– Кошечки, не ешьте, это вас злыдня отравить хочет.
Как же, послушают они… Любой помоечный кот отлично понимает, чем его собираются угостить. Старухи изымали редкостные кушанья, какие мало кому из кошек удается попробовать, и отправляли их в бак с отходами, а взамен наливали змеиный супчик, которым потчевали родню. Супчик всегда оставался недоеденным, и кошки тоже не торопились его доедать. Вот и гадай, кто из жительниц двора был злой ведьмой, а кто просто погулять вышел.
Марфе Игнатьевне в обиду показалось, что лучшие произведения ее кулинарного гения находят конец в поганом ведре. Но если плов или гуляш отправлялись в ведро сразу и практически нацело, то с другими наедками такой фокус не проходил. Хвостатые мгновенно расхватывали фрикадельки и ломтики рагу и исчезали с ними в подвальной тьме, оставляя бабулек с их кастрюльками страдать во дворе. Неудивительно, что непреклонная ведьма старалась не кашки варить, а готовить тефтели, зразы, битки и прочее в этом роде. Надо ли говорить, что Марфины биточки ни в какое сравнение не шли с тем полуфабрикатом, что продавался в соседней кулинарии?
В тот день решено было вертеть котлеты. Кусок говяжьей мякоти грамм на семьсот и два фунта бескостной свинины, три луковицы, несколько долек чеснока, все это прокручено через мясорубку. В нынешние непростые годы чуть не во всякой кухне стоят электрические чудовища, способные перемолоть все что угодно. Уважающая себя ведьма такого не допустит. У Марфы сохранялся почтенный механизм минувших веков, при помощи какого готовили фарш наши прабабушки. Говорят, такую мясорубку трудно крутить, но это кому как; Марфе было не трудно. А еще раньше фарш делали при помощи пропускной доски, а то и просто рубили ножом.
Накануне Марфа зашла в булочную и купила батон черствяка. Черствяк был замочен в молоке и размят в фарш. Затем пришла очередь соли, перца, всевозможных травок. Готовый фарш надо старательно отбить лопаткой, а лучше просто рукой, пока он не станет гладким и не начнет отлипать от рук, не оставляя следа. Держаться будущие битки и котлеты должны исключительно на мясном соке. Неумехи берут для этой цели яйцо и портят тонкую магию кухни. Яйцо – начало всего сущего, оно на миллион лет старше самой жесткой курицы, использовать его при готовке хоть фарша, хоть тельного – крайне неосмотрительно. Особенно тельное: блюдо считается постным, а в него – яйцо! Тесто от яйца становится сдобным, но пышности – увы – в нем не найдешь. И так в большом и малом. Льезон нужен, чтобы сверху появилась хрустящая корочка, а внутри котлеты корочки быть не должно. С этим согласится самая безрукая повариха.
Но высший шик – это умение вертеть котлеты. Иная владычица кухни отщипнет комок фарша – и мнет его в ладонях, и мучает, но ничего хотя бы внешне похожего на котлету у нее не получается. Доходит до того, что несчастная, пытаясь скрыть свой позор, хватается за панировку.
Впрочем, не будем о печальном, вернемся к котлетам.
Свинина да говядина, лук да черствая булка, да молоко и чеснок – получается два кило отличнейшего фарша. Мясной ком Марфа Игнатьевна подцепила левой рукой, а правой – раз! раз! раз! – летят на чугунную, каслинского литья сковороду котлеты, все как одна схожие, словно близняшки, каждая ровно девяносто восемь грамм, ни на граммулечку больше и уж тем паче не меньше. Кто удивлен такой точностью, пусть возьмет толстый том «Технология мясного цеха», там все растолковано.
Котлеты шипели на сковороде. Готовые Марфа Игнатьевна отправляла на широкое фаянсовое блюдо. Гора котлет росла; вскоре на блюде уже не хватало места, когда нечто постороннее привлекло внимание поварихи. Марфа встревоженно потянула приплюснутым носом. Так и есть – сквозняк! Никогда прежде в однокомнатной берлоге Ореста не бывало сквозняков, уж за этим домработница следила строго. А тут – ветерок, и запахом тянет вовсе не котлетным.
Единственное оружие, бывшее у Марфы, – лопатка для переворачивания котлет, и с этой лопаткой наготове ведьма отправилась навстречу неизвестности. Толчком ноги отворила дверь в лабораторию и замерла, не ступив внутрь. Впервые она увидела, что потайная дверца распахнута, хотя и сейчас было невозможно разглядеть, что скрывается за фанерной с виду створкой.
Зато отлично была видна здоровеннейшая лепеха, выпершаяся на середину помещения. Беспросветно-черное, метра три в поперечнике и больше метра в высоту, это порождение обезумевшего Малевича тяжело вздымалось и, кажется, собиралось ползти на кухню, куда его манил вкусный запах.
Юные феечки – существа шумливые, в бой бросаются с криком, на который слетаются все подруги. Ведьма, повидавшая все и испытавшая всякое, сражается молча.
Марфа Игнатьевна живо ретировалась на кухню, ухватила блюдо, на котором горой возвышались горячие котлеты, и метнула их все разом в бездонное нутро черного слизня. Слизень чмокнул и не жуя проглотил котлеты.
Теперь было надо готовить новую порцию огненных зарядов. Венчики газа, прежде прикрученные, полыхнули голубыми факелами, раскаляя сковороды, которых в хозяйстве было две штуки. На одной уже шипело в горячем жиру два десятка котлет. Марфа ухватила левой рукой сковороду – ох и тяжела каслинская сковородка! – и, словно открыв кинжальный огонь, принялась швырять горячие котлетные снаряды. Черный глотал их, ни на секунду ни задерживаясь. Пасть у него, казалось, была со всех сторон сразу.
Чугунная сковородка, каких теперь не бывает, – однако опустела и она. Теперь уходит несколько мгновений, чтобы налепить котлеты на вторую сковороду – златоустовскую, – которая как раз приняла нужную степень жара. Затем в работу вступает ее каслинская подруга. Время идет, и черный, остановившийся было, опять двинулся в атаку. А надо еще перевернуть почти готовые котлеты, чтобы они поджарились с другой стороны. Нельзя же потустороннего гостя угощать недожаренными котлетами.
Готово! Скворчащие котлеты одна за другой пропадают в бездонной утробе.
Новая порция котлет, и еще одна. Ошпаренный черный слизень пятится в лабораторию, оставляя жирный след. С громовым ударом захлопывается дверь, ведущая на кухню. Снизу доносится стук по батарее. Надо же, кому-то помешал шум. Избаловался народец, первый раз за кучу лет что-то грохнуло – и они уже недовольны. А если бы она не сумела остановить черного слизня? Чем бы и по какому месту колотил любитель тишины? Верней всего, он бы замолк навеки.
На одной из сковород сиротливо ютятся две котлетки, а в миске не осталось ни комочка фарша. Потрачено все как есть. Сколько же котлет изжарила она сегодня? Штук четыреста, не меньше. Многие ли могут из двух кило фарша изжарить четыреста полновесных котлет?
Пошатываясь, Марфа Игнатьевна вышла во двор. Наклонилась к первому из подбежавших котов.
– Вы уж не серчайте, но сегодня обеда не будет. Да вы и сами знаете.
Тонкого ведьминского слуха коснулось змеиное перешептывание соседок, словно сырой фарш свистел на перекаленной сковородке:
– Ишь, как ее качает… Перепилась с утра пораньше.
Марфа скорбно кивнула, не желая отвечать.
Во дворе появился неторопливо шествующий Орест Моисеевич. Прошел, не покосив глазом на кухарку, канул за парадной дверью.
А ведь обед для хозяина не готов. Орест жрет, не разбирая вкуса, но обед из трех блюд обязан быть. Сегодня был задуман прозрачный картофельный суп, на второе – морковь в молочном соусе с котлетами, теми самыми, что пожрал потусторонний выползец. А на третье – бывшая фея не признавала гадкое слово «десерт» и непременно говорила «третье» – малиновый кисель. Все это великолепие осталось неприготовленным, и теперь предстоит объяснение с хозяином. Ну и пусть, все равно возвращаться на кухню, где случилось такое сражение, нет никакой охоты. Зайти разве забрать кой-какую утварь, принесенную из дома: две чугунные сковороды, которые спасли ее сегодня, безотказную мясорубку, серебряную кастрюльку – варить какао, – бронзовую прабабушкину ступку.
Мелькнула мысль: а вдруг Орест Моисеевич не захочет отдавать чужое имущество? Впрочем, пусть попробует: посуда сама знает, кто ее хозяйка, а Орест, видать, давно не получал пестом в лоб и сковородкой по макушке.
Марфа решительно направилась к Орестовым апартаментам. В прихожей все как обычно, хозяин не посчитал нужным переодеть обувь. Зачем? Прислуга подотрет грязь. Нет уж, баринок, теперь либо другую прислужницу ищи, либо сам привыкай чистоту наводить. А можно и попросту сидеть в грязи. У нас свобода, никто не запретит.
На кухне тоже ничего не изменилось, даже две остатние котлетки никто не тронул, только дверь в лабораторию была распахнута.
Марфа осторожно подошла, заглянула внутрь. Посреди помещения на полу лежала здоровенная, метра три в поперечнике, котлета. Из хорошо прожаренного бока торчали ноги в уличных ботинках.
Марфа вернулась на кухню, достала из холодильника коробку с яйцами, принялась сбивать белки. Через пару минут был готов льезон, каким смазывают перед выпечкой пироги. С миской и кулинарной кистью в руках ведьма вернулась в мастерскую и начала смазывать яичным соусом сначала потайную дверь, а затем и дверь, соединявшую кухню с лабораторией. Через несколько часов льезон засохнет, и уже никто, даже хитроумный магрибский чародей, не сможет найти двери и открыть вход.
Когда-нибудь в однушку, оставшуюся выморочной, вселится одинокий человек, чуждый всякой магии, и будет жить, не зная, какие страсти тут творились в недавнюю пору.
А пока Марфа Игнатьевна собрала свои вещи, пожевала вставными зубами одну из уцелевших котлет и изрекла:
– Вроде неплохо получилось, хотя, на мой вкус, малость не хватает перчика.
Который смеется
«Человек – это тот, кто умеет смеяться», – записал в свою книгу Антоний. Сам Антоний не смеялся уже давно. Так давно, что не понимал, каково это – смеяться. Улыбаться – улыбался, особенно по утрам, глядя на просыпающееся солнце. Но смеяться солнцу в лицо – такое в голову не приходило. Так что Антоний начал сомневаться, человек ли он.