За сильной спиной де Мортена творилась какая-то суета, похоже, помимо нас, здесь были еще люди. Я попыталась повернуть голову, но он не позволил: продолжал чертить узоры, на шее, на груди, на лбу. У меня до сих пор не прошло чувство, что я проглотила воинственно настроенного ежа, хотя дышать стало легче.
Закончив со мной, Винсент резко поднялся и развернулся к миссис Эпплгейт.
– Какого демона я посадил вас на этот поезд?! Какого демона вы столько лет служите в ведомстве, если не можете справиться с одним недоделком?!
– Ваша светлость…
– Замолчите! Я доверил вам эту женщину, а вы ее чуть не убили. Так что оставьте оправдания при себе.
Жесткий властный голос де Мортена заставил поежиться, пусть его гнев был обращен не на меня, стало не по себе.
– Винсент… она… не… виновата. – Говорить было по-прежнему больно, поэтому между словами приходилось делать паузы. Никогда не думала, что у меня может быть голос, словно я простужена второй год или постоянно курила низкосортный табак.
Он обернулся: злой, как все демоны вместе взятые, но взгляд его полыхнул такой пронзительной нежностью и тревогой, что мне стало дурно.
– Лежите смирно, вы… магнит для неприятностей.
Честно, я и не собиралась вставать. Тело словно существовало отдельно от меня. Поворот головы – чтобы оглянуться, дался с таким трудом, словно она была чугунной. Я не представляла, что стану делать, если увижу своего несостоявшегося убийцу. Просто хотела знать, что его здесь нет, и его не было. Наверное, мужчину увели те люди, которые приходили, когда Винсент меня лечил.
Вместе с сознанием вернулся страх, и теперь меня колотило так, что кровать дрожала. На краю разума мысль-демоненок отплясывала бесконечный шальной танец: «Я-почти-умерла-я-почти-умерла-я-почти-умерла», – стоило вспомнить, как руки сдавливали шею, все внутри сжималось. А еще становилось холодно. Очень холодно.
– Где… этот… человек?
– Луиза, вы в безопасности. – От него веяло уверенностью и силой, а тепло во взгляде де Мортена подействовало как успокоительное: я глубоко вздохнула и закрыла глаза, отпуская страх.
– Покажите руку. – Тон его мигом стал прохладнее: судя по всему, он обращался к моей компаньонке. – Голова кружится?
Раздался странный хруст и короткий вскрик, я вздрогнула и вжалась в постель.
– Ваша светлость, – донесся еще чей-то голос из коридора. – Позвольте…
Я с трудом разлепила веки: как раз когда Винсент вышел из купе и захлопнул дверь. До меня доносились обрывки фраз, когда кто-то говорил громче:
– …Выживет…
– …Скажете, что взорвался светильник …
– …Отправить в Лигенбург…
О чем они говорят? Я не хочу возвращаться в Лигенбург! Мне надо к деду!
Я резко села на кровати, но мир перевернулся, я вместе с ним рухнула вниз безвольной куклой или бревном, если отбросить поэзию. Встреча с подушкой была мягкой и неотвратимой, а спустя миг рядом со мной уже оказалась миссис Эпплгейт.
– Миледи, вам нужно лежать!
Выглядела она неважно: на щеке ссадина и кровоподтек, лицо зеленовато-серого цвета, под глазами круги.
– Вам… тоже… – заметила я и добавила: – У вас… что-нибудь… болит?
– Нет.
– Серьезно? – другая бы на ее месте после такого не разогнулась, эта же набросила халат и стоит прямая, словно палку проглотила. – Кто… вы такая?
Та с бесстрастным видом пожала плечами.
– Мое имя вы знаете.
Потрясающе. Снова одни сплошные секреты. А главное, компаньонка у меня по последнему писку моды: с револьвером в комплекте и молниеносной реакцией.
– Помогите мне… сесть, пожалуйста. У меня потолок… перед глазами… плавает.
В купе снова заглянул Винсент.
– Через час поможете леди Луизе одеться и приведете в вагон-ресторан. С этим справитесь или нужна помощь?
У женщины побелели губы, и мне – вот неожиданность – снова захотелось запустить в де Мортена чем-нибудь тяжелым. Нельзя же быть таким жестоким!
Дверь захлопнулась с легким щелчком, компаньонка осторожно помогла мне приподняться, взбила подушку и поставила ее к изголовью. Медленно усадила, чтобы я снова не кувыркнулась навзничь. Только убедившись, что со мной все хорошо, отступила к кровати. Ее повело, и миссис Эпплгейт на миг прислонилась к стене. Я покосилась на сопровождающую, пытаясь прийти в себя: насколько это позволяли мои трясущиеся пальцы и остальное трясущееся все.
– Я могу… одеться сама. И помогу… вам, если… нужно.
– Не глупите.
Ой, да ладно. Меня только что чуть не придушили. Имею право.
К тому времени, как мы двинулись в сторону вагона-ресторана, уже рассвело. Новость о происшествии растеклась по вагонам, постоянно хлопали двери купе. Пассажиры выглядывали в коридоры, словно их постигла массовая бессонница, делали вид, что хотят позвать проводника, перешептывались. Версия взорвавшегося газового светильника взбудоражила всех, до меня то и дело доносилось взволнованное: «Кто-нибудь пострадал?..» – «На перроне стало светло как днем, а потом этот жуткий грохот…» – «Ох, это было так ужасно!..» – «С газом такое бывает, вот у моей сестры…» – «Меня больше беспокоит, на сколько задержится поезд. Мы уже больше часа стоим в Болдшире…»
Миссис Эпплгейт двигалась стремительно и вела меня, я же просто шла за ней, как девочка, вцепившаяся в руку матери. Не знаю, как называется это состояние. Первый этап – когда я мало что соображала и качалась в руках Винсента, как в колыбели, уже миновал. Второй – когда трясло так, что зубы стучали, тоже. И вот теперь навалилась звенящая пустота. Я словно со стороны наблюдала, как мы миновали последний переход и вошли. Сегодня обстановка поезда уже не казалась такой роскошной. Возможно потому, что в этой роскоши я могла остаться навсегда.
– …пострадает репутация поезда.
– Репутация поезда пострадает еще сильнее, если кто-то пустит слух, что ночью в купе чуть не убили женщину.
К нам повернулись все: Винсент, седой полицейский с фуражкой в руках, проводник из нашего вагона, усатый шустрый коротышка, стоявший рядом с ним, судя по форме, начальник поезда, еще какой-то высокий незнакомец, с холодными глазами и массивной нижней челюстью. Светловолосая молодая особа – та самая, что ужинала с убийцей, выглядела не старше восемнадцати. Она съежилась за столиком в середине вагона, бледная, с заплаканными глазами, и затравленно вздрогнула, когда взгляд ее столкнулся с моим.
А потом я увидела своего палача. Точнее, человека, который мог бы им стать. Его усадили чуть поодаль от леди: поникшего, словно сломанный манекен. Сюртук висел на угловатых плечах, на левом белела повязка. Длинные пряди слиплись и повисли вдоль измазанного кровью худого лица, подчеркивая острый подбородок, но страшнее всего был взгляд. В нем не отражалось ничего до той поры, как он меня узнал. Пустые глаза полыхнули яростью, губы искривились. Он рванулся с невиданной для человека силой, я отшатнулась, готовая бежать, но миссис Эпплгейт удержала меня за плечи.
Полицейский и высокий мужчина скрутили убийцу раньше, чем тот успел шаг ступить. Он сыпал такими проклятиями, что будь на моем месте девушка поскромнее, свалилась бы в обморок. Глаза его закатились, язык вывалился изо рта, он гримасничал и дергался, пока его пытались усадить на стул, с тонких губ сорвалось воем:
– Грязна-а-а-ая девка должна умереть!!! Грязна-а-а-ая…
– Заставьте его замолчать, – даже я вздрогнула от зловещего холода в голосе де Мортена.
По вагону прокатилась волна чудовищной силы, я чувствовала вибрации магии, расходящиеся от Винсента: сильные, яркие, подавляющие. Упрашивать полицейского не пришлось, он мигом запечатал безумцу рот при помощи какой-то тряпки. Тот мычал до тех пор, пока миссис Эпплгейт не подошла и не встала перед ним – так, чтобы мы не могли друг друга видеть.
Винсент приблизился, подвинул мне кресло, помог сесть. Сжал мои ледяные ладони, чтобы согреть, и немного понизил голос.
– Луиза, мистер Джефферс работает на Фрая. Он задаст вам несколько вопросов, потом я провожу вас в купе. Договорились?
Не в силах удивляться, я кивнула, а Винсент уступил место высокому мужчине. Сам де Мортен вернулся к остальным. Они о чем-то негромко разговаривали, а я не могла отвести от него взгляда. Как же хотелось, чтобы он был рядом! Просто держать его за руку…
– Вы раньше встречались с человеком, который на вас напал, леди Луиза?
– Нет, – по-прежнему хрипло ответила я. – Видела его первый раз в жизни.
Который мог стать последним.
Я оттолкнула эту мысль, подавив желание зажмуриться и сжаться в комочек.
Точнее, второй, первый раз был в ресторане. Но это ведь не считается?
– Его зовут сэр Томас Хилкот, – мистер Джефферс подался вперед, – баронет.
Хилкот, Хилкот… Хилкот?! Баронет?! Тот самый ханжа, который забрасывал меня письмами с пожеланиями гореть в очищающем огне?!
Судя по всему, я изменилась в лице, потому что мужчина вперил в меня пристальный взгляд.
– Его имя вам известно. Откуда?
– Он меня проклинал. – Я сглотнула и поморщилась. – В письмах. Обещал адское пламя и вечные муки. Из-за того спектакля, в котором я играла, «Злая любовь». Кажется, что-то такое он и кричал, когда пытался меня задушить. Что-то про грязь.
– Он когда-нибудь угрожал вам лично?
– Я же сказала, что вижу его впервые. Даже не представляла, что кто-то из подобных ему людей способен на убийство. Обычно дальше оскорблений дело не идет.
– Расскажите все, что помните. Сколько было писем. Когда пришло последнее. Что именно он писал.
– Думаете, я их считала?
Пришлось вспоминать все, начиная с угроз в записках, которые потом превратились в письма с подробными объяснениями причин моей порочности. Разумеется, сами письма остались только в воспоминаниях: эту гадость я уничтожала сразу, а последние конверты с именем баронета отправляла в камин, не вскрывая.
Я облокотилась о столик, глядя на холодное зимнее солнце, лениво взбирающееся по небосводу над невысокими треугольными крышами, на снующих перед зданием вокзала торговцев. Здесь не было зданий выше двух этажей, оттого заснеженный станционный городок казался игрушечным. Мистер Джефферс записывал все, от постоянно повторяющихся вопросов с разными формулировками немного тошнило. Наконец он оставил меня в покое и отошел к остальным.