— Мераба, Мирьям Симион. — Горничная улыбнулась и даже слегка присела, а потом извлекла из кармана фартука конверт, вручила его бабуле, повернулась и испарилась.
— Что это, ба? — Я посмотрела на конверт в руках родной старушки.
Белый, без марок и штемпелей, с надписью в два слова по-турецки и крупно выведенными буквой с цифрой: А-6.
Поскольку я уже знала, что это наш адрес в здешнем ЖК — корпус А, квартира 6, догадалась, что два турецких слова — имя адресата, то самое «Мирьям Симион», то есть Мария Семеновна.
— Погодите, не открывайте так сразу! — испугалась Трошкина, увидев, что бабуля собралась надорвать конверт. — Вдруг там споры сибирской язвы?
— Сибирской — в Турции? — усомнилась я. — Здесь скорее чумные бациллы будут.
— Какой ужас!
На упоминание ужасов моментально явилась мамуля и оживленно прочирикала:
— О, мы уже получаем тут корреспонденцию? От кого? Кому письмо? Надеюсь, любовное?
— Кажется, мне, хотя я не уверена, — краснея, ответила бабуля и торжественно понесла конверт в гостиную.
— Хотя бы на просвет посмотрите, вдруг там что-то опасное! — воззвала Трошкина, увязавшись за ней нервно дергающимся хвостиком.
— Аллочка, у меня все-таки не рентгеновское зрение, — хмыкнула бабуля. — Да и что такого ужасного может быть в самом обычном конверте?
— В самой обычной пудренице был червяк, — справедливости ради напомнила я.
— Действительно. — Бабуля притормозила и задумчиво огляделась. — Ну-у-у… В принципе, любую органику легко можно обезвредить за пару минут в микроволновке…
— Как будто жареный червяк будет лучше живого! Дай сюда! — Мамуля выдернула у нее конверт и бестрепетно вскрыла его. — Ну вот! Ничего страшного. Даже наоборот — приятный сюрприз.
— Что это? — Бабуля присмотрелась к извлеченным из конверта пестрым бумажкам.
— Это билеты! — Трошкина тоже рискнула взглянуть и обрадовалась. — В античный город Перге, он находится в пригороде Антальи, туда можно съездить на скоростном трамвае.
— Четыре билета на завтрашний день, вход с девяти до восемнадцати часов. — Я тоже посмотрела и, хотя текст был на английском, уверенно расшифровала цифры. — Ого, они по одиннадцать евро! Недешево нынче обходятся экскурсы в древнюю историю.
— Это ты заказала? — Мамуля посмотрела на бабулю.
— Это мне подарили, — та задрала нос.
— Вопрос — кто. — Трусишка Трошкина опять нахмурилась.
— Думаю, Витя, — сказала бабуля. — Или Вася?
— Ого! — восхитилась мамуля. — Я смотрю, у кого-то поклонников как грязи!
— А если это не от поклонников, а от противников? — снова влезла паникерша Трошкина. — Может, они таким образом хотят выманить нас всех разом из дома?
— Так это же прекрасно! — не дрогнула мамуля. — Мы ведь и сами хотели уйти, значит, все складывается наилучшим образом… Так, быстро скажите мне, как туда нужно одеться-обуться, в этот античный город Пурген?
— Перге, — поправила я, хотя это было бесполезно: мамуля все равно запомнит название исключительно по ассоциации.
— Хотелось бы аутентично, и у меня как раз есть подходящее белое платье-туника, а на ноги сандалии, — не слушая меня, тарахтела родительница, — но если в этом Пургене раскопы, неровные плиты, кривые ступени и тому подобное, то больше годится спортивная обувь…
— Кроссовки, — Трошкина отвлеклась на привычное приятное занятие — составление модного лука — и забыла о своих опасениях, — тунику можно, но на голову обязательно надо панаму или шляпу, а в сумку побольше воды…
Они переместились в мамулину комнату, где заскрипели дверцы шкафа и застучали вешалки.
— Так все-таки Витя или Вася? — задумчиво пробормотала избыточно богатая поклонниками бабуля и с видом записной кокетки обмахнулась веером из подаренных ей билетов.
На море мы вечером не пошли. Ограничились бассейном, у которого громко, чтобы все вокруг слышали, обсудили свои планы на завтра. Не полностью, конечно, а только в части предстоящей поездки в античный город.
Оповестить мировую общественность о том, что завтра нас не будет дома, придумала мамуля.
— Выйдет глупо, если мы насорим в квартире чудо-порошком, а туда никто не проникнет, — сказала она. — Давайте постараемся, чтобы информация о нашем длительном отсутствии дошла по назначению.
— Можем прикрепить над дверью плакат «Добро пожаловать, дорогие вторженцы!» — съязвила я. — Алка умеет красиво писать тушью, все школьные годы практиковалась, выпуская классную стенгазету.
— У меня с собой только тушь для ресниц, она жутко дорогая, я не хочу потратить ее на вторженцев! — заволновалась Трошкина.
— И не надо, Дюша это не всерьез предложила, — успокоила ее бабуля. — Тем более что одного флакончика туши на целый плакат не хватит, Дюше придется пожертвовать и своим…
— Я это не всерьез! — быстро согласилась я.
— Тогда замени сарказм восторгом и начни погромче предвкушать завтрашнюю поездку. Предлагаю разделиться: Дюша с Инной будут предвкушать, плавая в бассейне, Бася — сидя в джакузи, а я — лежа в шезлонге. Так мы охватим максимально широкую аудиторию.
В итоге, думаю, в радиусе полукилометра не осталось ни одной живой души, которая не узнала бы о запланированной нами культурной программе. Напоследок Алка даже Запотыка о ней оповестила, в потемках споткнувшись о растянувшегося поперек дорожки котика и сердито выдохнув:
— Да иди ты… в античный город Перге, как мы все завтра утром.
Сделав все, что могли, спать мы легли с чувством честно исполненного долга.
Глава седьмая,в которой за нами тянется хвост
— Мне приснилось, будто я тырю баклажаны на колхозном поле, — едва открыв глаза, призналась Трошкина.
— Много натырила? — зевнув, поинтересовалась я, поскольку того требовала давняя традиция.
В юности Алка очень увлекалась толкованием снов, пытаясь на их основе предсказывать события нашего общего будущего. В летнем лагере, куда нас с ней как-то запихнули на две смены подряд, наши кровати стояли рядом, и подруга каждое утро начинала с рассказа о своих сновидениях.
— Не очень много, потому что я также тырила морковку, редиску, капусту и что-то еще. — Она нахмурила бровки и принялась загибать пальцы, припоминая масштаб и состав своей неправедной добычи. — Ты, к слову, тоже там была, и еще какие-то люди, и все мы что-то тырили… А потом взялись за руки и пошли…
— А баклажаны кто нес?
— Ой! — Трошкина села в кровати. — Мы же их на поле забыли!
— Не расстраивайся, будут тебе баклажаны, — пообещала я, переворачиваясь на другой бок. — Я их тебе куплю. Тырить-то негде…
— Да я же это не к тому, что хочу баклажанов! Хотя не откажусь, конечно. — Алка, судя по звукам, спустила ноги на пол и нашаривала ими тапки. — Вопрос: что значит этот сон? Вот у тебя с чем поутру ассоциируется крепкий молодой баклажан?
— Ну-у-у-у…
Первая моя утренняя ассоциация была откровенно неприличной, поэтому я подыскала другую:
— С дирижаблем.
— Да? О… — Подружка немного подумала и, судя по голосу, обрадовалась: — Тогда это к полету на воздушном шаре! Видимо, мы все-таки возьмем экскурсию в Каппадокию, — и, вполне довольная этим прогнозом, подскочила и побежала в ванную.
— О нет, только не воздушный шар, пожалуйста! — прохныкала я в подушку.
Было у меня такое незабываемое приключение в Крыму, в ходе одного нашего с Алкой и Зямой расследования я вела наблюдения с воздушного шара. Ну как вела? Посматривала одним глазом, далеко ли до земли, и орала как резаная. Определенно воздухоплавание без участия надежных крепких самолетов — это не мое.
— Дети, завтрак! — позвала бабуля. — Вы не забыли, что на сегодняшний день у нас особые планы?
Мы не забыли, а потому очень быстро позавтракали и собрались к выходу, что означало — приступили к проведению спецоперации.
— А назовем мы это чудо-средство — «Антипепел», — сказала мамуля, с детским интересом глядя, как Трошкина в полиэтиленовых перчатках из набора с краской для волос сосредоточенно трясет над полом чайное ситечко с порошком.
— Почему «Антипепел»? — спросила я.
Название хорошее, звучное. В рекламном бизнесе мамуля стала бы гением нейминга.
Запатентовать, что ли, этот ее «Антипепел»? Покупать кондитерский порошок оптом, расфасовывать в баночки поменьше и продавать как декоративное средство для волос…
— Потому что есть такая фраза: «Посыпать главу пеплом», это действие — традиционное выражение скорби. А Зямочка придумал наносить порошок на шевелюру для веселья, то есть с диаметрально противоположной целью, — охотно объяснила мамуля. — Ровнее, Аллочка, ровнее! Надо, чтобы пустых мест на полу не осталось.
Мы наблюдали за Алкиными трудами с лестничной площадки, заглядывая в приоткрытую дверь как трехголовый Змей Горыныч.
Трошкина более или менее равномерно посыпала порошком примерно три квадратных метра пола в прихожей и велела мне:
— Всё, Инка, закрывай!
Я захлопнула дверь, и бабуля подала мне собственноручно свернутый ею крошечный кулечек с толикой все того же порошка. Я вытрясла его содержимое на дверную ручку, и мы спустились по лестнице, торопясь подстраховать нашу физкультурницу Алку. Чтобы не нарушить собственноручно созданную контрольно-следовую полосу в прихожей, она должна была покинуть квартиру через террасу.
Мы с мамулей уже подняли руки, готовясь поддержать альпинистку-скалолазку, когда бабуля, спешно охлопав карманы, вдруг скомандовала:
— Стоп! А где наши карты?
— Какие карты, ба? — уточнила я недовольно, поскольку стоять с запрокинутой головой и поднятыми руками было неудобно. — Тройка, семерка, туз?
Мамуля тихо фыркнула.
— Кто там хихикает? Что смешного? Расскажи нам — посмеемся вместе, — привычно отреагировала бывшая учительница и высокомерно, как настоящая аристократка, кивнула мне: — Спасибо за сравнение со старой графиней, но я имела в виду наши проездные.
— «Анталья-карт»? — Сверху свесилась Трошкина. — А разве они не у вас?