Заколдованные леса — страница 63 из 93

И стражники доставили этот гроб королю. Король с вождями, увидевши Симби, страшно перепугались и ужасно заудивлялись, как это живая девушка (Симби) могла попасть в заколоченный гроб.

Они разрешили ей встать из гроба и спросили, кем она туда заколочена. Но ей, полумертвой, было не до ответов. Сначала она отдышалась и рассказала освободителям, как попала в гроб. После этого он (король) приказал, чтоб Симби дали еды и воды. Он решил про себя, что, когда она отдохнет, или возврачуется в здоровое состояние, ее присоединят к остальным рабам, которых жертвовали его голове, когда подступало подходящее время. Потому что он жертвовал своей голове — от жажды продления собственной жизни — более двух тысяч рабов ежегодно. Король приносил эту жертву рабами в особом святилище для своих богов, специально построенном по его приказу.

И Симби опять оказалась в рабстве, среди других королевских рабынь, которых король приобрел до нее. Они работали в ожидании срока, когда их пожертвуют голове короля перед богами приречного города.

Только грешники жили в этом городе. Они были язычники. Они поклонялись своим божествам не птицами и животными, а только рабами.

Но главное, Симби с изумлением обнаружила, что ее подруги жили среди рабынь. И Рэли, и Сэла, и Кадара, и Бако. Сэлу и Рэли украли в девичестве, совсем незадолго до похищения Симби, а Бако с Кадарой — в детские годы, то есть гораздо раньше, чем Симби.

Подруги радостно обняли друг друга, и после объятий Симби спросила:

— Как вы все ухитрились оказаться в одном городе?

— Нас всех похитил Дого и продал сюда, — печально ответили четыре подруги.

— Меня тоже похитил Дого, с перекрестка дорог у нашей деревни, — сказала им Симби, — а потом продал в город, где мне пришлось лечь за песню в гроб, который швырнули с берега в реку.

— Дого, похоже, продает сюда почти всех украденных детей, — зорко заметила Бако. — А как поживала моя двойняшка-сестра, когда ты видела ее последний раз?

— О, твоя сестра и матушка жили весьма неплохо, когда я видела их последний раз. Хотя их все еще мучила горькая грусть по твоей утрате, — ответила Симби.

— Хотела бы я знать, как изловчился Дого похитить тебя у твоей столь состоятельной матушки, — поинтересовалась Рэли.

— Спасибо, Рэли, это и правда занимательный вопрос, — ответила Симби. — Я, видишь ли, утомилась от богатств моей состоятельной матушки. Меня пресытила зажиточная свобода, или свободная жизнь, даруемая богатством. Мне захотелось познать бедность и бедствия, чтобы испытать лишения от них, и я поведала об этом своей матушке. А когда она отказалась открыть мне значение прельстивших меня слов, я приготовила жертву, которая помогла бы мне это узнать, и вынесла ее на перекресток трех дорог, откуда Дого, не теряя даром времени, похитил меня.

Рэли и три остальные подруги вскричали от изумления перед желаньями Симби. Они сурово укоряли ее. Но были счастливы от нечаянной встречи.

Рабы жестоко трудились на короля, а он не кормил их по многу дней, считая козлами и козами отпущений.

— О-хо-хо, оказывается, бедность и бедствия куда тяжелей того, что юной девушке вроде меня стоит стремиться познать. И ведь матушка предостерегала меня против таких устремлений, — замученно сказала однажды Симби, когда и она, и ее подруги заработались до полусмерти в рабстве у короля.

— Ах-ха! Так, значит, тебя уже предостерегали от познания бедности и бедствий? — ошарашенно спросила Бако.

— О да, — печально ответила Симби.

— Но ты пресытилась радостями и проч., которые получала от богатств твоей состоятельной матушки?! — ошеломленно переспросила Кадара.

— В том-то и дело. Правда, я уже осознала свою глупую ошибку, — сказала Симби.

— Вот-вот, Симби, ты, безусловно, создала своими собственными руками все твои беспрестанные лишения от бедности и бедствий, — добавила Сэла, вспомнивши про себя множество богатств у матушки Симби.

— Увы! Приходится это признать, — серьезно отозвалась Симби.

— И заметь, что всех нас через несколько дней должны принести в жертву голове короля, — напомнила ей Рэли.

— Где же выход? Как мне, по-твоему, избавиться от всех моих бедствий? — смиренно спросила Симби у Рэли.

— Выход? — изумилась Рэли.

— Ну да, — пробормотала Симби.

— Поверь мне, Симби, у нас нет отсюда выхода. Ты уже ввергла себя в бедность, бедствия и проч. Я должна напомнить тебе, что «человеку, который сверзился в реку, поздно ерзать от страха замерзнуть», а у твоей матушки скоплены большие богатства, но они пресытили тебя, и ты предпочла получить вместо радостей зажиточной жизни всевозможные лишения от бедности и бедствий. Так что тебе теперь нечего бояться, — коротко разъяснила Симби Кадара.

Услышавши это, Симби вздохнула:

— Значит, у меня нет никакой надежды.

И все они снова взялись за работу. Симби и четверо ее подруг — Рэли, Сэла, Кадара и Бако — и десять рабынь, купленных до них, тяжко и ежедневно и почти без еды трудились в рабстве около года.

А за пять дней до обычного срока, когда король, для продления жизни, жертвовал рабов своей голове, он вынес из комнаты все грязные одеяния и отдал рабыням в преджертвенную стирку. Потому что, не будь на нем чистых одежд, когда он жертвовал рабов своей голове, она отказалась бы принимать его жертву, а значит, не помогла бы продлить ему жизнь. И вот королевская стирка обозначала, что жертвоприношение уже назначено и что на шестую ночь после стирки королевским рабам предстоит умереть.

Когда подступил назначенный срок, стражники вывели рабынь из города и доставили к специальному святилищу для богов, где их (рабынь) поджидала смерть. Симби с подругами доставили между прочих. А святилище выходило на Дорогу Смерти.

Перед святилищем, вдоль Дороги Смерти, росло двенадцать высоких деревьев. И каждую из рабынь привязали к дереву — спиной к стволу, а лицом к святилищу — и двери святилища распахнули настежь. Везде, и снаружи и внутри святилища, все было чисто подметено и убрано, а страшных богов, стоящих в самом святилище, покрывали зеленые, или свежие, листья, сорванные для этого с окрестных пальм.

Несколько длинных пальмовых листьев висели при входе, как занавеска в дверях. И много листьев лежало перед святилищем — для знака подданным короля, что в полночь король пожертвует рабынь своей голове.

Украсивши местность, королевские стражники принялись обряжать королевских рабынь: сначала их обрядили в листья от пальм, а потом — и это было главное — в нестерпимо горячие, так что уже неважно, от пальм они или нет. Обряженные в нестерпимо горячие листья, рабыни разразились безумными воплями, потому что им сделалось до безумия горячо.

По воплям рабынь горожане и горожанки поняли, что пора собираться к святилищу. Их (обреченных на жертву рабынь) для того-то и обрядили в горячие листья, чтобы оповестить о последних приготовлениях, или начале жертвенного обряда.

И вот женщины, окруживши рабынь, пустились в пляски и затянули песни, а стражники приступили к заточке мечей.

Женщины предавались пенью и пляскам, пока король со своими вождями и прочими особенно именитыми горожанами не явился посередине ночи к святилищу. Но едва король и его приближенные явились к святилищу — ровно в полночь, — женщины сразу же разошлись по домам, потому что им строго запрещается видеть жертвоприношение голове короля.

Когда король с королевской свитой (влиятельными людьми из города и вождями) вошли в святилище и сели перед богами, стражники, отвязавши рабынь от деревьев, поставили их на колени у ног богов.

Сначала богам с рабынями у подножий полили головы пальмовым маслом. Потом раскололи орехи колы. И вот король взял орехи колы и сжал их в ладонях, рука к руке. И он три раза прикоснулся ко лбу. Прикоснувшись ко лбу, он разжал ладони, и он показал орехи богам, и он обратился к ним с просьбой так:

— Не оставьте мои молитвы без внимания и дайте свершиться всему, о чем я прошу здесь перед вами сегодня в полночь. Примите от меня двенадцать девушек, которых я привел вам сюда. — (Он показал богам на двенадцать рабынь у их ног.) — Разрешите мне править дольше, а жить больше, чем мой предшественник, и помогите бесперебойно добывать рабов. А сейчас, если вы принимаете мои молитвы и вас радуют эти двенадцать рабынь, сделайте так, чтобы половина из расколотых орехов колы упали на землю лицевой, или округлой, стороной.

Поведав свои молитвы богам, король швырнул орехи на землю. Но, к его изумлению и безумной боязни, всего только три из упавших орехов легли на землю лицевой стороной, а все остальные орехи — наоборот, и король устрашился до сумасшедшего ужаса. То, что лишь три из горсти орехов упали так, как он ожидал, означало отказ головы и богов принять его дар и продлить ему жизнь. Тогда он швырнул орехи еще раз, потом еще раз, но с тем же успехом: опять и опять только три ореха падали лицевой стороной к земле.

Видя это ужасное опять-и-опять, он так пал духом, что чуть не упал, бросившись в ужасе вон из святилища. Хотя приближенные не пускали его, считая, что он потерял рассудок.

А когда минут через пять или десять рассудок снова вернулся к нему, он заставил себя взглянуть на богов. Но его терзало тяжелое горе. Потому что лишь если половина орехов падает лицевой стороной к земле, тогда как другая половина — наоборот, значит, боги и голова человека радуются жертве и обещают помощь.

— Как же теперь быть, ведь я, похоже, получил дурное предзнаменование на этот год? — горестно спросил приближенных король.

— Теперь, похоже, нужно обезглавить этих рабынь и полить их кровью головы богов. Быть может, если мы так поступим, то они (боги и твоя голова) примут жертвоприношение, — дали королю совет приближенные.

И вот король повелел рабыням, каждой отдельно и справа налево, петь свою песню до предсмертной ноты, чтобы обезглавливать их всех с песнопеньями. Потому что он должен был обезглавить их сам, когда у каждой кончится песня.