— Благодарствую, колдун! — быстро поклонилась девка. — Я потом… принесу чего-нибудь.
Она вернулась к коромыслу, подняла на плечо, двинулась по улице, поводя бедрами.
— Нет, чтобы в гости пригласить, зар-раза, — буркнул себе под нос Олег, поворачивая следом. — Хоть бы спросила, чего надо, с чем приехал?
В принципе, он предпочел бы какую-нибудь молодую вдовушку в хозяйки. С такими при ночлеге и общий язык найти проще, и отношение добрее, да и вообще… Однако объявлений: «Молодая вдова пустит на ночлег добра молодца» — никто в деревнях не вешает, а заговорам, как дом одинокой хозяйки вычислить, Ворон своих учеников не учил.
— Батюшки, гость дорогой! — От таких слов ведун нервно вздрогнул, однако из дома справа, вытирая руки о передник, уже торопилась молодая женщина в кокошнике. Замужняя, стало быть. — Здоров будь, батюшка.
Не доходя двух шагов, хозяйка низко поклонилась… Та самая, которую он у Ворона научил, как мужа вернуть. Просто, не деревня, а дом свиданий какой-то.
— Какими судьбами, батюшка?
— Да вот, ночлег ищу.
— Так заходи во двор, заходи! Такому гостю двери всегда открыты. — Женщина отобрала поводья и повела коней к себе во двор.
— Вернулся, стало быть… — сделал вполне резонный вывод ведун.
— Вернулся, — счастливо улыбаясь, кивнула хозяйка. — Иди в дом, гостюшка дорогой, раздевайся, отдыхай. Я лошадок твоих расседлаю да напою. Как муж из лесу вернется, так и снедать сядем.
— Спасибо на добром слове… — не стал спорить Олег.
В доме было тихо и спокойно. Крохотный румяный малыш посапывал в подвешенной к потолку колыбельке из выдолбленной половинки дубовой коряги. Это правильно — чтобы крепким вырастал. Вокруг пахло свежим деревом и мясным отваром. Стол, лавки, пол — все белело новизной.
— Вот и муженек приехал, — вошла хозяйка. — Сейчас дрова под навес перекидает, да и сядем. Я как раз крынку с мясом кабаньим открыла, как чуяла гостя-то…
Женщина ушла к печи, забрякала деревянной посудой. Вскоре хлопнула дверь. Вошел хозяин в распахнутом тулупе, скинул одежду, шапку на лавку, мгновенно превратившись из объемистого мужика в щуплого паренька, повернулся к столу… И Олег судорожно сглотнул. Рогдай тоже остолбенело замер, обнаружив сидящего на лавке ведуна, но быстро справился с собой, занял место во главе стола:
— Неси как есть, Голуба! Оголодал с утра, как волк бездомный. Неси!
Ели молча. Пироги с яйцом и капустой, сладкие булочки с медом и голубикой, ячневая каша с тушенкой, запили сытом.
— Спасибо, хозяюшка, — первым отвалился Олег. — Вкусно очень, да не могу больше.
— Всегда гостям рады. Может, меду хмельного из погреба принести?
— А как же, — моментально согласился хозяин, — неси.
Но едва женщина вышла из дома, он наклонился вперед и зашептал:
— Помоги мне, колдун, ты все можешь. Млада опосля заговора твоего глаз от меня отвести не могла, да токмо немощь мужская меня вдруг одолела неимоверная. Ничего не могу.
— Что-то по жене твоей не видно, чтобы без ласки скучала, — глядя прямо перед собой, как перунов истукан, ответил Олег.
— Да с ней-то все ладно выходит, — замотал головой Рогдай. — А как к Младе загляну — так и силы никакой нет. Сбежал от нее к Голубе от позора. Не знаю, что и делать, колдун.
— Послушай, друг мой, — продолжая разглядывать печь, поинтересовался Олег. — Коли тебе Млада так мила, отчего ты не на ней, а на Голубе женился?
— И не знаю, колдун. — Облизал деревянную ложку паренек. — Думал, любил безмерно. Да только на деле оказалось, Млада милее. Уж и не знаю, что за помутнение на меня от Голубы нашло.
— А может, не от нее? Может, после свадьбы наваждение появилось? Этак с полмесяца назад.
— Не-е… — замотал головой Рогдай. — Краше Млады никого в мире нет.
В этот момент хлопнула дверь, и разговор оборвался сам собой. Мужчины стали попивать мед, обсуждая близость весны, женщина захлопотала у печи. И только когда она ненадолго вышла к скоту с бадьей запаренной брюквы, паренек торопливо поинтересовался:
— Поможешь, колдун?
— Потерпи до завтра, — ответил Олег. — Все переменится.
Заплакал младенец. Прибежала Голуба, взяла его на руки, мерно покачивая.
— Спасибо за все, хозяюшка, — поднялся ведун. — Ты уж прости, пойду я на сеновал спать. Боюсь, дитятко твое тревожить меня станет.
— А не холодно будет?
— Ничего, у меня шкура мохнатая… — Олег подошел ближе и тихо добавил: — Хочешь мужа сохранить, до рассвета коней оседлай. И меня разбуди, пока Рогдай не встал.
Предупреждение женщина усвоила четко, а потому Олег ощутил толчки в плечо еще в полной темноте, даже до первых сумерек. Поднял голову:
— Вставай, колдун. Все еще спят.
Во дворе сонно всхрапывали оседланные и навьюченные лошади, где-то неподалеку тихо перекудахтывались куры, редко подтявкивала собака.
— Рассветет-то скоро? — протер глаза ведун.
— Скоро. Малой аккурат перед рассветом титьку просит.
— А-а, — кивнул ведун. — Тогда все точно. Что же, прощай, хозяйка. Спасибо тебе за доброту, за ласку. Надеюсь, больше тебе мои советы не понадобятся.
Он вышел во двор, поднялся в седло, переехал узкую улицу и постучал в раму затянутого бычьим пузырем окна:
— Млада? Ну-ка, выйди. Разговор есть.
В избе заворочались, скрипнула кожа дверной петли. Показалась заспанная простоволосая девка, в полотняной рубахе и валенках, в накинутом на плечи шерстяном платке. Это действительно была Зарянина подружка.
— Иди сюда, не бойся, — кивнул ведун. — Хочу все твои беды разом решить. Скажи-ка, ручеек проточный неподалеку есть?
— Есть, в Ерошкином овраге, за гороховым полем. То есть что летом засе…
— Иди сюда, пальцем покажешь. — Олег подхватил ее, посадил на седло перед собой, поскакал к воротам, наклонившись, прямо с коня откинул засов. — Куда поворачивать?
— Прямо. Вон туда, где низина между соснами.
Текущий по дну оврага ручей просвечивал сквозь снег темными промоинами. Значит, родник где-то неподалеку, вода не такая холодная. Это хорошо: без топора обойтись можно. Олег, цепляясь за ветки, спустился на дно оврага, пяткой пробил лед.
— Млада, спускайся сюда. Снимай валенки.
— Зачем?
— Хочешь, чтобы с Рогдаем все наладилось? Снимай, становись ногами в воду и за мной заговор повторяй.
Девица, после короткого колебания, выбралась из валенок, ступила в ручей, который оказался ей по колено:
— Ой, холодно!
— Потерпи, это быстро. Повторяй: «Смой вода, пыль и грязь, пот и слезы, смой с меня тоску-кручину, унеси в свою пучину. Навсегда уйди, зла тоска, чтобы я по милому не скучала, слез не проливала, окон не отпирала. Слово мое крепко, дело мое лепко». — Олег зачерпнул из ручья воды, плеснул Младе в лицо, черпнул еще раз, вытер. — Все, вылезай. Быстро наверх!
Выбравшись из оврага, он посадил девушку в седло, быстро и сильно растер ей ноги — сделал согревающий массаж. Массировать кисти и ступни — дело нетрудное. Представляешь, что у тебя в руках не мясо и кости, а кусок пластилина, и тискаешь, пока мягким не станет. С ногами уже сложнее — там вдоль сосудов работать нужно, чтобы застоев крови не было…
— Какие у тебя руки, колдун, — кутаясь в платок, сказала Млада. — Горячие, ласковые. Нравятся.
— Это чтобы не простыла. — Закончил растирание Середин, надел ей валенки, достал из сумки медвежью шкуру, набросил ей на плечи, хорошенько запахнув спереди, поднялся в седло сам, поскакал к деревне.
Селение уже просыпалось. Кричали петухи, гремели кадки, требовательно мычали коровы. Правда, на улице никто пока не появился. На рассвете у крестьянина в доме да в хлеву хлопот хватает, гулять некогда.
— Вот. — Осадил гнедую перед воротами ведун. — Ступай.
— Куда? Никуда я не пойду! Что мне там делать? Парней нет никого. Кто посильнее — на север от нежити ушли, иные поженились уж все, али земляные люди покалечили. А теперь, как ты меня покрал, я тут и вовсе никому не нужна.
— Так ведь тут же твой… — собрался напомнить Олег и осекся. Только что он сам, своими руками заставил Младу выполнить заговор на остуду, чтобы избавилась от любви к Рогдаю, забыла его и семью чужую не рушила. Так что к нему она больше рваться не станет. А других интересов у нее в селении нет. Да еще после того, как добрый молодец по утру на коне увез. И мужики местные то же самое скажут: «Украл — забирай».
— Хотя нет. Они скажут: «Украл — женись»… — И Олег пнул гнедую, пуская с места в карьер. Он уносился мимо деревни на юг, похрустывая тонким весенним льдом, что прихватил за ночь мелкие лужи. — Правильно говорил Серега… Что бы ты ни делал в этом мире, все тебе троекратным злом вернется!
Млада заерзала, усаживаясь поудобнее, прижалась к его груди:
— И руки мне твои нравятся. Горячие. Хорошие.
— Скажи-ка, Млада, — сдерживая злость, поинтересовался Олег. — А деревню Колпь ты знаешь? Там усадьба должна быть — боярыни Вереи.
— Знаю, тут недалече. Токмо реку перемахнуть надобно. По ту сторону она.
Усадьба правительницы Колпи выглядела весьма солидно: трехметровый земляной вал, высокий частокол с бойницами, смотровая башенка у ворот. Не то чтобы такая крепость смогла устоять против сказочной орды Чингизхана или даже суздальской дружины, но вот против десятка сотен половцев или хазар при гарнизоне хотя бы в полсотни ратников держалась бы, пока припасы не кончатся. Впрочем, степняки так долго на одном месте все едино устоять бы не смогли. В лесах пастбищ мало, припасов они с собой не возят. Опухли бы от голода первыми. Потому-то и не пряталась усадьба вдалеке от рек и проезжих дорог, а гордо возвышалась на излучине реки, над широкой отмелью. Летом тут, наверное, песок желтел, и волны на него с шипением накатывали — но сейчас и берег, и река оставались однообразно белыми.
Подъехав к толстым дубовым воротам, Середин спешился, немного отступил, подняв лицо к дежурящему наверху воину:
— Эй, служивый! Скажи, дома ли боярыня Верея?! Гость тут к ней приехал.