– Попрошу без ажиотажа! – урезонил молодежь Андрей Ильич. – Ин, а откуда это может быть в наших краях?
– По преданиям, в наших местах гулял атаман Стенька Разин. Он во многих местах зарывал сокровища. По преданиям.
– Точно! – закричал Володька. – Есть на Волге утес который! Народный революционер! Но у нас же не Волга, хотя утесы тоже есть!
Инна поправила его:
– Володя, тебе надо глубже изучить историю. Степан Разин был не народный революционер, а, говоря точно, разбойник. То есть бандит.
– Девушек в воду бросал! – сказал Колька.
– Именно.
– Ну и сколько стоит эта ерундовина? – спросил Андрей Ильич.
– Довольно много, – оценила Инна. – Не могу сказать точно. Это же не просто драгоценность, это историческая драгоценность.
Андрей Ильич оглядел собравшихся и громко сказал:
– Так. Прошу всех внимания! Сейчас при свидетелях отношу эту штуку в администрацию и кладу в сейф! Как общественное достояние. Ты, Володя, свою долю получишь, не беспокойся! А если кто еще чего случайно найдет, несите мне! Но только если случайно, никакой мне самодеятельности! Всех присутствующих касается!
Но присутствующих меж тем присутствовало гораздо меньше, чем раньше.
– О, ё! – воскликнул Володька и выбежал из дома.
Володька выбежал из дома, за ним спешил Колька.
Они примчались на место находки, а там уже вовсю ковырялся народ. Кто чем – и мотыгами, и лопатами, кто-то приволок даже мотоплуг. Володька стал бегать и громко заявлять свои права. Никто, конечно, всерьез не воспринял.
Но больше ничего не нашли и помаленьку разбрелись.
Володька и Колька смотрели на разрытую повсеместно землю.
– Дураки мы, Коль, – сказал Володька. – Надо было найти и молчать.
– Так мы молчали. Ты только меня позвал.
– А другие как здесь оказались?
– Не знаю...
– Я думаю, тут больше ничего и не будет. Но где-то должно быть. Слышал, что Инна сказала? Стенька Разин был разбойник. А они помалу не граби– ли! Я думаю, остальное где-то на берегу. Где утес какой-нибудь. Мне деньги, Коль, позарез нужны!
– Кому они не нужны?
– А мне – позарез. Понял?
– Купить чего хочешь?
– Да так... Есть один план...
И Володька поспешил домой и вскоре выехал на старом отцовском «москвиче» в Полынск. Там он оставил машину в переулке, а сам пошел к магазину, возле которого Клавдия-Анжела продавала из холодильного ящика мороженое и напитки.
– Привет, – сказал ей Володька.
– Привет, – ответила Клавдия-Анжела.
– А я вот по делам приехал... А ты здесь, значит?
– Здесь.
– Ты из-за мурзинской жены уехала, что ль?
– Меня это ни с какого бока не касается.
– Как же не касается? Все-таки у вас с Мур– зиным...
– Ничего серьезного у нас с Мурзиным не было. И быть не могло. А ты свои дела уже все сделал?
– Сделал.
– Ну, гуляй тогда. Дыши воздухом.
– Я и гуляю, – сказал Володька, но вместо гуляния остался стоять. Тут подошли две молоденькие девушки, взяли мороженое и ушли довольно смелыми для Полынска походками – впрочем, сейчас везде молоденькие девушки ходят, будто по пляжу, поигрывая талиями, бедрами и всем прочим, у кого что есть. Клавдия посмотрела им вслед печально и спросила:
– А чего ты не женишься, Володь? Вон их сколько.
– А ты сама чего одна? Ждешь солидного, бога-того?
– Угадал.
– А если не солидный, а молодой, но богатый?
– Тоже сойдет.
Клавдия-Анжела думала: так себе, пустой разговор. Но Володька вдруг всерьез обрадовался и сказал:
– Учти, ловлю на слове!
– На каком это?
– На этом самом! – крикнул Володька уходя. – Насчет молодого и богатого!
Клавдия-Анжела пожала плечами.
Она уже успокоилась, уже прижилась тут, нет, опять является. О себе напомнил. О Мурзине. Интересно, уехала уже его жена или не уехала?
Жена Мурзина не только не уехала, она вовсю занималась хозяйством. В частности, взялась с утра копать какие-то грядки в палисаднике.
Синицына, проходя мимо, остановилась, понаблюдала за ее работой и сделала вывод:
– Насовсем, значит, вернулась?
– Я не вернулась, я фактически не уезжала! – ответила Вера.
И тут же из кустов выскочил Мурзин с опровержением:
– Уезжала! И не жила здесь, будьте свидетельницей, Зоя Павловна! И сейчас фактически не живет, а только делает вид!
– Это ты делаешь вид: лежишь, газетку читаешь, а я работаю, – заметила Вера.
– Ты нарочно работаешь! – разоблачал ее Мурзин. – Сроду ее не заставишь грядку прополоть, а тут копается целыми днями! Это она, Зоя Павловна, симулирует, что тут живет!
– А где же я живу? Тут и живу.
– Не живешь, а в гости приехала! И на дом можешь не рассчитывать, его мой отец строил!
– А это неважно, кто строил. Важно, что мы с тобой в нем жили как муж и жена. Пользуясь совместным имуществом. И сейчас живем, правда ведь, Зоя Павловна?
Синицына остереглась присоединяться к кому-то:
– Кто вас знает, я над вами свечку не держала...
– Именно! – закричал Мурзин. – В самый корень смотришь, Зоя Павловна! Считается совместное проживание, если муж и жена живут как муж и жена! А мы с ней не живем как муж и жена! Это любая женщина ко мне в дом вопрется и права заявит!
– Я вперлась? – возмутилась Вера. – В собственный дом – вперлась! Ты говори, да не заговари– вайся!
– Почему это в собственный? Никогда он твоим собственным не был!
Они продолжили спорить, а Синицына убралась от греха подальше.
Без свидетелей ругаться совсем другой интерес, Мурзин остыл и вернулся на свое любимое место, где солнца и тени всегда поровну и всегда можно найти наилучший разворот раскладушки, время от времени передвигая ее. Он лег и стал смотреть сквозь ветви и листья, как трудится бывшая жена. И чуть было не задремал, но тут то ли наяву, то ли уже во сне к нему пришло озарение. Он вскочил, подбежал к Вере и крикнул:
– Я понял! Ты не вскапываешь, ты клад ищешь! А участок, между прочим, пока еще мой!
– Общий. А разведемся – поделим пополам.
– Так еще не поделили, а ты уже работаешь, будто на своей половине! А может, я эту захочу?
– Тебе же лучше, будет твоя половина вскопана!
– А мне не надо! Или тогда твою вскопаю!
И Мурзин, схватив лопату, начал азартно копать землю. Вера, видя его усердие, тоже наддала. Она и не помнила про клад, но услышала и подумала: чем черт не шутит. Найти что-нибудь такое не мешало бы.
Найти что-нибудь такое не мешало бы, рассуждал мысленно и Клюев, но не тратил при этом время на беспорядочные раскопки, а подошел к делу теоретически. Достал старые газеты и журналы, долго ворошил их и наконец нашел то, что искал. Взял листок и ручку, начал что-то подсчитывать.
Даше его умственная деятельность была в новинку, но она помалкивала, зная, что если Колька чем увлекся, лучше его не тревожить.
– Маловато, – сказал вдруг Колька с досадой.
– Чего маловато?
– Золото, оказывается, не так уж дорого стоит. Чтобы машину купить хорошую, например, его надо килограмма два найти.
– А если дом?
– Здесь или в городе?
– В городе, конечно, здесь всё равно снесут.
– Это еще неизвестно. Дом в городе... – Колька начал считать. – Килограммов пять.
– А сколько это на вид примерно?
Колька огляделся и ткнул в утюг:
– Вот. В нем килограмма полтора. Получается – три с лишним утюга.
– Не так уж и много. А чего ты вообще сидишь тут, теорию развел? Люди вон всё перерыли уже!
– Володьку жду. У него друзья в городе обещали металлоискатель достать.
– Володьку он ждет! – упрекнула Даша. – Люди голыми руками роют, без всяких искателей! Мне, кстати, мать говорила, что у Гнилого омута что-то находили. Там как раз круча, утес такой.
– Посмотреть, что ли?
– Иди уже, теоретик!
И Колька пошел, хотя не очень верил в целенаправленные действия. Клад ведь что? Клад – удача. А удача может встретиться человеку в любом месте.
Удача может встретиться человеку в любом месте. В частности, старухе Акупации она встретилась во дворе собственного дома. Подняв находку, она завернула ее в газету и отправилась к учительнице Инне Шаровой как главной, люди говорят, специалистке по кладам и драгоценностям. У дома Шаровых она встретила Ваучера, который тоже шел со свертком.
– Ты чего это? – спросила Акупация. – Образование получить захотел?
– А если и захотел? Сама-то зачем?
– А я так просто. Мне не к спеху.
– Ну, и мне не к спеху, – сказал Ваучер и сел на крыльце. Он не желал при Акупации обнаруживать цель своего визита. Однако и у Акупации возникли те же соображения. Она села рядом, сказав:
– И я подожду.
– Чудная! Чего ждать, если она дома?
– А ты заходил, видел?
– Нет.
– Откуда тогда знаешь, что она дома?
– Ну, значит, не дома. После зайду.
И Ваучер встал и пошел прочь. Но схитрил – свернул и кустами вернулся к дому. Подкрался к окнам и стал выглядывать, что там будет делать Акупация.
А та уже разложила перед Инной довольно длинную цепь и хвалила ее.
– Она тонкая, ты глянь. Но крепкая. Она желтая была, а потом потемнела. Я Жучка своего на нее примыкала, а то вечно он веревки рвал. Жучок сдох, а цепь у конуры так и лежит. Вот я и подумала...
Тут Акупация передохнула и оглянулась.
– Что подумали, бабушка? – с подчеркнутым уважением спросила Инна.
– Может, она золотая?
– Нет. Кажется, это латунь или еще какой-то сплав.
– Да я не за дорого отдам! – успокоила Инну Акупация. – За тыщу.
– Бабушка, даже если бы это было золото, я не принимаю.
– А мне сказали, принимаешь. – Акупации это действительно кто-то сказал, она только не помнила кто. В действительности она же сама первая кому-то и сказала, но забыла, а потом сказанное вернулось к ней чьим-то чужим мнением, уже достоверным, поскольку посторонним.