— Это самый очаровательный дар. Никто не скажет, что он глупый или опасный. — Люсинда надменно вздернула подбородок. — Мой дар — вечная любовь. Вы будете любить друг друга до самой смерти.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Отец от ужаса утратил дар речи.
— Как это романтично, мой сладкий сэр Питер! — выдохнула мамочка Ольга и взяла его под руку.
Взгляд у него стал другим, и он нежно потрепал ее по щеке.
— Я рад, что ты довольна, моя дорогая, жизнь моя… — Он, похоже, сам себе не верил. — Любовь моя.
Оливия рванулась к новобрачным, споткнувшись о мои ноги и вереща:
— Фея, настоящая живая фея!
И протолкалась к Люсинде.
Отца с мамочкой Ольгой окружила тесная толпа гостей, стремившихся их поздравить, но таких целеустремленных, как Оливия, среди них было мало. Сейчас эта безмозглая фея оглядится кругом. Я выскочила за дверь.
Прятаться на улице я бы не смогла — очень холодно. Тогда я решила пробраться наверх.
Лестница была винтовая, и перила просто созданы для того, чтобы по ним кататься. Я едва поборола искушение съехать с самого верха — а то угодила бы прямо в объятия Люсинде, честное слово. Заслышав ее голосок, я метнулась по лестнице.
Очутившись на площадке, я наобум открыла какую-то дверь — она вела в коридор. Тихонько закрыв дверь за собой, я соскользнула на мраморный пол и привалилась к ней спиной, вытянув ноги.
А вдруг отец и вправду будет счастлив благодаря этому дару? Вдруг Люсинде наконец-то удалось сделать подарок, от которого одаренным станет хорошо? Я собралась с силами и представила себе, какой будет их семейная жизнь. Может быть, любовь ослепит отца и он не будет замечать недостатки мамочки Ольги?
Шаги по лестнице, конечно, были слышны, но я их проворонила. Дверь у меня за спиной распахнулась. Я рухнула навзничь — и обнаружила, что гляжу снизу вверх не на кого-нибудь, а на Чара.
— Ты не ушиблась? — испугался он, опускаясь на колени.
Я села, вцепилась Чару в рукав, втащила принца в коридор и закрыла дверь.
— Нет.
— Хорошо. — Он встал.
По-моему, он улыбался, но, может быть, и с издевкой. В коридоре было темно и не видно. Что он подумает о таком моем поведении? Как он считает, почему я прячусь?
— Я думала, ты до сих пор проверяешь пограничные войска. Не заметила тебя среди гостей.
— Мы только сегодня утром вернулись. Опоздали на церемонию — я едва успел заметить, как ты бежишь вверх по лестнице.
И он замолк — наверное, ждал, когда я все объясню. А я не стала, а он был вежливый и ничего не спросил.
— Отец жил здесь, когда был маленький и новый дворец еще не построили, — сказал Чар. — Он говорит, тут где-то есть тайный ход. Считается, ход берет начало в какой-то комнате на этом этаже.
— А куда он ведет?
— Вроде бы в туннель подо рвом. Отец много раз пытался его найти.
— Пошли поищем?
— Тебе правда хочется? — По голосу было слышно, что ему не терпится. — Ты ведь пропустишь маскарад…
— Ну его, этот маскарад. — И я рывком открыла ближайшую дверь.
Навстречу нам хлынул свет — и я увидела, что Чар улыбается безо всякой издевки. Наоборот, он сиял почище Яблочка!
Мы оказались в спальне с пустым платяным шкафом и двумя большими окнами. Простучали стены — не отзовется ли стук гулким эхом, выдавая пустое пространство; прощупали — нет ли замурованных проходов. Проверили пол, гадая, кому и зачем был нужен этот ход.
— Чтобы предупреждать Фрелл об опасности, — предположил Чар.
— Чтобы унести ноги от чокнутой феи.
— Чтобы избежать наказания.
— Чтобы улизнуть со скучного бала.
— А вот это наверняка, — согласился Чар.
Правда, какой бы ни была причина для побега, средства мы так и не обнаружили. Впрочем, каждую следующую комнату мы обследовали с куда меньшим рвением, чем предыдущую, и довольно скоро наши поиски превратились в прогулку. Мы не спеша шли по коридору, открывали двери, заглядывали в них. Если там было что-то интересное, заходили и смотрели пристальнее.
Я выдумывала какое-нибудь дурацкое объяснение, почему я застряла наверху.
— А ты догадался, почему я тут закрылась? — спросила я.
— Понятия не имею. — Чар распахнул очередную дверь. Ничего стоящего.
— Чтобы избежать соблазна.
— Какого соблазна? — Он улыбнулся, понимая, что сейчас я его посмешу. Уже привык. Теперь придется постараться.
— Неужели сам не знаешь?
Он помотал головой.
— Соблазна прокатиться по перилам!
Он засмеялся — да, не ожидал такого.
— А почему ты лежала?
— Вовсе я не лежала. Я сидела.
— Так скажи, почему ты сидела.
— Играла, как будто я съезжаю по перилам.
Он снова засмеялся:
— Зря ты не съехала. Я бы поймал тебя внизу.
До нас донеслись звуки оркестра — медленная аллеманда.
Коридор упирался в заднюю лестницу, на каждой площадке которой были другие двери, а они вели в другие коридоры — все более или менее одинаковые.
— Стоит зазеваться, и мы обыщем все комнаты по второму разу, — проговорил Чар. — И разницы не заметим.
— У Гензеля с Гретель были камешки и хлебные крошки, чтобы отмечать путь. А у нас ничего.
— Ерунда, мы богатые. А они были нищие. У нас наверняка что-нибудь найдется. — Он оглядел себя и покрутил костяную пуговицу на камзоле, пока она не оторвалась. В дырочку было видно полосатую шелковую рубашку. Я в изумлении смотрела, как он кладет пуговицу на плиточный пол в коридоре, который мы прошли, в шаге от выхода.
— Сразу будет видно, сколько мы осмотрели и сколько осталось. — Чар хохотнул. — Вот как я роняю свое достоинство — а ведь даже ниоткуда не съезжал!
Мы облазили шесть коридоров, но тайных ходов так и не обнаружили, а когда пуговицы на камзоле у Чара кончились, поднялись по задней лестнице. Наверху был открытый переход в соседнюю башню. Мы ринулись туда, в лицо нам хлестал ледяной ветер.
Раньше в башне был зимний сад с деревцами в кадках. Я уселась на каменную скамью. Здесь было холодно, зато безветренно.
— Интересно, заглядывают ли сюда королевские садовники. Эти деревья — они все засохли? — спросила я.
— Не знаю. — Чар глядел на скамью. — Ну-ка, встань.
Я, конечно, послушалась. Он пихнул ногой сиденье, и оно сдвинулось.
— Съемное! — воскликнул Чар.
— Наверное, здесь хранят садовые инструменты, — предположила я, пока мы вдвоем с натугой поднимали сиденье.
Я оказалась права, но не совсем. Внутри мы обнаружили лопату, ведерко и грабельки. И паутину, и следы пребывания мышей, хотя как туда пролезли мыши — ума не приложу. И кожаный фартук. И кое-что еще.
Чар отбросил фартук в сторону, а под ним оказались перчатки и пара туфелек. Перчатки были дырявые и грязные, а вот туфельки сверкали как новенькие. Чар бережно достал их.
— По-моему, они хрустальные.
Он хотел, чтобы я взяла обе, а я не поняла его и схватила только одну, а вторая упала. За миг до того, как туфелька упала на пол, я чуть не расплакалась — жалко было этой красоты — и сжалась, представив себе, как она зазвенит.
Но туфелька не зазвенела. И не разбилась. Я подняла ее и постучала по ней пальцем. Ну точно ногтем по стеклу.
— Попробуй надень.
Хрустальные туфельки оказались мне точно впору. Я приподняла подол и показала Чару, как они отлично сидят.
— Встань.
— Что ты, они наверняка треснут! — Мне было ужасно трудно усидеть на месте — ведь Чар отдал мне приказ.
— Может, и нет.
Я встала. Шагнула. Подошва податливо гнулась при ходьбе. Я изумленно повернулась к Чару.
Тут до меня снова донеслись музыкальные аккорды — оркестр играл далеко-далеко внизу. Я сделала несколько танцевальных па. Потом пируэт.
Чар поклонился:
— Не полагается, чтобы дама танцевала в одиночестве.
До сих пор я танцевала только в пансионе — в паре с соученицами или учительницами.
Чар взял меня за талию, и сердце у меня заколотилось — совсем не в величавом ритме танца. Я подобрала подол. Чар взял меня за свободную руку. Его прикосновение согревало, успокаивало, будоражило, околдовывало — все одновременно.
И мы танцевали целую вечность — Чар церемонно объявлял каждый танец: гавот, медленная сарабанда, куранта, гальярда.
Мы танцевали, пока не умолк оркестр. Один раз между танцами Чар спросил, не хочу ли я вернуться на праздник:
— Тебя, наверное, ищут.
— Возможно.
Хетти с Оливией теряются в догадках, куда я подевалась. Отцу с мамочкой Ольгой не до меня. Но возвращаться мне нельзя. Вдруг Люсинда еще там?
— А ты туда хочешь?
— Нет. Я приехал только повидаться с тобой. Проверить, что ты благополучно добралась до дома, — уточнил он.
— Благополучно. Сэр Стивен прекрасно обо мне заботился, а великаны приняли очень радушно. А тебе удалось поймать еще огров?
— сзах, суСС финг мООнг псиССайбуСС. («Да, и они очень вкусные».)
Я засмеялась. Ну и акцент у него!
Чар сокрушенно пожал плечами:
— Вот и они тоже смеялись и не слушали меня. Лучше всех получалось у Бертрама — ему они повиновались через раз.
Снова заиграла музыка — величественная павана. Можно танцевать и болтать.
— Одна фея пожаловала моему отцу и мачехе удивительный дар. — Я рассказала, в чем дело. — Как тебе такой подарок?
— Любовь должна быть настоящая, а не наколдованная.
Вспомнив, что устроил отец, когда хотел выдать меня замуж, я ответила:
— Браки бывают вынужденные — если все равно придется пожениться, может, лучше любить друг друга.
— Ты правда так думаешь? — нахмурился Чар. — Я не согласен.
— Тебе-то что, ты кого угодно можешь выбрать! — ляпнула я.
— А ты разве нет?
Я побагровела — ну вот, едва не проболталась про проклятие!
— Наверное, могу, — выдавила я. — И вообще маленькие мы еще, нам рано жениться и замуж выходить.
— Да ну! — усмехнулся Чар. — Я тебя старше.
— Ну, значит, я еще маленькая, — упрямо мотнула я головой. — И волшебный дар просто кошмарный. Я бы взбесилась, если бы меня заставили кого-то полюбить.