Еще во владениях Му под жарким солнцем лоснились битумом нефтяные озера. Одни просто жирно чернели, другие, подожженные неведомо кем, зачем и когда, горели дымным, неиссякаемым пламенем. Нефть имелась в списке природных ресурсов, ею можно было расплачиваться за долги, чем и воспользовался законопослушный Терим.
Когда первые потоки вонючей жидкости, которую неведомо зачем жаждали потомки, хлынули на стволы хвойных деревьев, нервы у мага-ренегата не выдержали:
– Спасите! – донеслось из переговорного столба.
«Маг Валера», – определил каждый, кто в этот миг находился поблизости.
Жил Валера в том далеком далеке, что наступит еще очень нескоро.
Волхвы заранее условились, что переговоры, буде такие случатся, станет вести Терим. Добрый волшебник постарается обойтись без смертоубийства, и значит, на души магов не ляжет ненужного груза. А что дров наломает или воздвигнет червонные горы, так это дело поправимое. Люди завалы разберут, а впредь им будет урок, чтобы не совались, куда соваться не следует.
– И как же я тебя спасу? – неторопливо спросил Терим.
– Заберите меня отсюда!
– Не могу. Я сейчас, подобно джинну из кувшина, исполняю только приказы повелителя.
– Приказываю! – проблеял Валера.
– Неубедительно! – отрезал Терим. – Приказ должен исходить от твоего начальства, его должны отдать тебе, а ты обязан транслировать его мне для исполнения. Понятно?
Слово «транслировать», прежде незнакомое, Терим произнес с особым удовольствием. Пусть мальчишка знает, с кем имеет дело, а то вообразил небось, что Терим на своей вершине только и может, что кабарге хвосты крутить.
– Как я это сделаю?
– Напишешь… то есть отпечатаешь приказ на фирменном бланке, зайдешь к министру, он приказ подпишет, печать привесит – и все.
– Министр меня и слушать не станет. И вообще, его здесь нет.
– Вот ведь неладная! – Терим быстро прозвонил систему управления министерством, поражаясь обилию вышестоящих чиновников. Хорошо хоть усеченных способностей на это хватало: должник имеет право знать, кому он отдает свои денежки.
Результат удивлял и пугал одновременно. Становилось понятно, зачем министерству потребовался дворец под облака. Вот, скажем, налоговая служба… Казалось бы, поставил сколько надо мытарей, а там – получай деньги и радуйся жизни. Так нет, зачем-то придумали пятнадцать управлений, каждое со своим начальством и штатом. И никакое волшебство не поможет понять, чем Контрольное управление отличается от Административно-контрольного, а то, в свою очередь, – от Управления камерального контроля. Чародей Валера чиновничал в Управлении налогообложения имущества и доходов физических лиц, в том его подразделении, которое дублировало деятельность Управления по работе с задолженностью и банкротством. Словом, начальства над Валерой было пруд пруди, но ни один не обладал достаточными полномочиями, чтобы подписать нужный указ.
И все-таки попытка не пытка. Раз обязанности не определены, то размыты и права.
– Слушай внимательно, – приказал Терим, сам удивляясь своему нахальству; ведь это ему должны приказывать, а никак не он. – Берешь гербовую бумагу, ту, на которой приказы пишут…
– Фирменный бланк?
– Во-во, фирменный… А я разве не так сказал? Так вот, берешь бланк и пишешь: «Такого-то имярек…» тебя, когда на службу брали, небось не Валерой писали, а как-то иначе?
– Сомов Валерий Георгиевич.
– Ишь, как важно, – Георгиевич. Так и пиши: Сомова Валерия, значит, Георгиевича от занимаемой должности освободить и назначить ответственным за эвакуацию сотрудников министерства из зоны стихийного бедствия. Знаешь, что значит «эвакуация»?
– Конечно…
– Вот и я это слово уже пять минут, как всю жизнь знаю. Идешь с этой бумагой в Управление кадров, там подпишешь и тиснешь печать.
– Да кто ж мне такое подпишет? Психушку вызовут – и все дела!
– Это уже не мое дело. Пусть тогда вас психушка и спасает… Только учти: через пять минут дровишки, что внизу сложены, загорятся. Как вы тогда выбираться будете, я не знаю. Так что хоть на коленях стой, хоть за глотку бери, но чтобы подпись и печать были.
Терим перевел дух и сказал иным тоном:
– Уважаемый Му, вы в зачет задолженности поставляете министерству сырую нефть. Не могли бы вы следующую порцию нефти зачерпнуть в горящем озере, причем так, чтобы огонь не погас?
– Слушаю, – усмехнулся Му, – и повинуюсь.
Терим сокрушенно покачал головой и прислушался, как идут дела у дурачка Валеры. Поспел в самый решительный момент.
– Подписывай, дура! – орал недоумок, переходя на визг, вовсе мужского пола недостойный. – Сгорим все на фиг! Подписывай, кому говорят!
«Откуда там дура? – удивился Терим. – Начальник Управления должен быть думным дьяком, не меньше. Измельчали потомки… потому, наверное, у них колдуны и не родятся».
– Я ж тебе ноги по самые уши оборву! – Этот довод, видимо, возымел действие, потому что переговорный столб замерцал и произнес прежним неживым голосом, который еще долго будет мерещиться свободным магам:
– Всем срочно приступить к спасению служащих министерства финансов и прочих граждан, оказавшихся в эпицентре катастрофы.
Затем столб икнул и начал бледнеть, собираясь исчезнуть.
– Все в порядке! – успел сказать Терим. – Завтра к полудню ставим новый столб, расскажу, чем дело кончилось, на чем сердце успокоилось.
Он уселся в любимое кресло и лишь затем обратил взор на существо, скорчившееся в углу. Мысленно ухватив существо за шкирятник, Терим встряхнул его и заставил встать.
– Не имеете права! – просипело существо.
– Он мне указывать будет! – светлый маг не глядя нащупал на столе серебряную чашу и отхлебнул молока, которого был лишен целых два дня. – Ты мне скажи, дубина стоеросовая, каким местом ты думал, когда в министерство на службу шел?
– Ну, как же… все на работу ходят – и мне надо.
– Ты еще скажи, будто не знал, что ты колдун… был.
– Это же так, фокусы показывать, девкам головы дурить. А тут – предки место нашли нехилое. Делать ни хрена не нужно, а зарплата капает хорошая. Я и пошел, чего хуже других быть.
– Совсем дурак, – заключил Терим. – Ты ведь так и не понимаешь, что натворил. И у себя, и по всему миру.
Валера обвел мутным взглядом дом волшебника.
– А где все?
– Всех я, согласно твоему приказу, эвакуировал, то есть отправил куда подальше. Островок у вас есть в океане, от твоей столицы пятнадцать тысяч верст. Туда их и перенес, там их пожар не достанет. Да не вздрагивай ты: их скоро обнаружат, а через недельку и вытащат. А тебя я сюда приволок, от твоего начальства подальше, а то ведь оно тебе еще какое поручение даст. Ну-ка покажи последний приказ… Несолидно, прямо скажем, несолидно. У нас печать к приказу на витом снурке подвешивают.
Терим положил лист на стол, еще раз изучающе оглядел Валеру.
– Что мне теперь с тобой делать? От первой должности ты освобожден, эвакуацию провел блестяще… не ты, конечно, а я, но это не суть важно. Новых повелений тебе не будет, у своих ты считаешься без вести пропавшим. Теперь моли судьбу, чтобы там никто не издал приказ считать тебя умершим. Ведь тогда тебя убивать придется.
Валера вздрогнул и хотел что-то сказать, но членораздельных звуков у него не получилось.
– Приказ-то у кого подписал? – поинтересовался Терим. – Ноги кому обещался выдрать?
– Секретарше в отделе кадров. Она там все документы визирует, начальник сам не может отличить, где его подпись, где ее. И печать у секретарши хранится.
– Чудеса! Твое счастье, что жив остался. Но дел ты наворотил, всем управлением не разгрести. Финансовую систему всего мира вдребезги разнес. Центр города разрушил, тьму народа приужахнул, а что взамен? Золото твои современники куда-нибудь приспособят, лес и нефть нацело сгорели, мрамор от огня малость повредился, но кое-что уцелело. В общем, люди разберутся, если еще какой колдун не вздумает им послужить. Одна непонятка осталась: тебя куда девать?
В дверь робко постучали.
– Заходи, раз пришла! – возгласил Терим.
Молодая женщина осторожно переступила порог.
– Меня послали спросить, как у вас дела, все ли в порядке. И лепешек я принесла свежих.
– Дела у меня что у Берда на заводе, только труба повыше и дым погуще.
Женщина не удивилась и не переспросила. Понимала, что волшебник и должен выражаться многозначительно и туманно.
Терим развернул гостинец. Лепешки, не печеные, а жаренные на кунжутном масле, давно остыли, но после двухдневного поста показались удивительно вкусными.
– У меня к вашим старикам просьбишка, – сказал Терим. – Видишь человечка? Блаженный он. Говорить я его кое-как научил, но он все равно заговаривается и никакого ремесла не знает. Проводи его к людям и скажи, что я просил убогого не обижать. Пристройте его к какому делу: воду носить или нужники чистить, и пусть живет. А ты, Валерий Георгиевич, помни, что ты больше не волшебник. Силу свою ты в распыл пустил, а второй раз маг пойти на службу не может. Нынешнее твое начальство родится через тысячу лет – и значит, никакого приказа тебе не отдаст. Осталось тебе учиться быть человеком. Дело тоже непростое, но если постараешься, то выучишься. Все понял? Если понял, то проваливай. И тебе, голубушка, счастливого пути.
Оставшись один, Терим долго сидел с закрытыми глазами, отдыхал, слушал, все ли в порядке в мире, как живут люди и хорошо ли бьют родники, за которые никому не надо платить.
Все шло своим чередом, и, улыбнувшись, Терим открыл глаза. На столе лежали два листа бумаги. На одном – текст никчемного приказа, второй был заляпан винными сердцами и хранил первую строфу незаконченного сонета. Кто скажет, пишут ли сейчас сонеты, или их еще не изобрели?
Терим притянул старый лист, взял перо, придумав на его конце неиссякающую каплю чернил, и вывел под первой строфой:
В моем краю иная речь звучит,
А в сопредельных странах правит лихо,