Несколько минут прошли в молчании, лишь однообразный скрежет миллиона зубов терзал слух. Затем голос вахмистра произнес:
– В воротах брешь. Послал вниз людей с крепостным арбалетом. Стрела кожу пробила, но зверь, кажется, и не почувствовал ничего. Из раны потек яд. Стрелок погиб, – вахмистр помолчал, ожидая, видимо, ответа, и не дождавшись добавил: – Груз на решетке установлен. Людей отсылаю на восточную стену. Здесь управлюсь сам.
– Очень хорошо, – ответил Зан и отошел к противоположной стороне башни, откуда была видна восточная стена. Там вовсю кипела работа: солдаты спускали вниз мирных жителей, укрывшихся в замке, оружие, какое-то добро, чтобы прожить первое время. Граф Арьер, забыв о своих обязанностях, сидел, тупо уставившись на запад, где не было видно и следа бежавших мусагетов.
Наконец – и кажется, это действительно было концом – снизу раздался треск, тяжелый удар и ликующий вопль вахмистра:
– Насквозь пропорол!
Следом послышались хрип и стон, которые различило только искушенное ухо волшебника.
– Покойся с миром, – пробормотал Зан.
Эти слова Арьер расслышал.
– Что? Мы его убили? Победа!
– Если вы имеете в виду крапчатого, то он живехонек. Ваш офицер ценой своей жизни остановил его – пришпилил, выражаясь его словами. Наверняка ветеран был женат, холостяк слова «пришпилить» не скажет. Зверя пришпилили, но он жив, через неделю или две кислота разъест стальные штыри, и я не знаю, что станет делать освобожденный крапчатый. Хорошо, если он просто поселится в развалинах замка. Но заметьте, граф, как изящно сбылись разные пророчества. Наши предсказатели говорили, что замок Картон никогда не возьмут враги, а пророки мусагетов утверждали, что в самом скором времени он будет сокрушен. И вот – замок сокрушен, но враг в него не вошел и никогда не войдет, разве что через много тысяч лет, когда яд переживет себя.
– Да, конечно, все это очень интересно, но речь идет о том, что делать сегодня, а не через тысячу лет.
– Дел много… Кстати, ты не скажешь, о чем с тобой говорили в Арранской гильдии?
– Зан, я клянусь, что мне не сказали ничего достойного упоминания. Но я дал слово, что никому не расскажу о сути беседы. Я дворянин и не могу нарушить клятву.
– Слово дворянина – это серьезно. Не буду настаивать. Я полетел, прощайте, ваша светлость.
– Э, погоди, а я? Один я не выберусь – весь двор залит какой-то гадостью… наверное, это и есть твоя кислота. Она, конечно, стекает вниз, но медленно и вполне может достигнуть смотровой площадки. Отсюда надо срочно убираться.
– Вот я и улетаю, пока это возможно.
– Но ведь мы сюда вместе прилетели!
– Тогда было еще не так страшно колдовать. А сейчас, да еще рядом с крапчатым драконом… И не проси. И потом… ты же дал слово благородного дворянина, что будешь защищать замок Картон до последней капли крови и не покинешь его, пока он в опасности. Неужели ты собираешься нарушить свою клятву?
– Хватит, Зан, давай серьезно…
– Я серьезен так, что дальше некуда. Торжественно обещаю, что я расскажу всем о твоей геройской гибели. После этого сочинители авторских песен несомненно напишут блаладу о твоем непреклонном геройстве. Да я и сам ее напишу. Слушай, последние строфы уже созданы:
Великий воин был готов
Устроить тарарам,
Но меч его – гроза врагов —
Переломился там.
Погиб за родину герой,
Такие, блин, дела,
И мы вечернею порой
Поем о нем: «бла-бла!»
По-моему, проникновенно.
– Зан!.. – в голосе Арьера слышались неприкрытые рыдания. – Ты что, в самом деле собираешься меня бросить?
– В таком случае, – жестко произнес Зан, – немедленно выкладывай, о чем тебе говорили в гильдии.
– Я уже сказал: полную фигню! Даже рассказывать стыдно. Верховный жрец велел, чтобы я ни в коем случае не ел и даже не заказывал поварам гювеч с зеленой фасолью. А я первый раз про этот гювеч слышу и знать не знаю, что это такое.
– Я тоже, – к удивлению Арьера, Зан смеяться не стал. – Но отсутствие информации – это тоже информация. Значит, займемся гювечем, а если надо, то и поедим.
– Но теперь, когда я все рассказал, ты заберешь меня отсюда?
– Что с тобой делать… Только приятного путешествия не обещаю. Безопасно колдовать я могу только в отношении себя. А тебя понесу в охапке и, если будешь дергаться, уроню. Постараюсь дотащить до первых безопасных мест, а там уже своим ходом. Ну, поехали!
Тяжело, словно переевший рыбы пеликан, Зан с Арьером на руках взлетел в воздух. Неприступный замок Картон остался внизу, внешне совершенно целый, но грязно-оранжевое облако отравы окружало его, поднимаясь подобно тесту на дрожжах и лениво стекая по склону. И никто не мог сказать, сколько яда источит крапчатый, как далеко он растечется и за какой срок природа сможет нейтрализовать его.
Прежде граф Арьер не раз путешествовал по воздуху, но это всегда происходило в магическом коконе, мягко и нечувствительно. А теперь, неосторожно глянув вниз, он задрожал и принялся цепляться за летящего чародея.
– Не елозь! – зло шипел Зан. – Сейчас брошу на фиг – и узнаем, от чего ты быстрее помрешь: от яда, от удара о землю или от страха.
– Не-е!.. – блеял граф, пытаясь ухватиться хоть за что-то. «Чем-то» оказалась ухоженная борода мага.
– Отпусти мою бороду, болван! Пойми, ведь вместе грохнемся! Отпусти, кому говорят!
Какое там – отпусти… Вцепился так, что не оторвать.
– На сегодня довольно. Распрягай!
Постоялого двора в деревне не было, но добросердечная вдова за неясно какую цену пустила на ночь подозрительных путешественников. Пятеро мужиков на одной тележке, которую тащил изработавшийся, ко всему привычный мул. Сволочить всю ораву в гору животине было не под силу; там мужики слезали с тележки и, матерясь, перли пешедралом. Зато по равнине повозка катилась довольно бодро.
Поклажи на повозке было немного: кое-что из одежды и провизия на пару дней. Товара на продажу или обмен не заметно, что для путешествующих простолюдинов не характерно. Поэтому встречные провожали тележку подозрительными взглядами, не без оснований полагая, что встретили разбойников, а хозяева по деревням неохотно пускали на постой таких гостей.
Единственным достойным упоминания предметом на телеге был бочонок емкостью глютона на полтора. Его и выгрузили в первую очередь. Один из приехавших прижал бочонок к необъятному чреву и понес в дом. Владельца брюха звали Бир, да иначе и быть не могло. В горнице Бир водрузил бочонок на стол, ловко расшатал затычку с гвоздем и, запрокинув голову, принялся лить в разверстую глотку пенный напиток. Загрузив в брюхо не меньше полглютона, Бир вернул на место затычку, а сам уселся на лавку с чувством выполненного долга.
Остальные проявили куда большую сдержанность. У троих в мешках оказались оловянные кружки, каковые и были наполнены вполне цивилизованным образом. Обделенным остался лишь последний из вуаяжеров – задрипанный мужичонка, обряженный в обноски, позаимствованные едва ли не у огородного пугала. Впрочем, он и не принадлежал к дружной команде путешествующих – его взяли неделю назад проводником, наняли за харчи, обещав кормить все время поездки.
– Смотрю я на тебя, – сказал оборванец, – и не понимаю. Едем мы неделю по меньшей мере. Жара стоит страшенная. За это время пиво в бочонке не то что скиснет, а попросту протухнет. Хлебнешь – вмиг копыта отбросишь. А ты, чуть остановка, к нему присасываешься. И опять же, сколько у тебя там пива? При твоих аппетитах – дня на два, да и то тебе одному. А ты хлещешь и хлещешь. Бездонный он у тебя, что ли?
– Прежде всего, – важно отвечал Бир, – у меня тут не пиво, а эльфийский эль. Ни на какой жаре он не киснет и не тухнет.
– Погодь! Никаких эльфов на свете нету, сказки это.
– Эльфов, может, и нету, – покладисто согласился Бир, – а эльфийский эль – вот он. Не веришь – не пей, я не настаиваю. А что касается бочонка, то будь он бездонным, я положил бы его на бок и поселился бы у пивного ручья. К несчастью, вылить из него можно не больше, чем было налито. В прошлом году все пивоварни Аррана работали на мой бочонок, – Бир покачал свое сокровище и удовлетворенно заключил: – Глютонов восемьсот еще есть, на первое время хватит.
– Откуда у тебя такая прелесть? – спросил козлобородый Пуся, придвигая опустевшую кружку поближе к прелести. – Никогда не поверю, чтобы мудрецы Аррана подобную штуку из своих лап выпустили.
– Выпустили, еще и спасибо сказали. Главный ихний магистр так и сказал: «Увози его подальше, весь эль себе забирай, только нас от этого бочонка избавь». Сами небось знаете: колдовство ноне взбесилось, вот маги и опасаются, как бы чего не вышло. Бочонок-то с волшебинкой.
– А ты не побоялся? А ну-ка он тебя не пивом напоит, а в жабу превратит?
– Чего бояться? Должно же быть на свете что-то святое, на что никакое бешеное волшебство не посягнет. Я так полагаю, что ничего святее пива нет.
Согнутая бородавчатая хозяйка принесла глиняный противень с горячими лепешками.
– Что, матушка, – спросил Бир, – пивка хочешь?
– Не откажусь, – проскрипела старуха, словно из воздуха доставая пивную кружку чуть не в четверть ведра.
Наливать полную кружку прижимистый Бир не стал, но плеснул щедро. Бабка отхлебнула эля, сказала: «Брекс!» – превратилась в жабу и поскакала в кухонный угол.
– Ой! – проводник громко икнул и попятился.
– А что такого? – меланхолично заметил Бир. – Жабочкой болотной она прежде была, жабкой и осталась. Опять же – как мы уедем, может, ее и отпустит. Думаю, бабуленция приколдовывала порой, вот ее и поурочило. А мы люди простые, нас заколдовывать не за что. Ну, кому эля эльфийского за жабкино здоровье выпить?
Трое придвинули кружки к самому гвоздю, проводник отрицательно замотал башкой и только что по-волчьи не завыл.