В оставшееся время он почти не думал ни о чем постороннем, только ждал, сидя на корточках у стены, когда Эдмар выйдет из своего логова. Зинта очнулась и начала издавать мычащие звуки, потом на лестнице в другом конце сводчатого коридора стали видны ступеньки, на полу появилось солнечное пятно – наступило утро.
В подвал никто не заглядывал, даже голосов поблизости не было слышно. Дирвен сбегал наверх, чтобы опорожнить мочевой пузырь, и никого там не встретил: должно быть, маг принял меры, чтобы держать работников подальше от ямы. Напугал их древним волшебством или что-нибудь еще в этом роде. Обзор заслоняли песчаные холмы, стояла тишина. На почернелых плитах выделялись подсохшие кровавые пятна. Когда Дирвен, спустившись обратно, прокрался мимо лежавшей на скамье Зинты, она, судя по выражению широко раскрытых глаз, его не увидела.
Заняв свой пост возле двери, он мысленно воззвал к Ланки, богу продувных хитрецов и авантюристов. Богу Нохиш-нубы. Он еще не решил, как поступит с сообщником, когда все закончится: постарается его задержать, чтобы сдать магам Ложи, или позволит ему уйти, поскольку они вместе одолели главного врага. Надо иметь в виду, после того как с Эдмаром будет покончено, Нохиш-нуба и Дирвен друг для друга станут противниками. Пожалуй, правильнее будет с ним договориться и расстаться по-хорошему: в отличие от Эдмара и Махур-нубы, он не законченный негодяй.
Что-то звякнуло, испещренные черно-фиолетовым орнаментом створки начали раскрываться. Дирвен бесшумно выпрямился. Его не видно – но вдруг маг услышит, как тяжело колотится у него сердце?
Глаза у Эдмара были желтые и мерцали, а волосы за сутки одиночного бдения отросли до нижнего края лопаток. Насторожился он сразу, но Дирвена не увидел. Амулетчик задержал дыхание, чтобы ни звуком себя не выдать, и швырнул ему в лицо «Пчелиный горох», одновременно кинув репей в распахнутый ворот рубашки: смысл приема в том, чтобы Эдмар, атакованный незримым жалящим роем, сонного артефакта не заметил.
Репей, не зацепившись, скользнул внутрь. Получилось или нет?
От «Пчелиного гороха» маг в два счета избавился, и Дирвен двинул «Медным кулаком», однако эффекта не последовало – удар как будто увяз в желе, которое тяжело колыхнулось, гася его энергию, а вслед за этим нахлынуло на амулетчика и облепило с головы до ног: словно тебя облили синевато мерцающим липким сиропом.
Эдмар сорвал у него с шеи цепочку с туманно-прозрачной скорлупкой.
– Что ты со мной сделал?
Все-таки он засыпает, пусть и пытается бороться. Движения стали замедленными, глаза недоумевающие и злые. Когда Дирвен вмазал ему кулаком под дых, уклониться он не успел. Отступил, сгибаясь от боли.
Изготовившись врезать еще раз, амулетчик вздрогнул от грохота за спиной: створки двери захлопнулись, засов сам собой задвинулся.
Зря он обернулся. Противник, хоть и сонный, сбил его с ног, повалил на пол и не то чтобы ударил, но нажал на какие-то болезненные точки, после чего Дирвен понял, что управлять своим телом больше не способен.
Длинные волосы мага мазнули ему по лицу, когда тот, склонившись, обшарил карманы и вытащил коробочку с золотым пауком.
– Откуда у тебя эта гадость?
Амулетчик промолчал. Надо всего лишь дождаться, когда враг заснет. Судя по его виду, он вот-вот будет готов. Если то, что он применил, не колдовство, а хитрый прием рукопашного боя, оцепенение рано или поздно пройдет. Тогда можно будет встать и довести дело до конца.
Маг закрыл коробочку и отшвырнул в темный захламленный угол. Запомнить, куда она упала… Потом Дирвена вздернуло в воздух и притиснуло спиной к стене – какие-то чары, потому что хозяин помещения одновременно с этим рылся на полках резной этажерки, заваленной загадочными предметами, которые человеку непосвященному однозначно трогать не стоит.
Эдмара пошатывало. Он нетвердо шагнул к пленнику, держа на ладони овальное серебристое зеркальце, поднес эту штуку к его лицу, и она выпустила множество длинных гибких иголок. Те насквозь прошили грудную клетку Дирвена, пригвоздив его к стене.
Зыбкая поблескивающая полусфера с зеркалом посередине. Все, что за ее пределами, теперь виделось размытым, даже комнату как следует не рассмотришь. Он ощутил мерзостную тошноту.
Одно утешало: Эдмар, собиравшийся приступить к допросу, передумал и растянулся на полу, ни на что другое у него сил не осталось.
Боевая ничья. Дирвен обездвижен и не сможет освободиться без посторонней помощи, но его противник тоже выведен из игры, вот-вот провалится в беспробудный сон. А дверь заложена массивным засовом, и Нохиш-нубе сюда не попасть… Впрочем, Дирвена не покидало подозрение, что тот не стал бы вытаскивать из беды амулетчика Ложи, больше не нужного в качестве союзника.
– Лучше скажи, что сделал, – слабым голосом предложил Эдмар, так и не заметивший на себе волшебного репья. – Эту дверь могу открыть только я.
– Не дождешься. Ты сговорился с царицей здешнего народца, чтобы всех отдать на съедение, а теперь не выйдет, все останутся живы.
– Ты так думаешь? – маг засмеялся. – Ну и дурак же ты…
Смех постепенно затих. Он уснул ничком на тусклом мозаичном полу, разметавшиеся волосы почти совсем скрывали его побледневшее лицо.
Собственное лицо, которое Дирвен видел в окаянном зеркале, было ничуть не краше. Пронизывающие плоть иглы причиняли боль, его все сильнее тошнило. В мыслях роились самые тягостные и отвратные из его воспоминаний, словно только и дожидались этого часа, а комната казалась мутной и нереальной. Эдмар распластался у его ног, как наглядное доказательство одержанной победы, но Дирвен, глядя на свою несчастную физиономию в серебристом овале напротив, не чувствовал себя победителем.
Пустынный пейзаж не менялся, за барханами открывались барханы, а они все шагали и шагали, сведя передышки к минимуму.
Амуши, битый Орвехтом на сатибском рынке, при последней встрече упомянул царицу Лорму: вот, значит, который из олосохарских дворов досаждает им с Хеледикой! Эдмар нашел с кем связаться. Про госпожу Лорму, древнейшую из древних среди волшебного народца, рассказывали, что она когда-то была смертной женщиной, но беспримерно прогневала богов и после этого превратилась в волшебное существо. В чем заключалась ее вина, никто уже не помнил, и никаких письменных свидетельств не сохранилось, кроме фразы в одной старой книге, такой старой, что половина страниц истлела в пыль: мол-де Лорма собиралась «убить кота и поменять богов в Сонхи». Второй пункт – это серьезно, это небожителям не должно было понравиться. Интересно, чем они ее не устраивали? Сонхийские боги не вмешиваются в людские дела, никого не притесняют, живи да радуйся.
При чем здесь кот, нигде пояснений не нашлось. Не у крухутаков же об этом спрашивать. Спросить-то у них можно о чем угодно, если согласишься сыграть в загадки, но никаких гарантий, что выиграешь ответ и собственную жизнь в придачу.
Амуши, скумоны и стиги больше не появлялись. Можно не удивляться: начатое ими довершит Ярость Забагды. С юга все сильнее задувал ветер, взметая песчаные вихри, потом послышался отдаленный глухой шум.
– Смерч, – оглянувшись, произнес Орвехт ровным голосом.
Нет смысла паниковать. Это не спасет.
Порыв теплого сухого ветра взметнул распущенные волосы Хеледики, и она стала похожа на тоненькое деревце с колышущейся кроной песочного цвета.
На изрядном расстоянии смерч выглядел маленьким и неопасным. Забагда гнал его на север, а следом клубилась, застя горизонт, сплошная мутно-желтая пелена.
«Я не настолько силен, чтобы защитить нас от этого», – подумал Суно почти отстраненно, с оттенком безнадежной печали.
Девушка молитвенно сложила руки перед грудью и напевно заговорила на своем родном мадрийском диалекте. Взывает к предку-прародителю, который, по ее же словам, еще ни разу не приходил на помощь ни к одной песчаной ведьме, угодившей в неприятности.
Смерч, издали похожий на мотающуюся верблюжью шею, увеличивался в размерах. В воздух взвивалось все больше песчинок, шуршание нарастало, а Суно Орвехт так и не выполнил последнее задание Ложи, и не разыскал своего ученика, и не встретился с Зинтой, и еще много чего не сделал…
Хеледика принялась кричать во весь голос, одновременно посылая магический зов. Такую силу вложила, что смогла бы мертвеца из могилы поднять. Суно представилось, как в одном из Накопителей беспокойно ворочается несчастный человеческий обрубок, уловивший, что кто-то отчаянно зовет его, надрывая голосовые связки. Картинка была угнетающая, бередила чувство вины, и он перестал об этом думать.
Их начали хлестать песочные бичи. С головы у мага сорвало широкополую соломенную шляпу, и она запрыгала по барханам, торопясь удрать от надвигающейся бури. Смерч вихлялся из стороны в сторону, словно шутовски раскланиваясь, а тени уже исчезли: солнце в зените заволокла тусклая желтоватая пелена. Ветер толкал в спину, но ни падать, ни садиться нельзя – накроет песчаной волной.
В небе беззвучно раскрылась трещина и тут же схлопнулась за крылатым темным силуэтом, который оттуда выскользнул. Врата Хиалы, какого демона… Впрочем, это как раз демон и был. Приличных размеров чудовище. Заложив вираж, оно ринулось к Орвехту и Хеледике.
Подавив естественное желание встретить его боевым заклятием, маг схватил девчонку в охапку. Та осеклась на полуслове и взвизгнула, увидев пикирующий с пожелтелого неба кошмар.
– Спокойно! – перекрывая завывания ветра, предупредил Суно.
Если они останутся здесь, это верная смерть. Если их отсюда заберут куда угодно, пусть даже в Хиалу, это шанс уцелеть.
Демон был черный с сине-зелеными и золотыми переливами. Шипы, наросты, когти, броневые пластины – Орвехт видел таких тварей только на картинках в старинных энциклопедиях. Меж когтей, похожих на кривые ножи, пульсировала магическая сеть, готовая к броску. Вот и хорошо: их намереваются не убить на месте, а захватить в плен. В данной ситуации самое правильное – не оказывать сопротивления. Помериться силами с этим порождением Хиалы можно будет потом, в таком месте, где нет взбесившегося песка.