– У меня к тебе серьезный разговор, – тихо, но веско произнесла она, разрушив последнюю надежду на то, что это какая-то ролевая игра. – Проходи в кухню.
«Замуж, что ли, будет проситься?» – с тоской подумал Геннадий, раздраженно разглядывая хозяйку. Она была в деловом костюме и в собственной кухне смотрелась, как инспектор по делам несовершеннолетних, нагрянувший в неблагополучную семью. Гена почувствовал себя неуютно. Женщины призваны украшать жизнь, дарить приятные минуты, а не мотать нервы серьезными беседами. В конце концов, серьезных разговоров у него и на работе хватает.
«Заерзал, – напряглась Лера. – Как же все они не любят решать наши проблемы! И как любят загружать нас своими».
– Слушаю тебя, звезда моя, – выдавил Гена, пытаясь улыбнуться.
Рот у него скривился, как у паралитика, жалко и нелепо. Не походил он на надежду и опору. Но Лера решила не зацикливаться на мелочах. Может, он за нее так переживает, что аж перекосило всего?
Иногда даже самые умные женщины глупеют от любви. Любовь – розовые очки, они мешают нам жить правильно и адекватно оценивать серую мышь, которая копошится рядом. Мы смотрим на нее и умиляемся: ах, какая она розовая! А вы в школе зоологию проходили? И что там про розовых мышей? Ничего? Надо же, какое совпадение! Так ведь и про идеальных мужчин все знают наверняка только одно: их в природе нет! Есть всякие, с недостатками которых можно мириться. А идеальных – фигушки. Но наступает момент, когда при взгляде на очередного кавалера у нас в мозгу вдруг что-то такое щелкает, тумблер срывает, и мы начинаем считать, что вот он – идеал, мечта всей жизни!
Геннадий надежд не оправдал.
Он принялся суетливо успокаивать Леру, бормоча какие-то банальные нелепости. Но особых переживаний она не уловила. Досаду, неудовольствие – да, но это скорее касалось общего отношения к ситуации. Наладился человек приятно провести время, а ему какие-то проблемы навешивают и реакции ждут. Но Гена еще пытался сделать хорошую мину при плохой игре и даже посидел с Лерой минут пятнадцать. А потом резко засобирался домой.
Да, она этого ожидала. Да, она всегда знала, что мужики – морально неполноценные личности. Но все равно неожиданно и больно. Удар под дых.
С трудом удержавшись, чтобы не поддать возившемуся в коридоре Геннадию под мускулистый зад, обтянутый дорогими брюками, Лера, стиснув зубы, захлопнула дверь и тихо завыла. Без слез.
Сырой февральский вечер бился в окна метелью и завывал в вентиляционных шахтах. Лиза лениво наблюдала, как Даниэль смешивал какой-то замысловатый коктейль. Он был обстоятелен и зануден во всем. И что самое дикое – экономен до неприличия. Лизавета всегда знала, что настоящий мужчина широк душой и щедр на материальные блага и чувства. Но не Танненшток. Даже для этого коктейля он притащил из гостиницы какие-то узкие рюмочки, ингредиенты и спиртное в мелких бутылочках.
– Не покупать же специально, – пояснил он Лизе. – Вдруг тебе не понравится. И что тогда – выбрасывать?
Если бы Лизавета планировала с ним что-то серьезное, подобное скопидомство заставило бы ее переживать и страдать, как это обычно делают женщины, еще надеющиеся подогнать суженого под придуманные и продуманные лекала. Но ей было проще. На шефа Лизавете было глубоко плевать. Ей нужен был мужчина, болтающийся по дому и создающий иллюзию устроенной и нормальной жизни. Танненшток не пачкал, не требовал денег и не надоедал. Кроме того, он сделал ее директором бизнес-центра, и теперь у Лизы был свой светлый кабинетик, приличная зарплата и минимум обязанностей. Она приняла это как должное. Приходил он нечасто, поскольку бурным темпераментом не отличался, но главное, что он просто был. Не заполнял пустоту, которая образовалась у Лизы в душе, но делал нечто такое, от чего становилось легче. Наверное, он ее по-своему любил. Это была тонкая ниточка, связывавшая Лизавету с реальностью. Но иногда достаточно и ниточки.
У Леры такой ниточки не было.
В ночь перед походом к врачу она лежала в постели, вытянувшись, сложив на груди руки, и представляла себя в гробу. Родственников у нее не было, поэтому в роли плакальщиц она мысленно расставила у домовины подруг и начала фантазировать на тему своего наряда и цветов.
– Надо будет оставить точные указания, чтобы сделали все по-человечески, – озабоченно пробормотала она, вообразив, как кто-то по недомыслию натянет на нее скобарское платье с люрексом, а в гроб напихают лилии, которые Лера терпеть не могла. Организация собственных похорон настолько утомила ее, что к моменту выбора места для поминок Лера сладко заснула.
Утром она встала с больной головой, раздраженная своим упадническим настроением накануне.
– Мы еще пободаемся! – пообещала Лера своему бледному отражению и стала пить кофе.
Аппетита не было. Собственно, его не было уже давно. Сначала Леру это даже радовало, потом она все чаще стала ощущать слабость, а однажды едва не потеряла сознание в лифте. Под глазами появились мешки, а вскоре она поняла, что все плохо. Это произошло случайно. Валерия лежала в постели и любовалась своим плоским животом. Он был даже не плоским, а впалым. И тут она впервые заметила, что впалости больше нет. Там внутри что-то было. В том, что это не беременность, Горецкая не сомневалась ни секунды. Когда столько лет мотаешься по разным врачам и выкидываешь на них кучу денег, свои перспективы и возможности знаешь наизусть. А если не беременность, то оставалось только одно. Интернет услужливо подкинул ворох диагнозов на выбор, с подробнейшим перечнем симптомов и последствий. Районный терапевт, в кабинете которого Валерия была впервые в жизни, легко подтвердил ее опасения, лишь мельком глянув страдалицу. Ей дали ворох бумажек с направлениями на анализы и велели бегом нестись к онкологу, выдав талончик вне очереди.
И вот именно сегодня начнется самый страшный и самый черный этап ее жизни.
Лера попробовала петь в душе, но, нахлебавшись воды, злобно вытерлась полотенцем и порычала на свое отражение. Раньше это помогало. Сегодня не тот случай. Рычание больше походило на блеяние. Предстояло отсидеть полдня на работе и лишь потом идти на приговор.
– Не дождетесь! – крикнула Лера в пустоту квартиры, захлопывая за собой дверь.
Маргарита Соловьева сидела на рабочем месте с перевернутым лицом. Она бессмысленно перекладывала бумажки, судорожно подравнивая пачки и снова рассыпая их веером.
– Это что, ты так за меня переживаешь? – бодро поинтересовалась Горецкая, старательно хорохорясь.
Ей было так пакостно, что даже мелькнула подлая мысль: а не взять ли отгул? Слезы подступали, грозя в любой момент прорваться и хлынуть водопадом.
– На меня анонимку написали, – дрожащим голосом сообщила Рита. – Шеф вызывал.
– Чего? – обалдела Лера. – На тебя? И что, ты родину продала? Или натырила для своего Лешки стирательных резинок из директорских запасов?
– Я клиенту нахамила, и он сказал, что это недопустимо для уровня нашего отеля. То есть не сказал, а написал.
– А зачем ты ему нахамила? – удивилась Горецкая и потерла переносицу, вообразив, как выведенная из себя домашними проблемами подруга орет на какого-нибудь трепетного туриста, желающего забронировать в Петербурге люкс с видом на Кремль.
У них часто туристы требовали невозможного, визгливо доказывая, что за свои деньги имеют право просить номер хоть с видом на пирамиды. Особенно отличались непомерностью запросов сограждане. Иностранцы относились к служащим отеля лояльнее.
– В том-то и дело, что я никому не хамила вообще, – прошептала Рита. – Какой-то бред. Но он назвал мое имя. Значит, запомнил. Но это не я!
– Не ори, я тебе верю! Чего ты психуешь? И что Танненшток?
– Выговор сделал. Кричал и топал ногами. Сказал, что премии лишит.
– Так ведь не расстрелял же, – махнула рукой Лера. – Я тебе дополнительную премию за перевыполнение выпишу. Даже не заметишь вычета! Подумаешь – накричал. Первый раз на тебя орут, что ли? Ты такая бледная сидела, что я аж испугалась. Думала, серьезное что-то. А визг начальства как дождь. Пройдет время – даже лужи высохнут. Относись к подобной ерунде проще. Как у тебя с Андреем, кстати?
– Ой, не спрашивай, – помрачнела Рита. – Просто какое-то недоразумение ходячее, а не мужик.
– То есть в Мурманск он съездил зря? – уточнила Лера, понимающе кивнув. – Соболезную. Хотя никто особо и не сомневался. Я не удивлюсь, если даже на собеседовании на сладкую должность грузчика в овощном он не пройдет по каким-то объективным причинам. Например, подсидят конкуренты. Что на сей раз?
– Дичь. Бред умственно неполноценного.
Рита тоскливо вздохнула и в сердцах пнула урну с бумагой.
Вспоминать про возвращение мужа было тошно. А еще тошнее понимать, что станет названивать мама и ездить по ушам своим фирменным «ятебяпредупреждала!».
За эти три дня Андрей даже не позвонил ни разу. Он, уезжая, умудрился забыть дома трубку, поэтому можно было только гадать, что там происходило. Судя по рассказам супруга, в Мурманске жили сплошные вредители, сговорившиеся потратить его драгоценное время.
– Ты представляешь, на собеседование можно попасть лишь после того, как сдашь экзамен! А на экзамен надо заранее записываться! А кто мне об этом сказал? – возмущался супруг, поедая горячие щи и с наслаждением запивая их пивом.
– А ты выяснял, что и как? – устало спросила Рита.
– По межгороду? – искренне удивился муж. – Это же дорого! Да и смысл? Я приехал и все узнал на месте. Мало ли что там по телефону наболтают.
Логика была убийственная. Подавив желание отобрать у безмозглого идиота суп, Рита сквозь зубы процедила:
– Ну, узнал?
– Они придурки. А нужных вакансий нет! А те, что есть, оплачиваются чуть ли не едой.
– Значит, по телефону все это выяснить было дорого. А смотаться на три дня в чужой город, потратив кучу денег, дешево? – крикнула Маргарита.
– Ритуся, зато меня записали. И если что-нибудь появится – позвонят! – заюлил муж.