаешь, ты самая умная? – шипит она. – Думаешь, способна обыграть их всех? Это не твой уровень, деточка. Аргайн превратит тебя в постельную игрушку, а твой Льер будет с этим жить. С тем, что тебя каждый день имеют как пожелают.
– Это ты исходя из собственного опыта говоришь?
Ирэя шипит и, кажется, сейчас бросится на меня, но она остается на месте, только разражается проклятиями. Да, у нее тоже нет выбора: ей некуда идти. Стихийники отказали ей в убежище, а Золтер, по всей видимости, решил, что жизнь у Аргайна – самое то для его кузины. С кузнецами, к слову, оказалось довольно сложно договориться, и дело было не в том, что они не хотели идти против Золтера. Дело оказалось в Ирэе и, как ни странно, в Золотом Дворе. Стихийники их не любят.
Помогло то, что я встречалась с главой их гильдии, когда Льер показывал мне Аурихэйм. И, кажется, мое искреннее желание вернуть им мир, в котором хочется жить.
Как бы то ни было, не случись моего знакомства с кузнецами, сейчас мой план покатился бы бъйрэнгалу под хвост. Воспоминания о шипастом Льере заставили сердце сжаться: я искренне надеялась, что он жив. Что касается Лизеи и Ронгхэйрда, они были вынуждены бежать. Об этом мне рассказали кузнецы, и я подозревала, что стихийники даже знают, где они находятся. Дальше я, разумеется, расспрашивать не стала.