Мужчина упёрся руками в поручни, чувствуя, как камень холодил ладони. Казалось, сейчас вся толпа вспыхнет и расколется пламенем изнутри — он не мог победить жар магии, что разрастался где-то в глубине души. Нельзя было до конца понять, какова причина всего того, что творилось, но Дарнаэл был готов признать — где-то в Эрроке случились серьёзные магические неувязки.
Именно благодаря им он теперь и кипел. Что-то всколыхнуло фон на континенте, и теперь последствия на себе ощущали все маги.
Шэйран и его помощница, наверное, тоже.
…Дарнаэл огляделся. Маги стояли в толпе, вполне заметные, но не настолько, чтобы привлекать излишнее внимание. Естественно, черта стражников окружала то место, где должен был производиться расстрел, а придворного колдуна и его драгоценную помощницу вытолкали наперёд и установили перед вооружёнными ради дополнительной защиты.
И чтобы Марту Торрэсса не разорвали, и чтобы, если что, она не посмела сбежать к каким-то ценителям трона и любителям выкрадать власть прямо из королевских рук — а и тех, и тех хватало.
Тьеррон усмехнулся. Помощница, как же! На сыне крупными буквами написано «влюблён», всматриваться необязательно, а на девчонке что-то вроде «верна Эрроке и не могу разобраться со своими чувствами» — то есть, точно такая же фраза, только в другом контексте.
Будто бы Рэй мог подумать, что у короля настолько плохая память на лица. Девицу звали Моникой, распределили её изначально к Лиаре, и против матриархата она не особо возмущалась на том празднике. Кажется, с нею Шэйран и танцевал, и тогда ведьма активно его сторонилась.
Причём так натянуто, как Лиара самого Дарнаэла на официальных праздниках, именуя отвратительным мужчиной и ничтожеством под ногами.
Перед этим несколько дней шепча в опочивальнях нечто противоположного содержания, надо сказать.
В лживость Эрроки Дарнаэл верил. Но девушка не казалась опасной, а шпионок Лиары тут и так хватало, так что король предпочитал просто не обращать на её никакого внимания. Будто бы Моника могла сделать что-то действительно опасное.
На неё, правда, несколько дней назад, если короля не подводила память, и Тэравальд притащил разнарядку. Кричал, что помощница ему нужна.
Бестолковый библиотекарь, впрочем, мог быть уверен, что его никто не уволит, вот и творил всевозможные глупости каждый раз, как ему давали свободу. Но пусть он всего лишь на одну восьмую несёт в себе кровь эльфов, всё равно помнит о магии в разы больше, чем Вирр, и советник с него краше.
Особенно если учитывать, что двадцатилетний на вид юнец — почти что ровесник самого короля.
Они познакомились очень давно, и с тех пор господин Са не только не постарел, а ещё и не вложил в то, что именовалось головой, хотя бы несколько капель знаний. Может быть, большинство слухов о нём было ложью, но когда Тэравальд два года назад ввалился к нему в тронный зал и заявил что-то вроде «я ищу работу», отказать Дарнаэл не мог.
Магов у него не было давно, а то позорище, что занимало место Первого Советника, король держал рядом только по той причине, что так было безопаснее и для себя самого, и для страны.
Почему-то большинство тружеников его дворца считало, что Дарнаэл слеп, глух, невнимателен и совершенно ничего не знает. По крайней мере, служанки смотрели глаза неимоверно искренним взглядом, предварительно прогуляв два дня работы, Тэравальд, ответственный за библиотеку, бывал в ней раз в три дня, а сын вот решил убедиться, что отец ведьму от простулюдинки и возлюбленную от помощницы не отличит ни за что.
Конечно. Он ведь первый день на свете живёт!
Впрочем, был один раз, когда король и вправду просчитался. Марта Торрэсса как-то умудрилась его обмануть, и он по глупости своей позволил Кэору на ней жениться. А ведь та казалась столь милой девушкой…
Хотя была, как и большая половина женского населения Торресского архипелага и её дражайший братец Бонье, потаскухой и предательницей.
— Ведут! — закричали где-то из толпы, и ворота дворца и вправду отворились.
Дарнаэл вернулся в зал, который выходил на балкон, и устремился к ступенькам. Вещать предстояло из помоста. Можно было бы и не покидать дворец, но он терпеть не мог прятаться за его стенами.
Конечно, встать на открытой местности, да так, что каждая стрела с лёгкостью проткнёт насквозь, было верхом безумия, но Тьеррон предпочитал творить глупости тогда, когда мог. Увы, но чувство самосохранения в нём умерло ещё в утробе матери. А если б не погибло — то он и не родился бы, от такой-то отвратительной женщины.
Самым благоприятным выходом для тогда ещё не рождённого принца был бы несвоевременный выкидыш или мертворождение, а не царствование спустя сорок три с половиной года.
…Он взошёл на помост и улыбнулся народу, впрочем, скованно и слабо. Маги повернулись к королю — Моника явно терзалась относительно того, защищать ли чужого владыку, но совесть победила, и её тонкая нить вплелась в заклинание Шэйрана.
Дарнаэл предпочёл проигнорировать мрачный взгляд Тэллавара. Проклятый старый маг многое обещал и многое требовал, но до сих пор оставался не самым желанным гостем.
Марту тоже вывели. Её тащили под руки два стражника — девушка отказалась взойти на плаху достойно и с гордо поднятой головой. Нет, её пришлось тащить, и камень сбивал ноги в кровь.
Король бросил короткий взгляд на Гартро. Тот кивнул. За это исцеление он не должен был ничего отдавать. Тэллавар ненавидел Торрессу, и он с радостью бы разнёс архипелаг на мелкие кусочки. Дарнаэл не мог назвать точную причину такой реакции, но никогда не возражал. Ему-то какое дело?
Толпа застыла. Серые, белые, чёрные, цветные. Все они превратились в одно сплошное месиво — крики вырывались из застывшего воздуха только иногда, воздух пронзали недовольные вопли и возмущения. Всё это собрать в единый образ было трудно, но каждый на этой площади желал Марте Торрэсса жестокой смерти.
Её ноги исцелились словно сами собой — Высший знал своё дело. Побои, которые девица наносила себе сама, вооружившись тяжёлым камешком, тоже пропали. Она не безвинная жертва, из которой выбивали признание. Нет, увы, но она нарушила слишком много законов, чтобы оставить себе право на гордость или телесные повреждения.
Марта Торрэсса будет казнена без единого пореза, без единой царапинки, и единственной причиной её погибели, кроме стрел, проткнувших грудь, может оказаться только вина за то, что она разбила Кэору сердце. Король мог бы пережить покушения на себя-любимого, но в какой-то момент принцесса из архипелага перешагнула ту тонкую границу, потеряла всякую меру в приступах отчаянной ненависти.
В неё раздражённо тыкали пальцами, словно показывая, что это «та самая», и крик то и дело обвинительными птицами проносился над головами толпы.
Госпожа Торрэсса выглядела бледной. Она попыталась вырваться и побежать, но стража вновь остановила её и подхватила под руки, не позволяя уйти.
— Сегодня, — Дарнаэлу не требовались обвинительный приговор или подготовка к торжественным речам, как смеялась Лиара. Ему было достаточно видеть свою жертву там, где ей и место, — нашу страну и наш мир навеки покинет Марта Торрэсса, кронпринцесса Торресского Архипелага. Каждый из вас, из тех, кто стоит в толпе и кто наблюдает за происходящим с помощью магии, каждый, кто намеревался совершить преступление или уже сделал его, должен помнить, что наказание настигнет и его. Марта Торрэсса была виновницей трёх покушений, — король остановил взгляд на какой-то башне позади толпы. Смотреть на неё было проще хотя бы потому, что он позволил себе не замечать внимание окружения и попытки уничтожить Марту ещё до того, как её расстреляют. — Покушений на короля. Моё Величество, — эту фразу он больше всего терпеть не мог, считая её верхом самохвальства, — с благоволения Высокого Совета, — это того, что состоит из короля, Первого Советника и придворного мага, ага, — приговаривает Марту Торрэсса к расстрелу несмотря на её высокий статус и положение на родных землях. Справедливость коснётся вас, независимо от того, кто вы, принц или нищий. И если вы посмеете нарушить законы нашего государства, то погибнете. От стрелы, от пламени, от меча или от магии — это не имеет значения. Вы умрёте, и ваше имя будет навеки покрыто позором. А теперь… — он перевёл взгляд на Марту.
Оставалось сказать одно только слово.
Лучники уже натянули тетивы. Дарнаэл тянул — он понятия не имел, чем обернётся присутствие в отряде Кэора. Руки племянника дрожали, король видел это уже отсюда. Если тот прострелит грудь Марте, то, вероятно, избавится от её мятежного духа навсегда. Может быть, поверит в то, что ненавистной супруги, женщины, которую он когда-то умудрился полюбить, больше нет в его жизни, и отпустит навсегда. Если он повернёт лук против кого-то из отряда, если попытается остановиться, просто не сможет выстрелить, то толпа не даст ему уйти.
Лучников охраняли, конечно, но стража первой уничтожит Кэора, и им будет плевать на благоволение короля. Дарнаэл вообще не ставил бы его в эти ряды, но парень сам загадал подобное желание, и не дать ему шанс распрощаться со всем Тьеррон просто не мог.
— Отец объявит вам войну! — воспользовалась шансом Марта. Она рванулась вперёд, и звонкая тишина прервалась, рассыпалась миллиардами маленьких кристалликов среди толпы. — Торресса введёт войска!
Дарнаэл повернулся к ней.
Лук в руках Кэора дрожал. Он не мог отпустить его, не мог рухнуть, пока не выстрелит, и казалось, что оружие расколется на две части под давлением его рук.
— Элвьента не станет ждать, — холодно промолвил Дарнаэл. Магия Шэйрана усиливала его голос уже безо всяких стараний со стороны самого короля. — Элвьента объявляет войну Торрессе. Правительство всегда должно нести ответственность за то, что совершило. Залп!
Последнее слово прозвучало как-то неожиданно. Тьеррону казалось, что мир вновь раскололся на несколько частей, и он был почему-то практически уверен в том, что Кэор ни за что не сможет выстрелить.