А в остальном Улинина квартирка была прехорошенькая, и уют в ней главенствовал повсюду. В спальне царила трехместная девичья кровать под флисовым покрывалом, рядом стояло трюмо с дорогущей косметикой, пара торшеров, мягкие пуфочки и множество кружевных занавесок. Большая комната была выдержана в том же стиле. Здесь имелся сервант, полный тонкого фарфора, секретер, где хранились ювелирные украшения. Бижутерии Улина не признавала, только золото высшей пробы и натуральные камни. Диван с мягкими подушками, а неподалеку от изголовья – журнальный столик с новинками глянцевой мысли. Кухня была под стать остальной квартире. Тут вкушали и почти никогда не готовили. Зачем? Для легкого перекуса все можно найти в соответствующих магазинчиках, а если захочется полноценного обеда, всегда можно посетить ресторан, где для ее удовольствия трудятся профессиональные повара.
Роль змеиных голов сегодня выполняли финские фрикадельки, замечательные тем, что их приготовление не требует никаких усилий. Залить сметаной и сунуть в микроволновку. Потом так же разогреть штрудель с вишней. Кофе Улина пила растворимый, непременно со сливками и сахаром. Заваривать настоящий кофе было лениво, джезва простаивала без дела, сияя нетронутой чистотой.
Иногда Улина подумывала, что неплохо было бы завести девку-чернавку, чтобы и кухаркой была, и все остальное по дому исполняла, но дальше мечтаний о горячей кулебяке дело не шло. Это ж сколько хлопот ради настоящего кофе с домашним пирогом! Нет уж, пусть кофе будет растворимым без остатка, а к нему штрудель, купленный в фирменном кафе «Штолле».
Самое смешное, что при таком образе жизни Улина где-то работала и даже частенько на службе появлялась. В чем состояли ее обязанности, Улина сказать не могла, но справлялась она с ними превосходно и была на хорошем счету у начальства. А что еще нужно, если не стремишься к карьерному росту?
На этот раз Улина решила на работу сходить. Вроде бы какие-то сроки подходят, и вообще, сидючи дома, заплесневеть можно.
Позавтракав, Улина навела макияж и поехала. На службу она ездила на метро. Так меньше привлекаешь внимания, что немаловажно, если учесть, что рабочий день начался час назад. В отдел вошла с деловым видом, будто она уже давно здесь, рассеянно ткнула пальцем в клавиатуру компьютера, затем произнесла:
– Девочки, а не сообразить ли нам чайку? А то у меня пирог с брусникой пропадает.
Чай коллеги пили полчаса назад, но отказываться никто не подумал. Закипел старенький, советского производства электросамовар, рабочий процесс вошел в привычное русло.
Улина вывела на экран своего компьютера пасьянс «Косынка», не особо вникая, перекинула несколько карт, выключила скучную игрушку, открыла папку с рабочими файлами. Надо же, сколько тут всякой ерунды… неужто кто-то полагает, что она должна во всем этом разбираться? Так можно перелом головного мозга получить.
Вспоминалась песенка времен студенческой юности:
За то я тройку получил,
Что математику учил,
Что я пять лет ее подряд учил!
Я интеграл любой возьму,
Но лишь не знаю, что к чему,
Лишь пустяка не знаю – что к чему!
Песенку Улина помнила, хотя, как берутся интегралы, не знала ни тогда, ни теперь.
В помещение вошел завотделом Ипатов, которого за глаза иначе как Ипатычем не называли.
– Линочка, вы помните, что за вами отчет по статистике?
– Я же его еще на той неделе вам отослала, – не сморгнув глазом, соврала Улина. – Должно быть, не дошло. Беда с этими локальными сетями. Из одной комнаты в другую документ посылаешь, так половина по дороге теряется. В следующий раз распечатаю и сама отнесу, так будет надежнее.
– Лучше на флешке, чтобы зря бумаги не плодить.
– Можно и на флешке, – согласилась Улина, хотя никакой флешки у нее не было. – А статистику сейчас скопирую и еще раз отошлю.
Ипатыч вышел, а Улина принялась выяснять, о какой статистике шла речь. Ага, вот файл под названием «Отчет по статистике». Хорошо, когда все просто и понятно. А что внутри? Таблица какая-то. Ну, это не страшно, и не такое заполняли. Здесь графа узенькая, в нее небольшое число впишем, а здесь – пошире, сюда влезет большое. А тут прочерк поставим, должно же у нас чего-то не быть. Готово! Всего-то дел… и стоило Ипатычу волну гнать?
Улина с гордостью оглядела свое творение и отправила его Ипатычу по невинно ошельмованной локальной сети. За результат она была совершенно спокойна: ясно же, что никто с этой статистикой работать не будет, осядет она в куче прочих отчетов. И даже если кто-то сунется внутрь, то наверняка не заподозрит, что вся цифирь в отчете среднепотолочная. Недаром сказано, что есть ложь, есть наглая ложь, и есть статистика.
После обеденного перерыва, как и следовало ожидать, начались женские разговоры: кто, с кем, когда и что еще приключилось. Улина в беседе участия почти не принимала, боясь ненароком ляпнуть что-нибудь лишнее, но слушала с интересом, ахая в нужных местах, тем более что тема оказалась животрепещущей.
Основной рассказчицей была предпенсионная дама Вера Антоновна, у которой по любому поводу имелся в запасе пяток душераздирающих историй.
– У меня по соседству, – поучительно журчала Вера Антоновна, – жила разведенка. Муж от нее ушел, вот она и осталась одна. Завела, конечно, любовника, но и тут не задалось, любовник оказался приходящим, у него своя семья была, и бросать ее он не хотел. Так Лизавета – Лизой ее звали – надумала. Сыскала, уж не знаю где, адресок ведьмы, поехала к ней в деревню и попросила, чтобы хахаль ее от жены ушел. Само собой, заплатила, что следует, – немалые деньги, между прочим, – и стала ждать. А что такого? У нее мужа увели, а она чем хуже? Только вышло все боком. Хахаль жену бросил, но и к Лизке не склонился, ушел к третьей, а Лизка осталась на бобах: без мужика и без денег.
– Что же это за ведьма, раз она клиента подставляет? – спросила уборщица Клава, зашедшая послушать умные разговоры.
– Так ведьма же! Может, она со зла так сделала… или сама не знала, что получится.
– Как это не знала? – возмутилась Инга из группы комплектации. – Ведьма потому так и называется, что она все знает, ведает. А деревенские шептуньи, может, что-то и умеют, но не понимают ничегошеньки. Не ведьмы они, а умелки.
Улина чуть не поперхнулась горячим чаем. Услышанное обидело ее до самых печенок. Надо же слово такое выдумать! Она покажет Инге, где креветки зимуют, отучит словами бросаться! Ингочка бездетная, так пусть испытает все радости мастита…
И тут же Улина поняла, что ничего никому показывать не станет. Хочешь приходить на службу когда заблагорассудится, работать как придется – не смей срывать злость на коллегах, иначе случится перебор, и изощренный женский разум может о чем-нибудь догадаться. Так что сиди и не чирикай, молча глотай обидное прозвище.
– Чик-чирик! – сказала Улина.
Инга повернулась к ней.
– Что с тобой?
– Я говорю, что в ведьм не верю, во всяком случае, в таких, которые обо всем ведают. Ни разу подобных мудреек не встречала.
– А!.. Так я тоже не верю. Ни в ведьм, ни в умелок.
Вот ведь дура образованная! Сама не верит, а настроение испортила.
Домой Улина ушла на полтора часа раньше, чем полагалось по расписанию. А что такого? Если считать с обеденным перерывом, получится шестичасовой рабочий день. Очень приличненько. А если отсиживать от звонка до звонка, то на службу и домой придется ездить в час пик, поскольку к такси Улина испытывала непреодолимое отвращение. Сидишь рядом с незнакомым мужчиной, и то ли он от тебя зависит, то ли ты от него… В метро подобных неудобств нет.
На этот раз в вагоне напротив Улины оказалась девушка, из тех, что у женщин вызывают глухую ненависть, а у мужчин – неудержимое слюнотечение. Девице было лет семнадцать, но она уже вполне созрела для будущего. Фигурка, кажется готовая выпрыгнуть из платья. Личико, исполненное миловидности: вздернутый носик, ясные глазки, брови хорошей формы, не выщипанные, а лишь чуть подкрашенные, – все было дивно хорошо. Особенно губки, прямо-таки ждущие мужчину. Чуть полноватые, влажно блестящие, но при этом – никакого искусственного блеска, все свое, незаемное. Красавица читала электронную книжку, но Улина видела, что не столько она читает, сколько поглядывает, какое впечатление производит на окружающих.
На Улину впечатление было произведено самое негативное. Мужики Улине были напрочь не нужны, но это не значит, что какая-то шмакодявка может пользоваться у них успехом. За такое надо наказывать. Пусть она и ответит за обиду, нанесенную Ингой. Значит, я умелка? Вот и посмотрим, что я умею. Мастит наслать? Конечно, девственная грудка с гнойным маститом – это забавно, но ведь не полюбуешься, все под платьишком, да и вылечивается мастит быстро. Куда изящнее – бородавка. Черная, с боб величиной, покрытая жестким волосом и как раз на губе. Небось поубавится охотников эти губки целовать.
Девушка обеспокоенно завозилась, почесала верхнюю губу.
Ага, почуяла! Это еще что, вот дня через три, когда бородавка проявится, почувствуешь в полную силу. А я еще с тобой в метро встречусь, погляжу, какую ты будешь книжицу читать…
Настроение сразу улучшилось. По дороге домой Улина зашла в «Ленту», купила какую-то ерунду: чипсы, пакетик фисташек, крекеры с солью. На кассе расплатилась пятитысячной бумажкой. Получила сдачу, а вместе с ней забрала обратно свою купюру. Цыганки, говорят, умеют на сдачу забрать всю дневную выручку, но на этом их и ловят. А так сама кассирша не сможет сказать, откуда взялась недостача. Главное, такую операцию проворачивать только в больших магазинах, где невозможно запомнить отдельного покупателя. В маленьких магазинчиках, ресторанах и ювелирных салонах расплачиваться нужно без обмана. Видеонаблюдение там ведется, а посетителей с крупными деньгами не слишком много.
Улина зашла еще в «О’кей», где отоварилась вещами основательными: взяла пакет сливок для утреннего кофе, багет, пачку масла, упаковку бекона, нарезку сыра, какой подороже, пластиковый стаканчик крошечных помидорок-черри. Расплачивалась той же неразменной пятитысячкой. Теперь она при покупках и деньгах, а то называть деньгами зряплату, которую начисляют в конторе, язык не поворачивается. Как называется учреждение, в котором она числилась, Улина не знала. При поступлении ей говорили название, но она его позабыла.