– С такой высоты – костей не соберешь... Так. Пора. Черт, курить охота... И выпить бы не мешало...
Тут Суриков увидел едущего на велосипеде пацана. Крикнул:
– Витек? Куропатов?
Витька затормозил, начал озираться.
– Здесь я!
Витька задрал голову, разглядел Сурикова:
– Здрасьте, дядь Вась!
– Здравствуй. Ты вот что. Сигарет привези мне.
– А где я их возьму?
– К тете Шуре, продавщице, зайди.
– Она не даст. Ей мамка сказала мне сигарет не продавать. И другим пацанам не продают тоже.
– А ты скажи – для меня. Постой. – Суриков порылся в карманах, но денег не оказалось. – Скажи, дядя Вася Суриков деньги потом отдаст. То есть... Ну, взаймы. Не он сам отдаст, он не сможет, жена отдаст или... Нет, скажи, что я сам отдам, а то запутается. И бутылку пусть заодно выдаст.
– Ну да! Она мне не поверит! А чего вы сами не сходите?
– Не могу. Дело у меня тут.
– Какое?
– А не твое дело, какое дело. Ладно, езжай... Стой! Если кто спросит, ты про меня не говори!.. Стой! Или скажи: сидит на дереве, а зачем – не знаю.
– Ладно! – крикнул Витька, уезжая.
Суриков устроился поудобней.
– Сейчас прибегут. Ничего, это дело быстрое. Не успеют. И не будешь ты, Вася, ничего хотеть. Ни курить, ни выпить. Ни закусить...
Он вздохнул и примерился головой к петле. Самое то, по размеру.
А Прохоров в это время, проезжая мимо дома Куропатовых, увидел Лидию, развешивающую белье. Остановился, вышел.
– Здравствуй, Лида!
– Здравствуй, – без особой приветливости отозвалась Лидия.
– Как жизнь?
– Лучше всех.
– Разве? А съехать надумали, я слышал?
– Да еще не знаем... Моста-то не будет, говорят.
– Ну и что? Всё равно работы здесь нормальной нет, школа, я видел, разваливается, куда дети ходить будут?
Лидия кивнула:
– Это проблема, правда. Нестеров предложил дом купить, мы вот думаем с Михаилом.
– Он по моему поручению предложил.
– Да? А тебе зачем?
– Бизнес у меня такой.
Лидия поморщилась от неприятного слова:
– Уж и бизнес – в родном селе дома скупать!
– Это родное село от меня отказалось! – напомнил Прохоров. – Схватили, оклеветали ни за что! С твоей помощью.
– Прямо-таки ни за что? – усмехнулась Лидия.
– Конечно. Следствие не обнаружило состава преступления, всем известно. Даже до суда не дошло.
Лидии не хотелось вдаваться в тонкости или спорить, поэтому она сказала:
– Ну и живи, радуйся.
И, взяв пустой таз, пошла в дом. Прохоров шел следом.
– Я и радуюсь. А тебе с Михаилом печально придется. Это уж так бывает: одному всё, другому ничего. Закон жизни. А еще важно – правильный выбор сделать. Понимаешь?
– Я уже сделала.
Лидия остановилась, обернулась и сказала, не осуждая, а как бы даже сочувствуя:
– Ты, Слава, какой-то просто неугомонный. Сколько лет прошло, у меня детей двое, муж, совсем другая жизнь. А ты всё будто надеешься. На два года успокоился – и пожалуйста, опять те же разговоры!
– Я никогда не успокоюсь, – твердо ответил Прохоров. – Есть вещи, которые не исчезают, Лида. Идея фикс называется по-научному.
– И какой у тебя фикс? От мужа и детей меня увести?
– Зачем от детей? Детей принял бы.
– Слушай, не смеши. Даже говорить об этом не хочу!
– И не надо! – с неожиданной легкостью отказался Прохоров от продолжения разговора на эту тему. И спросил: – Михаил дома?
– Дома. А зачем он тебе?
– Извини, конечно, но такие веши хозяин решать должен.
– Какие вещи?
– Я насчет дома. А ты что подумала?
– Ничего я не думаю.
– Ничего я не думаю и не предполагаю, – сказала Нина в ответ на вопрос Наташи о том, какими она мыслит и предполагает свои отношения с Нестеровым. – И отношений никаких нет. Давай учить дальше.
Они лежали на одеяле, постеленном на траве, в саду. Рядом валялись учебники, стоял магнитофон. Нина включила его, женский голос начал произносить слова, а Нина и Наташа повторяли, отрабатывая произношение.
– Ссэнкью. Ссэнкью. Не просто «с», а язык между зубов, вот так, – поправляла Нина Наташу.
– «Ссс»... «Сссс»... – мучилась Наташа. – Вывихнуть можно.
Тут подошел Нестеров.
– Здравствуйте.
– Здравствуйте. Зэ тейбл, – сказала Наташа.
– Зэ тейбл. Здравствуйте, – сказала Нина.
– А я попрощаться пришел.
– До свидания. Нассинг. Нассинг, – сказала Наташа, повторяя за магнитофоном.
– Насинг. До свидания, – сказала Нина.
– Всего хорошего.
– Счастливо. Ссан. Ссан, – сказала Наташа.
– Всего хорошего. Сан, – сказала Нина.
– А выступление будет или нет? – спросила Наташа. – Объявление висит.
Нестеров, уходя, неопределенно махнул рукой.
– Дура, догони! – прошептала Наташа. – Ты что, не поняла, он с серьезным разговором приходил!
– Не хочу. То есть хочу. Не знаю. Отстань. Зэ боут. Зэ боут.
– Сказала бы, я бы им занялась. Зэ боут.
– Ну и займись. Райт. Райт.
– Райт. Да нет, – сказала Наташа. – Это я тут с голодухи, а поступлю – в городе у меня большой выбор будет. Все-таки я молодая, красивая. Надо знать себе цену. Ес?
– Ес.
Нестеров выходил из сада по тропинке мимо нужника и услышал голос:
– Эй! Эй! Откройте, а?
Нестеров, увидев в дырке-окошке Володьку, удивился:
– Сам, что ли, выйти не можешь?
– Да случайно закрылся!
Нестеров осмотрел бревно:
– Похоже, не случайно. Закрыл кто-то.
– Ну, отец по дури закрыл, ну и что?
– Извини. Если отец, то я ничего не могу.
– Да ты вообще ничего не можешь! Психиатр недоделанный! – заорал Володька.
Нестерова это не обидело. Его вообще уже ничто не могло обидеть. Он пребывал в странном состоянии, похожем на отупение после долгого рабочего дня, хотя сегодня ничего особенного не делал.
Проходя мимо дома Куропатовых, равнодушно посмотрел на машину Прохорова, которая стояла у забора.
Машина Прохорова стояла у забора, а сам он сидел в доме, не отказавшись от обеда, и уже полчаса вел разговор с Михаилом Куропатовым о продаже дома с участком.
– Я не понимаю, в чем сомнения, Михаил? Вы же всё равно собирались продавать.
Куропатов оглянулся на жену, но та стояла у плиты, отвернувшись. Похоже, она не собиралась участвовать в разговоре, хотя обычно бывало иначе. Пришлось рассуждать самому:
– Мы только примеривались. А ты уже сразу деньги даешь.
Прохоров с улыбкой воскликнул:
– Так не беру же, а именно даю, ты радоваться должен! На винзаводе у тебя заработок маленький, я знаю, Лида в яслях работает за копейки тоже...
– Уже не работает, – уточнил Куропатов.
– Почему?
– Детей никто не рожает, кому ясли нужны?
– Ну, тем более. А в городе я тебе помогу, работу подыщу. Вот, например, при доме, где я живу, собственную котельную построили, место отличное.
– Истопником, что ли?
– Почему, техником! Между прочим, у нас там сейчас бывший кандидат наук сидит и радуется. Только мы его выгоним. Работает он именно как кандидат, слабосильно, а пьет, между прочим, как академик. А потом можно и получше что найти, если себя зарекомендуешь. Чего, Лида, ты молчишь? Тоже сомневаешься?
– Какие уж сомнения, – негромко сказала Лидия. – Я теперь должна тебе быть благодарна по гроб жизни.
– Ну, это не обязательно, – великодушно отказался Прохоров.
– Было бы не обязательно, ты бы не пришел.
Прохоров слегка обиделся:
– Думаешь ты обо мне сроду неизвестно что!
Куропатов всё-таки обратился к Лидии:
– В самом деле, ты как? Сама говорила: детей в школу нормальную отдадим, тебе работа там есть, у тебя сестра в детсаду. А я, конечно, не в котельную, я себе и получше место найду. Я и электрик, и механик, и водитель, с руками оторвут. А?
– Чего ты от меня ждешь? Ты хозяин, тебе думать.
– Я советуюсь.
– Не надо со мной советоваться! – раздраженно сказала Лидия.
– Почему это? – не понимал Михаил. – Деньги большие... Вся жизнь на кону, можно сказать.
– Догадался наконец! – одобрил Прохоров. – Ну, по рукам, значит? Или мало тебе? Скажи прямо – добавлю. Сколько? Так сказать, на бедность.
Прохоров, ляпнув это, тут же понял, что ляпнул, поспешил, рано обрадовался. И тут же быстро добавил:
– Шучу, конечно.
Но было поздно. Куропатов наконец о чем-то догадался. И, глянув на жену, сказал:
– Нет, Вячеслав. Извини.
– Что нет?
– Дом не продается. И деньги тут ни при чем.
– Я не понял. Что значит – не продается? Вообще не продается?
– Тебе не продается.
– А никто другой столько и не даст! – пригрозил Прохоров.
– Ну, значит, вообще не продается! – встал Куропатов из-за стола, показывая этим, что разговор окончен.
Встал и Прохоров. И чувств своих скрывать уже не мог:
– Ясно. Ничего. Мы еще вернемся к разговору! Вы меня еще упрашивать будете! И не только вы! Когда меня два года назад вся Анисовка продала, никто не заступился, все радовались, я слово дал: уничтожу! Под корень! Чтобы памяти от вас тут не осталось! И не останется!
Он вышел, хлопнув дверью.
– Спасибо, Миша, – сказала Лидия.
– За что?
Лидия не успела ответить: вбежал сын Витька.
– Мам, пожрать дай!
– Не пожрать, а покушать, – поправил Куропатов. – Ты прямо как дремучий деревенский, в самом деле. А у нас цивилизация на пороге: телевизор вон тот же... Дорогу ведут... Ничего. Еще лучше, чем в городе, будет.
Витька, принимаясь за еду, сообщил:
– А дядя Вася Суриков на дереве сидит!
– Зачем? – удивился Куропатов.
– Не знаю. Сидит и говорит: принеси, говорит, сигарет и выпить. Ну, то есть у теть Шуры в магазине взять.
– Что он, сам не может сходить?
– Говорит: не могу.
– Дерево какое-то... Пойти, что ли, посмотреть? – размышлял Куропатов.
– Нечего. Сигарет и выпить, ага! И сам там останешься. Сиди, пожалуйста! – не слишком сердито, но твердо сказала Лидия.