Орвехт добыл себе из кладовки широкополую шляпу, а песчаная ведьма шла с непокрытой головой – ее защищали от солнечного удара длинные русалочьи волосы, в которых жила толика олосохарского волшебства. Жару и жажду она переносила куда лучше, чем обыкновенные девушки или даже обыкновенные ведьмы. Впрочем, от жажды страдать не приходилось: коллеги, получив донесение Суно о последнем происшествии, своевременно пополняли его магическую кладовку флягами с водой и чаем.
Ему настоятельно порекомендовали «поскорее решить текущие проблемы и приступить к выполнению своей миссии» – в лучших традициях светлейшей канцелярщины, но в то же время сообщили, что решение послать на переговоры одиночку было, очевидно, не самым правильным, и сейчас обсуждается вопрос о том, чтобы отправить для диалога с Эдмаром делегацию магов. Суно Орвехта покамест не отзывают, так что он должен продолжать попытки. Что ж, спасибо вам, коллеги.
– Забагда ярится, – озабоченно заметила Хеледика, глядя с прищуром на безмятежно-голубое небо на юге.
– То есть? – уточнил Суно.
– Я чувствую… Мне кажется… Боюсь, на днях будет буря. Наше племя всегда это чувствует.
«Я-то думал, что дела у нас нынче плохи… Да они у нас в настоящий момент обстоят великолепно – ровно до тех пор, пока Пес Южного Ветра не начнет носиться над пустыней с бешеным воем, вздымая волны песка и закручивая смерчи до небес. Когда на нас обрушится Ярость Забагды, тогда мы узнаем, что такое «плохо» по-настоящему!»
– И что ваше племя делает во время песчаных бурь?
– Прячется по домам.
– А если кого-то непогода застигнет в пустыне?
– Тогда остается только просить Забагду о милости, но когда на Великого Южного Пса нападает ярость, он ничего не слышит. Еще можно молиться о помощи богам и нашему предку-прародителю.
Хеледика смотрела на спутника испуганно и серьезно, совсем как когда-то в Мезре.
– Давай-ка прибавим ходу. Буря еще не началась, ты сама сказала – на днях. Не сегодня, верно? Незачем сдаваться раньше времени. Может, и успеем куда-нибудь добраться. Скажи-ка, что у песчаных ведьм за предок-прародитель?
Об этом у Светлейшей Ложи никаких сведений не было.
– У нас говорят, жил когда-то в далеком прошлом маг, который любил песчанниц. И они его тоже любили, поэтому не пили у него кровь, как у других мужчин, которых к себе заманивали. Это был могущественный маг, песчанницам он оказался не по зубам, и у них от него рождались дочери, которые стали первыми песчаными ведьмами – они по отцовской линии принадлежали к человеческому роду, но унаследовали от матерей волшебство. Предка-прародителя у нас почитают и зовут на помощь, если какая-нибудь беда.
– И он помогает? – заинтересовался Суно.
– Я не слышала о том, чтобы он хоть раз кому-то помог. Но его все равно зовут, так принято.
«Ясно… Значит, на предка рассчитывать не приходится. Да он, скорее всего, уже которую жизнь подряд прозябает в Накопителе: песчанницы не могли с ним справиться, а объединившиеся в рой маги-упыри – это сила не в пример серьезней…»
Он привычно себя оборвал: не увлекаться этакими мыслями, сие до добра не доводит. С другой стороны, размышления, пусть даже крамольные, помогали отвлечься от жары и заливающего желто-голубую даль полуденного блеска, в то время как Суно и Хеледика так быстро, как только могли, шагали на северо-запад, по направлению к плоскогорью Руманди, где у них будут шансы укрыться от песчаной бури.
В подвале Дирвен побывал за компанию с работниками, которые отправились туда всей гурьбой, захватив ведра и веревки. Чтобы верблюды вдоволь напились в расчете на обратное путешествие, воды нужно много, и никто из тех, кто таскает ее наверх, не будет лишним. Во всяком случае, Эдмар, который молча и терпеливо созерцал это нашествие, не стал придираться к тому, что амулетчик Светлейшей Ложи деловито снует с потертым кожаным ведром туда-сюда по его схрону.
Внизу все было пронизано магией, и амулет, реагирующий на ее присутствие, не переставая жужжал, словно впавшая в осеннюю истерику муха. Слышно это было только Дирвену. Впрочем, Эдмару, наверное, тоже. Непонятная магия, не классифицированная исследователями Ложи, – об этом свидетельствовал звук, не похожий ни на один из тех сигналов, которые Дирвен, как положено хорошему амулетчику, знал назубок.
За ужином работники оживленно болтали по-сурийски, страхи были на время забыты, порой раздавался веселый смех: они вернутся из этого путешествия богачами, каждого в награду за труды оделили пригоршней золотых и серебряных монет! Эдмар к еде и воде не притронулся – постился, а потом отправился в подвал, напоследок еще раз предупредив, чтобы никто из тех, кому не расхотелось жить, не выходил за охранную черту.
– Какое отвратительное двуличие, – сокрушенно произнес Нохиш-нуба, когда они с Дирвеном в потемках отошли в сторону от остальных. – Он ведь скормит их всех местному народцу, когда вернется. И в его щедрости нет ничего удивительного: этих несчастных съедят, а вознаграждение останется у него. Вероятно, одного-двух самых безропотных он пощадит, чтобы кто-то прислуживал ему на обратном пути. Нам с тобой тоже подписан смертный приговор, вменяемые свидетели этому отродью Хиалы не нужны. Но ты слушай меня, и мы уйдем отсюда с полными карманами золота, еще и всех остальных выручим.
«Не такой уж он пропащий человек, хоть и мошенник, – отметил про себя Дирвен. – Не только о себе думает, хочет спасти рабочих».
– Ты ведь знаешь, кто я такой? – приблизив лицо к его лицу, так что собеседника обдало запахом засаленных волос, сладковатых благовоний и съеденной на ужин копченой колбасы, прошептал Нохиш-нуба.
– Знаю.
– Вот и я так понял, что от тебя ничего не утаишь, ты парень смекалистый. Поверь, я еще не из таких передряг выбирался. Осилишь убрать его верного головореза?
Дирвен кивнул. Махур-нуба – серьезный противник, однако не амулетчик, хотя амулеты у него есть, по меньшей мере защитные.
– Лучше сделать это до утра, – продолжил Нохиш-нуба, рассеянно, как перед фокусом, разминая заплывшие жирком, но весьма ловкие пальцы. – А потом, когда наша головная боль выйдет из подвала, с ней тоже разберешься. Ты парень смышленый и отчаянный, не оплошаешь.
– А как же вы? – он смерил союзника выразительным испытующим взглядом. – Разве не собираетесь участвовать?
– Не пойми меня превратно, я сейчас не в силах драться, – признался маг покаянным доверительным тоном. – Незадолго до этой авантюры попал в одну скверную историю, последствия до сих пор дают о себе знать. А ведь на обратном пути понадобится тот, кто обеспечит защиту каравана от пустынного народца, поэтому мне лучше поберечь силы, это в наших общих интересах. Тебе предстоит управиться одному, но я тебе дам мощные амулеты, с которыми ты победишь, – он таинственно понизил голос. – Невероятной силы артефакты, достались мне по счастливому случаю… Лежат в моем дорожном бауле, за ночь я их разбужу и подготовлю, чтобы ты смог без затруднений воспользоваться, а пока займись первым пунктом нашего плана. Ты парень надежный, мы с тобой можем друг на друга рассчитывать.
Перед тем как удалиться от общества, Эдмар зажег несколько волшебных ламп, купленных в лавке старья в Зеате. Они давно уже выдохлись и превратились в бесполезные безделушки, но древний маг зарядил их заново, лишний раз небрежно продемонстрировав свои возможности.
В ларвезийских мастерских энергию в такие изделия вливает группа чародеев, в одиночку ничего не получится. Когда Дирвен учился в школе амулетчиков, их водили туда на экскурсию: в каждой группе пять-шесть мастеров и кормилец, работа выполняется за несколько часов, поэтому волшебные лампы – предметы роскоши. Захоти Эдмар на этом зарабатывать, он враз обвалит рынок магических светильников. У него то же самое вышло мигом, и в восстановлении сил он после этого не нуждался.
Махур-нуба сидел, скрестив ноги, на войлочном коврике возле подвального люка, перед ним на позеленелом бронзовом блюдце сиял стеклянный лимон. В круге неяркого света охранник выглядел классическим злодеем из сурийских сказок: кустистые сросшиеся брови, крючковатый нос, могучие волосатые руки, в ушах разбойничьи серьги в виде колец.
– Мне надо поговорить с Эдмаром, – произнес Дирвен заранее приготовленную фразу. – Важный вопрос, насчет безопасности лагеря.
Белки глаз и зубы охранника по-звериному поблескивали в полумраке.
– Эдмар-нуба занят. Не надо ему мешать, Дирвен-нуба. Насчет безопасности уже сказано: не ходи за черту – не помрешь.
Заговорщик покладисто ответил, что он тогда, что же делать, подождет, и полез наверх по склону ямы. Главное он узнал: Эдмар уже за дверью, и если с ним сейчас происходят какие-то магические процессы, которые нельзя прерывать, выскочить на помощь своему телохранителю он не сможет.
После этого он посидел вместе с сурийцами, которые сначала неслаженно пели на своем языке, потом начали разбирать одеяла и укладываться спать, радуясь, что теперь можно отдыхать сколько угодно, на работу их в ближайшее время никто не погонит. Перехватив мимолетный взгляд Нохиш-нубы, Дирвен снова поднялся и направился в темноту. Мерзавца Махура он в глубине души боялся, но показывать это союзнику незачем. Расклад простой: каждый выполняет свою часть плана, в результате они выберутся отсюда живыми.
В яме было темно, в лунном свете еле выделялся черный квадрат проема. Охранник куда-то ушел или перебрался в подвал?
Дирвен медленно, с черепашьей скоростью, спустился по склону, стараясь, чтобы песок не сыпался и не шуршал. Вблизи можно было заметить, что люк слегка подсвечен изнутри – не полная темень, скорее густой полумрак. Значит, он там.
Отдав боевым амулетам команду на готовность, Дирвен двинулся вниз. В последний момент его осенило, и вместо того, чтобы подкрадываться потихоньку, он сбежал по лестнице с топотом, не таясь.
– Махур-нуба!
– Чего тебе еще, Дирвен-нуба?
Привычно скаля зубы, суриец поднялся с коврика: надо понимать, не столько из вежливости, сколько для того, чтобы не смотреть на ворвавшегося в помещение парня снизу вверх.