……………….
«Какие карты?! В шахматы ни разу не сыграли, хотя их можно было заказать в камеру. Михаил Борисович сказал, что он – человек азартный, поэтому ни в какие игры в тюрьме играть не будет».
……………….
«Больше спорили об истории, политике, межнациональных отношениях. Иногда чуть ли не до скандалов доходило. Он, например, считает, что прибалты и славяне – родственные народы и должны жить дружно, а мне кажется, что они нам претят и без них нам будет лучше. По его мнению, и с американцами мы тоже очень похожи, а я думаю, что мы с ними, наоборот, полностью противоположны. Разрешали споры с помощью его «Британики», где есть ответы на все вопросы. После обращения к «Британике» я обычно оказывался в пролете».
……………….
«Не отказывает в помощи. Но и на место поставить может тех, кто без понятий всяких. Есть такие – дай палец, руку загребут. Короче, ведет себя достойно».
……………….
«Так как Борисыч все свободное время читал, мы все старались ему не мешать. Кучма же (тот самый зэк, напавший на него с ножом. – В. Ч.) как будто набивался к нему в друзья – приставал с разговорами или просто садился рядом, смотрел, как тот читает. Миха (Ходорковский. – В. Ч.) быстро научился пресекать эти попытки. Он откладывал книгу в сторону и вежливо так говорил: «Если у вас ко мне какое-то дело, то обращайтесь, пожалуйста, я вас слушаю. А если вы хотите просто поболтать, то поговорите, пожалуйста, с кем-нибудь другим. Вы же видите, что я сейчас занят»».
……………….
«С его появлением никаких послаблений не было. Скорее, наоборот. До появления Ходорковского с воли разрешали передавать холодильники, телевизоры, вентиляторы. Но когда Михаил Борисович написал заявление на холодильник, ему отказали. Я написал на вентилятор – отказали. Затем пришел начальник изолятора и сказал Ходорковскому: «У нас нет возможности разрешить вам свою технику. Напишите заявление об аренде». Так у него появился казенный холодильник, который он полностью забил своими любимыми йогуртами».
……………….
«Что дадут, то и ест. Тюремную пищу ест, баланду».
……………….
«С воли ему обычно присылали самые простые продукты – йогурты, кефир, сухое молоко, орехи, изюм, шоколад, бородинский хлеб, яблоки. Еще мы с удовольствием ели китайскую лапшу «Доширак». К колбасе он относился равнодушно – мясные продукты обычно отдавал мне. Другое дело – сладкое или тыквенные семечки. Они у него слабость!»
……………….
«Он в свои проблемы никого не впускает»…
……………….
«Он держал людей на дистанции».
……………….
«Ничем нас не напрягал».
……………….
«Однажды обмолвился, что плохо спит».
……………….
«За все время, может быть, пару раз простужался и жаловался на головную боль».
«Старался, чтобы в камере всегда был свежий воздух».
……………….
«Я очень много курю. А он закурил только в следственном изоляторе – несколько сигарет в неделю легкого «Парламента». Я спросил, не мешает ли дым. Ходорковский меня успокоил: «Не парьтесь, меня это совершенно не волнует»».
……………….
«Возможно, дым его и раздражал, но внешне он этого никак не демонстрировал. Я же из уважения к нему старался курить возле открытого окошка».
……………….
«Генеральные уборки делали вместе. Полы и туалет Ходорковский не мыл. Стены, кажется, протирал… Хотя, бывало, разольет что-нибудь на пол, кинет на лужу тряпку, ну и повозит ее немного ногой…».
……………….
«Один раз в месяц бывает в отряде парно-хозяйственный день, я распределял обязанности среди осужденных, Ходорковский никогда не отлынивал, делал все, что полагается».
……………….
«В быту пользовался всем тем, что было у других, и никогда этим не выделялся: ни в еде, ни в одежде».
……………….
«Я ему сколько раз говорил: «Михал Борисыч, вы, елки-палки, такой человек… Должны, короче, выглядеть цивильно. Закажите себе костюм такой, чтобы у дежурных глаза на лоб полезли». А он мне: «Зачем?». Одевался просто: летом – китайский спортивный костюм, футболки, джинсы, кроссовки, ветровка такая черная, немаркая. Зимой – тоже спортивный костюм, только с начесом. Когда становилось совсем холодно, на прогулку выходил в валенках, под которые наматывал портянки (так удобнее), в цигейковой шапке-ушанке и армейских «однопалых» варежках».
……………….
«У Михаила Борисовича была электромашинка для стрижки, ею мы и стриглись. Он – практически наголо, надевая на ножи самую тонкую насадку – «единичку». Первое время он стриг себя сам, потом я стал ему помогать простригать голову сзади: самому-то не видно».
……………….
«Я привык рассчитывать только на себя, мне мать за все время нахождения в централе прислала, наверное, две или три передачки. Но этот вопрос был решен в первые же дни: Михаил Борисович сказал, что я могу пользоваться всем, что находится в общем шкафу, где хранились продукты и посуда».
……………….
«Швейника (швеи-мотористки. – В. Ч.) из него не получилось. Как научишь человека, если с самого начала было видно, что он в своих руках, кроме бумаг и денег, ничего не держал?»
……………….
«В общем, к швейной машине Миху не подпускали, он так и остался на должности упаковщика готовой продукции, или по-нашему пачковщика. В обязанности Борисыча входило принять от швейников верхонки (рукавицы), медицинские халаты и простыни, которые мы шили, стряхнуть с них пыль и обрывки ниток специальной щеткой, затем разложить готовые изделия по стопкам и связать пачки бечевкой. Свою работу выполнял аккуратно и быстро. Во всяком случае, претензий к упаковке продукции ни разу не возникало».
Так говорили те, кто сидел с Ходорковским в Москве, в Краснокаменске, в Чите… Сокамерник Петр Щедров из «Матросской тишины», А. Р. из Краснокаменской ИК-10, Денис Юринский, бригадир швейного цеха оттуда же. И наконец, Игорь Гнездилов – из читинского СИЗО[20].
Глава 22Учеба в тюрьме
– Мам, ты знаешь, в этот раз так интересно вышло: комиссия приехала, и наши аж 40 жалоб ей передали. Серьезных жалоб! Так что комиссии даже пришлось их все принять… Представляешь?
– Представляю, Миш, – вздыхала мама.
Несколькими минутами ранее эта мама, войдя на территорию исправительного учреждения, завидела книжную лавку. Тюремную, естественно, где зэки могли заказывать себе книги. Ну, и не преминула поинтересоваться, а что же в этой лавке может заказывать ее сын.
– Вы знаете, – отвечал ей заведующий магазина, еле сдерживая улыбку, – Михаил Борисович хотел бы в последнее время возобновить свои знания за пятый класс, за шестой… Сейчас вот просит математику, русский…
– Понятно, – ответила мама и отправилась на свидание к сыну. О том, для чего и для кого ее сын хочет все это «возобновить», она знала.
Дело в том, что ее сын, зэка Ходорковский, никак не мог прекратить заниматься вредительской для администрации колонии работой, а именно – учить письму и счету молодых зэков, чьи знания были на уровне первого-второго классов начальной школы, образовывать зэков более продвинутых и, наконец, помогать всем вместе писать жалобы. В том числе и на эту самую администрацию…
И вот теперь он не без гордости докладывал маме о результатах: в последний заезд комиссии жалоб ушло в руки этой комиссии аж 40 штук…
– Представляю, Миш… – повторяла мама. Кажется, она смотрела на него с укором. Она даже не стала напоминать ему, что вроде на момент ареста он был главой крупной нефтяной компании России, а не правозащитником.
Ходорковский никак не мог прекратить заниматься вредительской для администрации колонии работой, – учить письму и счету молодых зэков.
Но продолжая слушать доклад сына, мама через минуту все же сдалась и расплылась в улыбке. А про себя подумала: «Ну, другого и не следовало ожидать. Он развернется и здесь…».
Укор же на мамином лице объяснялся тем, что с каждым приездом комиссии из центра зэки жалобы будут писать все больше, а администрация колонии по этой причине сыном ее будет довольна все меньше…
И это была чистая правда. Раздражение администрации росло как на дрожжах. Ходорковский «развращал» контингент. И по преимуществу молодой контингент. То есть он-то к ним не приставал: «Вам надо учиться, вам надо много читать, вам надо часто читать», «Перестаньте, наконец, играть в карты». Одни из зэков, видя, как он читает и пишет, просили помощи сами. Другие, завидев его с книжкой, спрашивали: «Слушай, а это интересно? Ну, то, что ты читаешь…» Он говорил, что «интересно», и советовал со своей стороны некоторые книги… И они начинали читать. А он уже составлял для них новые списки книг…
Когда-то Вохмянин составлял ему списки рекомендованной литературы. Как удивительно, однако, складывается жизнь…
А раздражение администрации тем временем усиливалось. Усиливалось оно еще в связи с тем обстоятельством, что с появлением Ходорковского проверяющие комиссии из центра в колонии просто поселились. Собственно, об увеличении визитов комиссий заботилась до приезда Ходорковского и сама администрация. Правда, 40 жалоб зэков за один визит в планы уфсиновцев не входили. Впрочем, как и 20 жалоб, и 10, и даже 5… Им нужно было бросить пыль в глаза московским адвокатам и прочей публике-бомонду, плешивым журналистам, сумасшедшим правозащитникам, окружившим Краснокаменск или Читу и много чего способных рассказать о здешних нравах… И потому во многом и были придуманы частые визиты комиссий из центра: мол, у нас не хухры-мухры, у нас – ого-го… «права зэков»… «жалобы принимаем»…
И что самое удивительное – жалобы действительно начали идти, а через полгода скорость потока увеличилась, еще через несколько месяцев улучшилось качество написания этих жалоб…
Еще Ходорковский добился буквально того, что Верховный суд, куда он специально обратился, своим постановлением разрешил зэкам встречаться с адвокатами в рабочее время. Раньше-то из-за этого рабочего времени, проводимого в цехах да за швейной машиной, с адвокатами зэкам не удавалось встретиться вообще…