И какой дурак сказал, что она в море подалась оттого, что из-за внешности себе жениха не нашла?
Ладно, что это она себя рассматривает. Давай, подруга, прекращай — ты баба или пират? Изящно покачнувшиеся груди в глубине зеркала дали ответ на этот вопрос.
Да, Дарьена в их последнюю встречу рассказывала со смехом, что затеявший бунт боцман задал ей именно такой вопрос, ворвавшись в кают-компанию, где Бешеная мирно обедала.
«А что, не видно?» — ответила Дарьена, без стеснения задрав до ключиц рубаху, и пока боцман с сообщниками смотрели на ее тело, вынула из-за пояса пистолет да и разрядила прямо тому в морду.
Ладно, а вот что ей-то делать?
Некоторое время Игерна колебалась, а потом, вдруг махнув рукой — была не была! — вытащила из ящика штурманский свинцовый карандаш и принялась выводить строки на плотной тростниковой бумаге.
Сухая записка к капитану от капитана с предложением немедленно встретиться у нее на борту и кое-что обсудить.
— Хор! — крикнула, не сомневаясь, что верная подруга тут же явится на зов капитана.
— Чего вам, мистрис? — зевая и протирая глаза, появилась в дверях айланка.
— Мистрис в борделях. А твоему капитану надо передать кое-что Эохайду… — сунула ей в руки бумагу Игерна. — Срочно!.. Пусть пошлют шлюпку на «Отважный».
Хор'Тага долго и внимательно смотрела на капитана.
— Ужин готовить на двоих или сухарями будем гостя угощать?
— Готовить! Уж постарайся.
— Значит, последнего поросенка зарежем, — с притворной горечью вздохнула она. — Ну да ладно.
Хор почесала живот.
— И это… воду для вашего баловства греть?
— Ну, ты и язва! — улыбнулась Игерна. — Да ты как с капитаном говоришь?! Ладно, грей…
Глава 25
Год 3342 от Возведения Первого Храма. 28-е число месяца аркат.Материк Иннис-Тор. Изумрудное море. В сорока милях от Ничьих Земель.Едва многозначительно ухмыляющаяся Хор'Тага с силой захлопнула за ним дверь капитанской каюты, Эохайд, никак не отреагировав на ухмылочки айланки, осмотрелся.
Бывал он, конечно, в каюте у Игерны — случалось. Но не как гость, а по делу.
Мебель в салоне была простая. Койка скрывалась за темной занавеской. Уже давно большую часть времени именно каюта была ее домом, и обставлено здесь было все сообразно ее потребностям, начиная от небольшого шкафа и письменного стола, заваленного картами и бумагами, до мягкого ковра… Слева стояла оружейная стойка, над ней висел простой матросский плащ. Стены были обтянуты голубым шелком, затканным золотом, и украшены большими амальфийскими зеркалами; мягкий восточный ковер устилал пол, а на широких иллюминаторах, разделенных изящными резными колоннами, висели легкие кисейные занавески.
В углу горка с серебряной посудой (сразу видно, что каюта принадлежит женщине), в середине — отлично сервированный стол, покрытый белоснежной скатертью. Два прекрасных серебряных канделябра заливали салон светом, от которого поблескивали зеркала и скрещенные клинки, висевшие над дверью.
На полке в углу Эохайд заметил книги. Прилично — с дюжину.
Прищурившись, он прочел названия.
Был тут сборник арбоннских стихов какого-то дю Консарра, толстый том «Землеописаний материка Иннис-Тор» фрисландца Максимилиана ванн Гастена, четыре лоции: все не какие-то, а секретные, со следами сорванных свинцовых переплетов — такие стоят дорого. С удивлением отметил Эохайд и «Навигационные исчисления посредством армилляра» амальфийца Баччо Строцци — про которого даже столь далекий от учености человек, как он, знал, что тот был гениальный математик и, ни разу не выйдя в море, спас тысячи моряцких жизней своей усовершенствованной системой навигации и новыми картами.
Он преисполнился к Игерне еще большего уважения.
Обычно многие капитаны — не то что «вольных добытчиков» и «купцов», но и лощеные офицеры службы короля — из всех книг обходятся Святым Писанием, да и то открывают редко.
Правда у Миледи Ку вот библиотека получше, чем у иного властителя Старых Земель — со всех взятых кораблей ей притаскивают. Ну так ей положено, она из себя настоящую дворянку разыгрывает.
Еще у Рагира, как говорят, два сундука магических книг — так ему тоже вроде по штату положено — он как-никак чернокнижник. По слухам…
Появилась Хор'Тага с подносом, чтобы тут же исчезнуть.
На чеканном серебре дымилась жареная свинина с пряностями и луком. В филигранных бокалах чернело благородное вино.
«Аскривера» — по запаху определил Эомар.
— Присаживайся, Счастливчик, — небрежно взмахнула хозяйка рукой. — Будь как дома!..
Он слегка удивился. На ней был не ее любимый мужской костюм, а женское платье. Причем платье восточное — переливчатое, струящееся, закрывающее вроде как все тело, но при этом так соблазнительно обтекающее фигуру (впрочем, может дело больше в фигуре?).
Принюхался — от девушки чуть пахло каким-то тонким парфюмом.
— Что за духи? — поинтересовался между прочим.
— Розовое масло… Немного.
Он поглядел на ее чуть влажные волосы.
— Что смотришь? Ну да, я выкупалась. Иногда помыться тоже надо.
Ему стало почему-то чуть неловко — хотя перед визитом он и сам надел чистое барахло и вылил на себя пару ковшей пресной воды.
А потом стало не до посторонних мыслей, ибо она вдруг поцеловала его в губы. Крепко и страстно.
Эохайд на мгновение растерялся, но тут же обнял Игерну и ответил на поцелуй.
— Я рад, что ты меня пригласила…
— Молчи, — прикрыла ладонью ему рот. — Сегодня ночью слова лишние…
Порхнула мимо стола, отдернула занавеску и, подойдя к кровати, призывно посмотрела на мужчину.
Капитан сначала усомнился, так ли понял ее. Уж слишком неожиданным был поворот. Почти целый год он тщетно добивался хоть какого-то расположения Бесстыжей. И вот теперь она сама позвала его…
Он смотрел на ее волосы, на блики в ее глазах,
— Все это — безумие, — сказал он. — Никогда мы не…
— Молчи… — попросила она. — Я так устала быть одной… Ты не представляешь, как я не хочу быть одной!
И он, уже ни о чем не раздумывая, раскрыл ей свои объятия — она все еще дрожала всем телом.
Она прижалась к его груди, и Эохайд мгновение помедлил, не сразу сомкнул руки — не от нерешительности, а от удивления. Потом крепко и нежно обхватил ее и почувствовал, как дрожит ее сильное стройное тело. Полуоткрытые губы оказались совсем близко, они тоже дрожали, но эту дрожь он успокоил своими губами, и они стали вдруг нежными, мягкими, и тут она сама обхватила его руками, еще теснее прижимаясь к нему… Их губы лихорадочно искали друг друга, языки, нетерпеливо сталкиваясь, пытались проникнуть дальше. Наконец она на мгновение отклонилась, чтобы вдохнуть воздуха, и он увидел ее глаза совсем рядом…
Шелковая рубаха скользнула с плеч, не оставляя больше никаких сомнений. Эохайд ринулся на абордаж.
— Люби меня! Люби сейчас. Всегда!
Он притянул к себе девушку и крепко прижал к обнаженной груди.
— Потуши свет, — попросила она, и Счастливчик дунул во всю мощь на свечи…
Когда он медленно расстегнул последние крючки на камзоле и спустил его с плеч, девушка в ответ не шелохнулась, лишь почувствовала, что силы покидают ее, и, чтобы не упасть, ей пришлось привалиться к сильной мужской груди, ища опоры.
Она притянула к себе его голову и выгнула спину, груди напряглись и приподнялись навстречу его ласкам.
Ожидание наслаждения становилось невыносимым. Счастливчик схватил добычу на руки и бросил ее на кровать. Встав на колени, принялся жадно целовать тело, пахнущее острыми умащениями, возбуждающими желание.
Их тела яростно искали друг друга, сталкиваясь в крепких объятиях, отчаянные, торопливые поцелуи смешивались с запахом разгоряченной кожи…
Его руки скользили по ее телу и не могли насладиться им, в эту минуту он жалел, что у него не десять, не тысяча рук, он целовал ее, задыхался, пытался оторваться от ее губ… Ему это удалось, и он припал к ее грудям, спрятал свое лицо между ними, сдавил их руками и целовал, целовал, целовал…
Она изогнулась, снова сжала его голову и совершенно неистово, с какой-то безумной страстью опять впилась в его губы… Он ничего не видел, не слышал, не понимал, для него она была теперь всем миром, всей Вселенной — она и только она! Он изнемогал, чувствуя, что если это небесное блаженство продлится еще хотя бы минуту — то он умрет, не выдержит! Но он не умирал, а лишь восходил все выше и выше по лестнице сладчайшего на свете чувства.
Они оказались единым целым, словно всю предыдущую жизнь каждый из них только и делал, что искал другого. И не нужны были слова, предваряющие то, что и так неизбежно. Они кидались друг к другу с какой-то неестественной стремительностью, соединяясь резко, быстро, без слов. Иной раз, когда вдруг сбивался ритм ее ускоренного дыхания, когда обнаженные бедра ее с силой обхватывали его, ему казалось, что, наконец, она принадлежит ему. Уткнувшись губами ей в грудь или шею, чувствуя, как сильно пульсирует кровь в ее жилах, он крепко держал ее, прижимая запястья к постели, и входил, входил в нее так глубоко, словно хотел добраться до самого сердца…
Прошло много времени, но было еще темно, когда Игерна повернулась на бок и зарылась лицом в ямку на его плече. Полусонный, он почувствовал, как прижимается к нему обнаженное тело.
Эохайд отстранился и поднялся, глядя сверху вниз на белое, как снег, тело Игерны, такое таинственно прекрасное, каким может быть только женское тело во мраке ночи, освещенное лишь неясным лунным светом.
Вот интересно, что делают благородные господа после ночи любви?..
Эомар вдруг понял, что произнес это вслух, хотя и шепотом.
Девушка, однако, услышала, видать не спала.
— Не сказать, что могу похвастаться таким уж сильно большим опытом, — слегка спросонья пробормотала она, — но обычно то же, что и какой-нибудь мужлан-мельник, попользовавшись батрачкой: отворачиваются к стене и принимаются храпеть. А бедная девица все считает дни и мучается — не прокисла ли настойка морковного корня и не подсунул ли знахарь какую-то дрянь за ее серебро… Это в лучшем случае.