— Потому что они вкусны и полезны? — За разговором я с удовольствием уплетала кашу, тоже и вкусную, и полезную.
— Потому что их трудно собирать, — вздохнула Алка, как будто ей самой не раз доводилось это делать. — Плоды опунции покрыты почти невидимыми тоненькими колючками, которые очень больно впиваются в кожу.
— Именно поэтому даме посоветовали положить их в чашки бюстье, — снова взяла слово мамуля.
— Странная идея, — оценила я.
— Вовсе нет, — не согласилась бабуля. — Был когда-то такой старый добрый дачный лайфхак: мы с твоим дедом из бюстгальтеров делали систему поддержки для особо крупных томатов, сорта «Бычье сердце» например. Ну а дама смастерила охранную систему от угона. Разумно: едва прикоснувшись к колючкам, похититель бюстгалтеров должен был отказаться от своего гнусного намерения.
— И он отказался, — подтвердила мамуля. — Свой третий бюстик дама отстояла.
— Так почему ты хохочешь? Тут надо аплодировать стоя — такой героический эпос, — не поняла я.
— А потому что дама снова вышла в чат с вопросом: что теперь делать, как избавить чашки бюстье от колючек? Она уже их и пинцетом собирала, и пылесосила, и в машинке постирала, но они не утратили остроты, только перешли на другое белье, включая нижнее. — И мамуля снова захихикала.
— Вот это, я понимаю, ужастик! — поежилась впечатлительная Трошкина, вообразив себе кактусовые трусы.
В тот момент раздался густой колокольный звон, весьма неожиданный в мусульманской стране.
— Это что такое? — аж подпрыгнула мамуля.
— Полагаю, дверной звонок, — рассудила бабуля — наш спец по звонкам — и стала спешно подниматься: — Неужто Витя?
— Я открою! — в один голос сказали мы с Трошкиной и побежали к двери, толкаясь локтями.
Нет, это был не Витя, какой-то другой дед, постарше. На вид лет семидесяти, с лысой загорелой головой, гладкой и блестящей, словно полированное красное дерево.
Одет он был в длинную красную майку с гербом СССР, из-под которой выглядывали джинсовые шорты с замахрившимися краями, в одной руке держал полотенце, в другой — плетеное кресло.
Набор аксессуаров вызывал интерес. К тому же кресло дед крепко держал за ножку, будто оно резво пробегало мимо, а он его ловко изловил и поволок, как добычу.
— Мераба, — вежливо сказала ловкому и добычливому деду благовоспитанная Трошкина.
Она уже успела выучить турецкое приветствие.
— Мы не рабы, рабы не мы, — сердито ответил ей дед, то ли не дослышав, то ли не желая быть вежливым. — Это ваше?
Он потряс в воздухе полотенцем как флагом.
— Замрите! — велела я, чтобы иметь возможность рассмотреть его колышащийся стяг. — Нет, это не наше.
— Судя по кисточкам, это местное, турецкое, а мы с отечественными прилетели, — объяснила Трошкина. — И в бельевые шкафы тут еще не заглядывали.
— А в чем, собственно, дело? — в прихожую выплыла мамуля.
Взгляд горгоны Медузы она все-таки использовала, просто включила чуть позже — специально для незваного гостя.
— А в том, что с вашего балкона кто-то… — дед обвел нас подозрительным взором, — сначала сбросил полотенце, а потом под его прикрытием упал или спрыгнул на мое кресло и сломал его! — Он подтянул упомянутый предмет мебели, чтобы продемонстрировать нам его очевидную инвалидность.
— Почему же именно с нашего балкона? В доме пять этажей! — мамуля возмутилась, но неубедительно.
Хотя мы упорно об этом не вспоминали, никто не забыл о вчерашнем явлении в нашу квартиру загадочного черного человека. Как и о его эффектном уходе с нашего же балкона спецназовским кувырком.
— Упал бы с третьего — убился бы, — усмехнулся дед.
— Ну мы, как видите, все целы, — сказала мамуля.
И снова это прозвучало неубедительно, потому что из гостиной, стуча палкой, выступила бабуля.
— Вижу, целы не все! — тут же махнул на нее своим (или чьим?) полотенцем пришлый дед.
— Я не поняла, уважаемый, — вздернула подбородок бабуля, — вы полагаете, что это я тут ночами сигаю с балконов? Я? Заслуженный учитель, педагог высшей категории, преподаватель — прошу заметить! — не физкультуры, а естественных наук? Да вы с ума сошли, любезный! Или вам голову напекло. Идите…
— И без родителей не возвращайтесь, — шепотом договорила за нее я, узнав до боли знакомые учительские интонации.
— …и полежите в темном прохладном помещении с мокрым полотенцем на лбу, — по-своему закончила бабуля.
— Тем более что полотенце у вас уже есть, — любезно подсказала мамуля.
— А на чем же ему полежать? Шезлонг, я вижу, сломан, — заволновалась сердобольная Трошкина.
— Тихо, дети! — прикрикнула на нас бабуля и, расчистив себе фарватер палкой, выплыла за порог. — Идемте, милейший, я провожу вас и помогу справиться с последствиями теплового удара.
Дед, растерявший весь апломб, поплелся за ней как загипнотизированный.
Кабина лифта уехала вниз.
— Кто это был? — спросила Трошкина.
— Что это было? — изменила вопрос я.
— Высший педагогический пилотаж, — прислушиваясь к звукам этажом ниже, уважительно молвила мамуля. — Исправление хулигана одним добрым словом и пистолетом.
— Палкой, — машинально поправила я.
Снизу донеслись звуки шагов, скрежет ключа в замке, скрип открывшейся двери и стук закрывшейся.
— Вот уж не думала, что первой из участниц нашего девичника, кого потянет в мужское общество, будет твоя, Дюша, бабка! — не без досады призналась мамуля.
— Она не первая, — не согласилась Трошкина. — Был вчера какой-то Черный человек, к кому-то же он приходил?
— Хотите об этом поговорить? — Мамуля посмотрела на Алку, на меня и неохотно согласилась: — Да, продолжать это замалчивать невозможно. Что ж, обсудим сложившуюся ситуацию. — И она вернулась в гостиную, жестом призвав нас последовать за ней.
Мы снова расселись за столом, и Трошкина, поднявшая тему, повторила вопрос:
— Кто это был, как думаете?
— Тот Черный человек, который вылез из-под твоей кровати? — ехидно уточнила я, голосом выделив местоимение.
— Да я понятия не имею! — мгновенно взвилась Алка.
Быть под подозрением ей внове. Обычно это моя роль. Но Черный человек, кем бы он ни был, прятался не под моим ложем, это все видели.
Хотя, нет, не все.
— А я ведь вышла позже и не видела, откуда он вылез! — оживилась мамуля. — Из-под кровати Аллочки, говоришь? Хм… Черный человек, нечто ужасное, прячущееся под кроватью или в шкафу, — это же классика детского фольклора!
— Простите, я вернусь через минутку. — Трошкина подскочила и унеслась в нашу спальню. Погремела там дверцами, вернулась и сообщила: — В шкафах никого.
— Ну-ну, — мамуля похлопала ее по руке, — не надо так волноваться, все дети через это проходят. Обычно в возрасте от четырех до шести лет, когда у ребенка развивается фантазия, появляются и иррациональные страхи. Они проходят без следа, если взрослые показывают малышу, что уважают его страх и готовы помочь.
— Мы уважаем и готовы, — подтвердила я, похлопав Трошкину по другой руке.
— Да я-то тут при чем?! — психанула она. — Это же был не выдуманный Черный человек, а совершенно реальный!
— Ты в этом уверена? — голосом доброго психиатра спросила мамуля.
— В этом уверен лысый дед с нижнего этажа, — напомнила я. — Да и мы все слышали грохот, с которым Черный человек рухнул с нашего балкона. Это определенно не была бесплотная сущность.
— Так-так, давайте подумаем, кто бы это мог быть. — Мамуля откинулась на стуле, воткнула пальчики в виски и закрыла глаза. Через мгновенье распахнула их: — Черный человек Нэрэксо! Один из аватаров Ньярлатхотепа, который принуждает людей подписывать Книгу Азатота!
— Чего? — моргнула я.
— Да, вряд ли это он, мы бы услышали стук копыт. — Мамуля снова смежила веки. И вновь подняла их: — Тогда Шварцермэн, а? Черный человек из немецкого детского фольклора! Он как раз вылезает из-под кровати или из шкафа, чтобы похитить ребенка, некоторые родители даже специально стращают этим непослушных малышей.
— Наша Алка — послушный малыш! — встала я на защиту подруги. — И я ясно слышала русский мат, так что никакой этот черный тип не немец!
— Тогда, значит, и не ниндзя, те японские… — Мамуля огорчилась и снова призадумалась, теперь уже основательно. — Даже не знаю… В отечественном фольклоре под описание подходит только черт, но наш-то ночной гость был безрогий… Вот разве что у Есенина был такой «Черный человек», поэт использовал его образ как символ смерти и неизбежности ухода из этого мира…
— Да типун тебе на язык! — испугалась я. — Давайте примем как данность, что это был живой человек, просто черный. Негр, например, или сильно загорелый.
— И что этот загорелый негр делал под моей кроватью? — неприязненно спросила Трошкина.
Обычно она гораздо более толерантна и вовсе чужда расизму.
— Да мало ли. — Я посмотрела на мамулю.
Ей придумать версию-другую — пара пустяков.
— Ловил удравшего от него кота, например, — не подвела родительница. — Или вытирал пыль. Увы, наш мир так несправедливо устроен, что люди с темным цветом кожи часто бывают заняты на грязной работе. Возможно, наш герой — уборщик, который припозднился с выполнением своих штатных обязанностей.
— Про кота мне больше нравится, — призналась Трошкина.
— Ну не знаю, — не согласилась я, — с котами у него явные сложности. Один из них его два раза подряд с ног свалил, это не похоже на теплые взаимоотношения хозяина с питомцем.
В прихожей хлопнула дверь — вернулась бабуля. С порога сообщила, будто продолжая разговор:
— Это не он.
— Кто не кто? — оглянулась я.
— Василий Алибабаевич — не тот поганец, который переполошил нас нынче ночью.
— Алибабаевич? — Я выдвинула бабуле стул.
— Это прозвище. — Она села. — Отсылка к фильму «Джентльмены удачи». Василий занимался нефтепродуктами.
— Тоже разводил бензин ослиной мочой? — припомнила первоисточник мамуля. — Значит, старый жулик. Так почему же ты решила, что это не он влез к нам ночью? Может, хотел украсть наши денежки?