Эльм уже четвёртый день отворачивался от неё столь старательно, что Эрла убедилась в его отвращении ко всему, что только было связано с престолом, королевой и, что самое главное, её отпрысками.
Они миновали Ламаду, даже не заглянув туда, и Марсану было неприятно смотреть на высокие стены родного города. Эрла не хотела тревожить его душевные раны; ей и самой отчаянно хотелось сбежать подальше от окружающего мира, и Эррийские горы показались самым лучшим вариантом.
Сегодня днём её начали искать.
Эрла была в этом практически уверена, но делиться подозрениями с Эльмом не особо спешила. Может быть, опасалась чего-то, может, не доверяла, но это всё равно не имело большого значения.
Надвигалась буря. Им ещё следовало добраться до укрытия, что находилось довольно далеко, чтобы переждать там непогоду, и Эрле казалось, будто бы дорога невероятно длинна. Эльм знал, о чём говорил, вёл её вполне уверенно, но тут, когда пришлось спешиться — конь слишком устал, — она рванулась вперёд, словно желая не смотреть больше ему в спину.
Как будто это было отчаянно неприятным.
Ещё один порыв ветра запоздало открыл дыру в туче — и луна нагло высунулась в неё, заливая путь своим сиянием.
В этом, собственно говоря, не было ничего страшного. Эрла даже не заметила, когда что-то случилось, не изменила темп. На самом деле, ей очень хотелось бы перестать быть в глазах Эльма отвратительной — хотя бы так. Прежде примером нормального, а не того, стереотипно эрроканского, мужчины был отец, после — брат, но Рэя она уже очень давно не видела.
Марсан, конечно, отличался отвратительным характером, стремлением к одиночеству, а в голосе иногда мелькали какие-то слишком странные нотки, будто бы гордыня в нём затмевала всё вокруг, вот только Эрла считала, что бывает куда хуже.
Гордыня лучше пустоты во взгляде. Лучше отсутствующего выражения лица. Лучше отвратительного, глупого подчинения, что только и могло сотрясать насквозь стражу и кого-нибудь вроде них.
Ей хотелось бы быть в его глазах хотя бы немножечко красивой — глупое женское желание, несвойственное женщинам Эрроки. Она должна была родиться в Элвьенте, и была бы там счастлива, но почему-то стала дочерью той, кто так яро проповедовал безумные принципы.
Дочерью королевы Лиары.
…Девушка содрогнулась от неожиданности — чужие пальцы сомкнулись на предплечье, и Эльм дёрнул её на себя, словно пытаясь вытащить из лунной полосы. Но вокруг не было тени, а магия отзывалась то ли на луну, то ли на собственное желание понравиться ему. Быть привлекательной. Разве она не имеет такого права?
— Какого… Зачем ты это делаешь? — наконец-то прошипел он, потянув её вдоль дороги. Конь нехотя плёлся за спиной, постепенно замедляя шаг, будто бы пытался отбиться от рук. Вся поклажа осталась на скакуне, и Эрла только сиротливо оглянулась, но впереди уже виднелось дерево — хорошая, надёжная защита.
— Делаю что?
Она была уверена в том, что не колдует. Уверена, что не пытается воспользоваться маминым даром, который проклинала изо дня в день. Зачем ей это? Зачем портить собственную жизнь глупым колдовством?
Эльм прижал её к стволу огромного дуба, и девушка запрокинула голову назад, глядя на тучи, что стремились поскорее скрыть луну от посторонних глаз. Похолодало, и ей хотелось обыкновенного уюта, а не постоянной смены рывков ненависти, страсти и равнодушия.
— Колдуешь, — он склонился над нею, и зелёные глаза сияли почти по-кошачьи. Грунтовая дорога в последний раз мелькнула серебряными оттенками лунного камня, а после тучи сделали своё дело, и ночь заняла положенное ей место. Ветер усилился, и листья шелестели в унисон с Эльмом, повторяя его голос, будто бы пытаясь заставить Эрлу понять, что именно он от неё хочет.
— Я не колдую, — отмахнулась она. — Ты придумываешь. Зачем мне это?
Марсан промолчал.
Они то и дело примирялись, вновь ругались, расходились и сходились, будто бы ходили по тонкой линии сплошного предательства или, напротив, попытки примириться. Было холодно, и, казалось, вот-вот польёт дождь; до убежища оставалось ещё около получаса ходы, а они торчали тут, под деревом и, как два дурака, выясняли, колдует молодая принцесса или нет.
— А почему тогда… — он запнулся. Очередной порыв принёс с собой первые капли, и Эльм молча сорвался с места, потянув её за запястье. Эрла так и не удосужилась вырвать руку из его железной хватки, только покорно последовала за мужчиной; она понимала, что сама обязательно заблудится и не выживет в этом проклятом месте, а Эррийские горы только смыкали свои вершины над их головами.
Пришлось бежать. Дождь буквально мчался по пятам, и если не добраться до убежища сейчас, то можно не сделать этого никогда.
Только вчера Эльм свернул в последнюю деревеньку близ Ламады и за деньги, что взял у неё, смог купить еды — им хватило бы её на неделю, и позволить бесценным припасам просто так промокнуть они не могли.
На коня тоже бы хватило, тут принимали и деньги Элвьенты, но Марсан разумно решил их беречь, к тому же, в деревне осталась только парочка старых шкап да один жеребец, что не прошёл бы и ста метров, так и падёт где-то по дороге.
Они уже добрались до узкого прохода между горами, когда грянули громы. Дождь полил, словно из ведра, но и он не имел такого особого значения — удалось сбежать прежде, чем он коснулся припасов или их самих.
Пещера, точнее, вход в неё, был совсем-совсем рядом, и под дождём они шли всего минуты две, потому что непромокаемый плащ пришлось набросить на припасы и, соответственно, лошадь.
Конь сопротивлялся — удивительно, он едва-едва втиснулся в очередную трещину, а после яростно заржал и бросился куда-то вперёд.
Эрла была уверена в том, что до пещеры ещё далеко, но скакуна, как оказалось, они пропихнули именно туда. Тут даже ещё поросло травой — на день коню хватит, а потом уже можно будет тянуться за тем, что они взяли с собой, купили в деревне.
Казалось, её запястье отекло и почти не шевелилось. Эрла была уверена, что Эльм всё же немного перестарался с отчаянными попытками её удержать. Или, может быть, это следует считать наказанием за магию?
Ярость в зелёных глазах так и не пропала, но Эльм был занят делом. Он даже не принимал её помощь — столкнул, как ненужную поклажу, на какой-то уступ, и она прижалась к стене, обхватив себя руками. Было ужасно холодно, но смысла возражать всё равно не появилось — пока что Марсан был слишком занят лошадью и попытками устроиться там, в глубине пещеры.
— Это как минимум на полтора дня, — он бросил взгляд в сторону выхода, где стена из дождя уже окончательно перекрыла пути к отступлению. — Но сюда не полезет даже сумасшедшая ведьма.
— Моя мама куда угодно полезет, — мрачно ответила Эрла, сжимаясь там, в своём углу. Эльм уже подошёл поближе, даже почти замахнулся, но унял ненависть и присел рядом, будто бы от того стало немного теплее. Во взгляде его чувствовалось что-то странное — между ненавистью и заинтересованностью, вот только она не могла истолковать его до конца.
— Тогда зачем ты колдуешь? — он запрокинул голову назад, и мокрые волосы наконец-то отлепились от плеч и затылка, бесформенными прядями прильнув к камню.
— Я не колдую. Между прочим, ни разу с той поры пять дней назад.
— Лжёшь, — Эльм сжал руку в кулак, словно пытался схватить в воздухе что-то невидимое для Эрлы. — Тогда почему… — он вновь запнулся и скосил взгляд на неё, будто бы пытаясь отыскать таким образом ответ на собственный вопрос. — Иногда, в лунном свете, ты мне кажешься до одури привлекательной. Почему?
— Может быть, потому, что я при лунном свете до одури привлекательная? — глупо хихикнула Эрла, а после отвернулась от него в противоположную сторону. — Я пробовала сдержать дар, но сдерживать нечего. Я пуста. С меня такой же отвратительный маг, как с Шэйрана воин. Предвестники!.. Ложь это всё.
Она закрыла глаза, словно пытаясь перенестись в тот жуткий день, когда мать вдруг решила внимать богине Эрри. Может, вся эта глупость с матриархатом — часть её плана? Но нет, Лиара искренне верила во всю ту гадость, которую творила, даже тошно становилось.
— Ладно, я попытаюсь, — наконец-то послушно проронила она. — Может быть, я действительно колдую, но попросту этого не замечаю, и…
Он не дополнил её ни единым словом, и девушка попыталась успокоиться. Не получалось — к тому же, глаза закрывались от усталости, а холод пронзал насквозь.
Эльм поднял с земли лук, перенастраивая его — словно пытался перетянуть тетиву, заставить её лопнуть или, напротив, быть не настолько тугой, чтобы стрелять стало немножечко легче.
Эрла молча наблюдала за тем, как его пальцы пробежались по древку, скользнули по тонкой жиле, а после моментально переметнулись к колчану, вытягивая оттуда стрелы. Их яркое оперение будто вспыхивало в сплошном полумраке, и мужчина осматривал каждую, отбраковывая отсыревшие и промокшие после дождя.
— Опять? — тихо переспросил он. — И потом я буду слушать о том, что ты ни разу не колдовала за последнюю неделю?
— Если б я колдовала, — возмутилась Эрла, — ты бы тут валялся на коленях, а не перебирал стрелы!
Он вновь скосил на неё взгляд, будто бы подозревая в чём-то, но и луны не было, и дождь явно не способствовал волшбе. Эрла окончательно обиделась — глупые подозрения давно ей надоели, да и вообще, встречать постоянную ненависть она устала, та сидела странным камнем в горле.
— Может быть, — неожиданно охотно согласился Эльм. Он наконец-то завершил свою работу со стрелами и отложил колчан в сторону. — Я видел, как колдует твоя мать. Даже если очень стараешься противиться…
— То хочется рухнуть на колени и целовать ей подол платья? — Эрла испытывала что-то подобное, и, учитывая иммунитет, понимала, что для неё мамино колдовство примерно то же самое, что и для мужчин её слабые попытки.
— Вроде как да, — кивнул Эльм. — Даже вопреки тому, что очень сильно её ненавидишь… Всё равно хочется почти что самому подставить спину под плётку. И ты колдовала… Тоже отличительно, — он покосился на неё. — Правда, не настолько, особенно в последние разы.