Заключенный №1. Несломленный Ходорковский — страница 44 из 45

Президент Медведев все так же повторяет, что он «не в курсе всего дела ЮКОСа» и «процедуру помилования никто не отменял», но поддержал инициативу президентского совета по развитию институтов гражданского общества дать независимое экспертное заключение процессу в Хамсуде.

Прокуроры Ибрагимова и Лахтин успешно провели на ТВ и в прессе операцию по закреплению в сознании масс того, под чем подписался Данилкин. Причем не исключили, что против Ходорковского и Лебедева может быть возбуждено третье дело и объясняли репортерам «схему хищения нефти» в виде «схемы… ухода от налогов». Про оба факта пояснили: «Это чистая уголовщина, которую подсудимые, их адвокаты и оппозиция пытаются представить как политический заказ. Такие разговоры – не более чем пиар-ход, необходимый для отвлечения внимания и создания образа политического узника. На самом деле перед судом предстали расхитители, обокравшие государство и простых акционеров на миллиарды долларов. Они должны и будут сидеть».

Михаил Ходорковский и Платон Лебедев продолжают сидеть.

Наш герой по-прежнему занимается публицистикой. Еще он периодически пишет письма. Очень разным адресатам. Так, гендиректор ВГКТРК Добродеев недавно получил от Ходорковского письмо со множеством смайликов. Наш герой благодарил телеканал «Вести» за «точное отражение позиции обвинения». С учетом того, что кроме позиции обвинения там не было больше ничего, главному телевизионщику страны Ходорковский рассказал много чего из того, что все два года рассказывал судье Данилкину, а именно – то, что налоги с похищенного не платятся. Глава ВТРК не ответил.

Периодически наш герой пишет и президенту Медведеву. Речь опять не о себе. Он просто просит вернуть суды в рамки закона и избавить их от давления. А в своих публицистических статьях задается такими вопросами: «Еще в IV веке Бл. Августин сказал, что государство без справедливости – банда разбойников. А в XXI веке Россия заслуживает большего. Согласны?»[26]

Но это все внешняя сторона его жизни. А внутренняя… внутренняя протекает так же, как и все эти восемь лет.

ИтогиМонологи Михаила и Инны Ходорковских

Что ж, подошла к концу эта книга. И надо подвести итоги. И ответить на вопрос, что же это за человек такой – Михаил Ходорковский, что помогает ему не сломаться все эти 8 лет и как он за эти годы изменился. Я решила предоставить для этого слово ему самому и его жене Инне. Отвечают, естественно, по отдельности.


Михаил Ходорковский

– Конечно, восемь лет – большой срок, за который любой человек меняется. Но увидеть различия можно только со стороны. Самому заметно лишь то, что бизнес перестал меня интересовать. Проблемы экономики в размышлениях заметно отошли назад, уступив место разным аспектам человеческих отношений. Впрочем, думаю, это заметно и по моим статьям. Где здесь влияние тюрьмы, а где – просто времени? Трудно сказать. Но начался этот процесс точно «до».

Еще читаю много. Последнее время плотнее занялся политологией. Шаламова прочел все, что «достали». Сильно.

Мое отношение к прокурорам, следователям, судьям – они все очень разные. Понятно, что для такого процесса, как наш, происходил серьезный отбор. Но вот что интересно: умные следователи долго не задерживались. Что это?

Порядочность? Нежелание пачкаться? Не знаю. Мое мнение простое: поставил подпись – отвечай. Заставили? Кто и как? Героизма мы требовать не вправе, но строить карьеру на нарушении закона – преступно. Офицер, судья, принимая свои полномочия, приняли на себя и обязательство «служить обществу, закону, стране». Это их моральный долг, а те, кто говорят, что «служат государю», – нарушают присягу в поиске личных благ. Они просто коррупционеры.

А что помогает мне так держаться все эти годы? Никто из нас не знает точно, как поведет себя в критической ситуации. Я тоже не знал. Главное – Вера, Надежда, Любовь. Ничего нового. Если они есть, то человека можно, конечно, убить, но не более того.


Инна Ходорковская. Монолог

О жизни «до»

У меня Мишин ЮКОС связан с постоянным внедрением в частную жизнь внешних вещей. Мы все время жили, как в офисе, постоянно кто-то приходил по его работе, постоянно куча людей была. Дурдом полный. До рождения близнецов еще более-менее терпимо, а после – завал начался. У него – объем работы огромный, много командировок, он несется, я несусь с детьми. Крики, оры, дети болели все время… Бесконечный нон-стоп. Сумасшествие. Так что какого-то относительно спокойного периода после рождения близнецов и до его ареста как-то не сложилось. Все быстро неслось, неслось, неслось… Эта внешняя система – няньки, горничные, охрана была нам необходима, когда были ЮКОС, «МЕНАТЕП», словом, в той жизни, когда Миша был на свободе. От этой системы некуда убежать было. Сейчас я отошла от этого полностью, потому что устала от того, что не принадлежу себе вообще. Ты вроде построил дом, а живешь в своей комнате, в своем мире, закрывшись от всего внешнего. Это тяжело и неприлично мало для человека.

И он тоже страдал от этого внешнего вмешательства в жизнь. Тоже любил уединяться. И всегда любит общаться тет-а-тет. Собрать всех родственников и собранием что-то обсуждать – не его. Когда ты смотришь человеку в глаза, тем более близкому, ты контакт не теряешь. Он любил разговаривать с каждым членом семьи по отдельности, наедине. И разговоры эти не выносились на общее обсуждение. Никто не залезал на территорию другого. Нам так комфортно. Это уважение друг к другу, я считаю. Духом-то мы все равно вместе и были, и есть.

Да и я была не домашним человеком. Я, как и Миша, все время куда-то уносилась. Потому что у меня то институт (помимо Менделеевки, училась еще в Плехановском на «финансах и кредите». Посередине учебы поняла: «Боже мой, что я делаю?! Это не мое!»), то я что-то организую, то мне надо пообщаться. В какой-то момент я поняла: дети важнее. Потом силы, дай Бог, будут, к себе приду. И я себя «переломала».

Недавно меня спросили знакомые из одного банка: «Ну что? Вы хотите что-нибудь организовать еще? Вот Юля Высоцкая ведет передачу «Едим дома»…» Я говорю: «Меня бесполезно искушать».


О жизни «после»

Сейчас я должна отдать себя детям полностью. Я должна их научить, поставить на ноги, показать этот мир, пусть пока без Миши, пусть пока сама, но я должна это сделать. Когда все произошло, я была не в норме. Папу-то они уже потеряли из виду на тот момент. Ну, давайте маму еще потеряем, у которой вечно какие-то идеи фикс, она вечно что-то придумывает. И я оставила все свои идеи фикс. Мне понадобилось три года, чтобы порушить всю прежнюю систему нашей жизни. За один раз не смогла. А потом смогла избавиться от нянек, горничных, охранников, уехала вообще в город. Разрушала я целенаправленно. И у меня получилось. Я человек резкий в плане перемен. Если ломаю, то напрочь, и начинаю все с нуля. Так проще. У детей все сломала в сознании – они у меня начали убираться, стирать, готовить, мыть посуду. Конечно, первоначально были вопли: «Мы не хотим это делать! Мы привыкли к…». Они ждали, когда их обслужат. Я говорю: «Ничего подобного не будет». Благо, у меня был опыт жизни нормального человека, который живет в коммуналках со всеми вытекающими трудностями и последствиями. И это мне очень помогло. Я из детей всю дурь повыкидывала. Как вспомню, как это было… – смеется. – Говорю: «Глеб, подмети кухню». Прихожу через несколько минут на кухню, Глеб пол подмел, но мусор быстренько заметает под мусорное ведро. «Куда? – кричу я. – Ну-ка поднимай ведро. Ты что делаешь?! Это же твоя территория». «Ну, я же подмел!» «А дальше ты что делаешь?!» Я просто выметала из них весь этот бред. Теперь ничего, нормально: готовить умеем, убираться умеем, стирать умеем, за собой ухаживать тоже умеем. Все умеем. Конечно, помощь нужна.

Да и я болела одно время по полной программе. У меня обнаруживали все подряд. Нервная система не выдерживала. Сейчас мы снова вернулись жить в область. Но я продолжаю делать из детей людей. И вижу результаты: они почти самостоятельные, многое умеют. Близнецы обливаются по утрам холодной водой. Я их наставляю: «Не будете обливаться – будете болеть». И как только кто-то из них начинает сопливиться, я говорю: «Ну-ка иди сюда. Ты обливался?». «Ну, я…это…», – начинается. Я в ответ: «Теперь ты понял, что надо обливаться? Хочешь себя в форме держать – заботься о себе».

Я вовсе не строгая, и не пытаюсь заменить им отца, как это делала на первых порах. Я просто пытаюсь научить их жить.

Вот, Настя сама захотела на психологический факультет Высшей школы экономики. Я поддержала.

Близнецы пока ищут себя. Они еще в пятом классе. Заставить их заниматься физкультурой пока тяжело. Но ничего, у них сейчас начнется переходный возраст и сами поймут, что им это нужно. Сейчас они всем подряд занимаются. Баскетбол, скоро на футбол пойдем, карате уже бросили – не хотят больше, в театральной студии занимаются. Участвовали в последней новогодней постановке – Илья был оленем, Глеб – Дедом Морозом. Это надо было видеть…

После инцидента со школой я два с половиной месяца приходила в себя. Это просто от неожиданности. Если бы я была подготовлена к тому, что нас выпрут из школы, может, получилось бы как-то иначе. А тут так шарахнули! Я ведь всегда от людей жду человечности, а они такое выдают, что я просто шизею. Как будто меня обливают кипятком. Но люди все разные… Я никого не осуждаю. Не осуждаю и как раз могу понять любого человека.

Я еще одну вещь могу сказать по этому поводу Я понимаю, что, допустим, человека, который со мной поступает как-то не так, завтра может не быть. Мы так давим иногда друг друга, не понимая, что каждый день для кого-то из нас может быть последним. Мне очень интересно, даже если во время какого-то разговора тона повышены. Мы все равно чего-то друг для друга важное выясняем. А давить, закапывать… это ни к чему. Ведь потом, когда человека не будет, подумаешь: «Блин, ну и для чего это надо было? Ну для чего?». И потому, когда какие-то конфликты происходят, у меня сразу все на нет сходит. У меня не жалость, а сострадание к людям. Жалость – это от слова «жалок», а сострадание – это понимание человека, что ли. Ну, нельзя друг друга давить. Мы все несем тяжелый груз – каждый свой. Мне больно за людей, несмотря на то, что они… – Инна не договаривает, останавливается и не поясняет, что она хотела сказать после фразы «несмотря на то, что они…». Впрочем, понятно, что она имеет в виду и что касается этого непосредственного героя этой книги. – Они поймут наверное… – после некоторой паузы, продолжает она. – Их жизнь, ситуация в какой-то момент подведет к той точке, когда придется решать. Все равно придется решать. Ведь мы все рождаемся чистыми. Последующие события нас делают такими, какими мы в итоге становимся. И эти люди – прокуроры, судьи – они нормально со своей работой живут. Мы их оцениваем, пропуская через себя. У нас есть свои приоритеты и