— Были у тебя! — Я развернулась к нашей старой графине. — Куда ты дела их, бабуля, признавайся?
«Анталья-карт» — это пластиковые карточки, которыми расплачиваются за проезд в городском общественном транспорте. У нас таких было две — папуля с мамулей привезли из прошлогодней поездки. Помнится, мы планировали использовать их сразу по прилету, но так и не дождались автобуса. А держала их при себе бабуля, наш самозванный командир, отмеченный не только наградами, но и, увы, склерозом.
— Значит, они могут быть где угодно. После того как дома ты однажды засунула свою банковскую карту в стиралку, я уже ничему не удивлюсь, — вздохнула мамуля.
— Аллочка, посмотри в стиралке! — бодро крикнула бабуля. — И нормальным голосом объяснила: — Тогда я просто забыла карточку в кармане штанов, отправленных в стирку.
— А мы подумали — деньги отмываешь, — съязвила я.
Настроение мое, еще недавно прекрасное, ухудшилось. Бегать по району и искать, где можно купить новые проездные, не хотелось.
— В стиралке нет! — доложила вернувшаяся из скоростного забега в санузел Трошкина. — Где еще посмотреть?
Мамуля тоже развернулась к бабуле, и теперь мы все сверлили ее укоризненно-вопросительными взглядами.
— Минутку, дайте подумать… В карманах той льняной рубахи, в которой я прилетела, посмотри! И в брючных тоже. А в сумочке я сама поищу. — И бабуля с металлическим щелчком открыла свой ридикюль.
Она распахнула его столь широко и уставилась внутрь так напряженно, что приобрела отчетливое сходство со скульптурным Самсоном, раздирающим пасть льва. Я полюбовалась этой классической композицией с полминуты, завершения затянувшегося поединка героя со зверем не дождалась и сердито крикнула:
— Алка, проверь все бабулины вещи с карманами!
— С карманами у меня еще только куртка, — вяло заспорила та, — но она лежала в чемодане, и я никак не могла…
— Нашла! Нашла! — донесся сверху крик — такой же радостный, как архимедово «Эврика!». — Они были в кармане чемодана!
— Точно! — Мгновенно воспрянувшая бабуля хлопнула себя ладонью по лбу. — Когда стало ясно, что на автобусе мы не поедем, я убрала эти карточки и мелкие турецкие деньги в накладной карман зеленого чемодана.
— Мелочь оттуда я тоже выгребла, — сообщила появившаяся на балконе Трошкина, рассовывая по карманам добычу. — Теперь всё? Я могу выбираться?
— Давай. — Я снова развернулась к дому передом и подняла руки, страхуя подругу.
Мамуля последовала моему примеру, и вместе мы помогли Алке спуститься.
Бабуля громко защелкнула львиную пасть ридикюля и снова начала командовать:
— Пошевеливаемся, выдвигаемся, не теряем время, билеты у нас, считай, бесплатные, но не бессрочные…
Подгоняемые нашим матриархом, мы вышли за территорию жилого комплекса и зашагали к автобусной остановке.
Проходя мимо кафе с выразительным названием «Пилигрим» — места встречи эмигрантов и релокантов — бабуля дернула подбородком и припечатала:
— Вот бездельники!
Мамуля глянула на столики под выгоревшим полотняным навесом и охотно развила тему:
— Девизом этого заведения должно быть: «Лодыри всех стран, соединяйтесь!»
Трошкина смолчала и почему-то поспешила взять меня под руку. Я посмотрела на веранду кафе поверх ее макушки и едва не споткнулась. За одним из столиков сидел наш сосед Роберт. Бабуля явно имела в виду именно его, сообщая все так же осуждающе:
— Этот ваш сидит тут уже третий день, как не иду мимо — чаи гоняет.
— В самом деле? — пробормотала я.
Сама я до сих пор не замечала присутствия Роберта в кафе и, признаюсь, тяготилась тем, что с момента поцелуя в спальне мы не встречались. Не потому, что мне очень хотелось его видеть, а потому, что не привыкла я к такому отношению. Поцеловал — и убежал! Это что такое? Как мальчик в детском саду, право слово.
— Брось! — дернув за локоть, сказала на ухо Трошкина, которая знает меня как раз с детского сада и с близкого расстояния наблюдала все мои романы. — Мужик, конечно, видный, но он же мутный, как воды Ганга! — И через пару секунд, подумав, не вполне уверенно добавила: — Денис и Зяма намного лучше.
Из того, что подруга упомянула своего собственного любимого, я сделала вывод, что красавец Роберт несколько смутил и Алкин душевный покой. Мне захотелось напомнить, что ее дорогой Зямочка, пока не женился, был не менее мутный, да и сейчас за ним нужен глаз да глаз, потому что горбатого, как известно, только могила исправит. Но Трошкина смотрела на меня с таким искренним сочувствием, что мне стало стыдно и я смолчала. Было бы чистым свинством портить подруге настроение только потому, что оно пропало у меня.
Я задрала нос повыше и прошла мимо «Пилигрима» с невозмутимостью зашоренной лошади. Правда, сворачивая за угол, с Цитрусовой на Финиковую, все-таки оглянулась, но Роберта за столиком уже не было.
Утекли куда-то воды Ганга.
Ну и пусть.
Мы сели в автобус, доехали до места пересадки на скоростной трамвай, который должен был доставить нас почти до самого Перге. И тут наша отличница-перестраховщица решила, что именно здесь и сейчас необходимо пополнить карточки-проездные:
— А то вдруг в античном городе это сделать не получится. Может, там нет специальных киосков.
Мне не хотелось терять время: я опасалась, что отведенных на посещение часов не хватит и мы не увидим что-нибудь интересное. Я не забыла, как мы с Трошкиной в тщетной попытке объять необъятное бегали по Лувру, на осмотр которого легкомысленно отвели себе всего полдня. Прочие посетители музея, про смотрителей я уже и не говорю, взирали на нас, торопыг, откровенно неодобрительно, даже Джоконда, кажется, перестала улыбаться и укоризненно покачала головой, когда мы едва взглянули на нее и помчались дальше.
Но мамуля поддержала Алку, заметив:
— В самом деле, какие киоски могут быть в античном городе? Разве что мраморные, с колоннами. — И мы отправились пополнять карты.
Делала это Трошкина, видя мое недовольство, самостоятельно. С аппаратом она управлялась ловко, поскольку у того имелся понятный ей английский интерфейс, и потратила на весь процесс не больше пары минут. А вот потом, когда уже выгребла из специального окошка сдачу, она зависла, рассматривая монеты в своем кошельке.
— Нас обсчитали? Не додали мелочь? — встревожилась бабуля. — Я так и знала! Этим туркам нельзя доверять!
— Наоборот, дали что-то лишнее. — Алка вытащила из кошелька серебристый кружок. — Что это такое, не пойму?
— Безобразно затертая монета! — предположила бабуля, приспустив темные очки без диоптрий и подслеповато прищурясь. — Ее давно уже следовало изъять из обращения, она выглядит так, словно в ходу со времен Османской империи!
— Да ладно? Дай-ка посмотреть! — Мамуля пробилась к Алке, выхватила у нее предмет обсуждения и разочаровалась: — Да это вообще не монета, просто гладкий кружочек. Похож на батарейку для часов.
— Зачем кому-то закидывать в автомат батарейку для часов? — задумалась честная Трошкина.
— Должно быть, она уже негодная. Как батарейку ее использовать нельзя, а вот как болванку, имитирующую монету, можно, — мигом придумала наша писательница.
И тут же дала понять, что эта версия родилась у нее не просто так, с подачи музы-фантазерки, а на основе реального жизненного опыта:
— Помню, в студенчестве мы так пытались обманывать автоматы с газировкой. Бросали в них вместо монет металлические шайбы и пуговицы.
— Так, может, это и есть пуговица? — Алка вернула себе псевдомонету, уложила на ладошку и поднесла к глазам. — Но тут же нет ни дырочек, ни ушка.
— Ушко могло отломиться, — сказала бабуля и наклонилась, едва не клюнув носом Алкину ладонь. — А это точно не наша вещица? Кажется, я видела что-то подобное у Зямы на его парчовом пиджаке.
— Ой! — Трошкина сжала кулачок и им же размашисто перекрестилась. — Свят, свят, свят, чур меня!
— Ты точно вытащила ее из автомата вместе со сдачей? — спросила я.
— Не уверена, — засомневалась подруга. — Возможно, она уже лежала у меня в кошельке.
— Тогда пусть и дальше там лежит. Покажешь Зяме, когда вернемся, — рассудила мамуля и зябко поежилась, хотя жара была под сорок. — Чтобы не повторять ту жуткую историю с черепушкой.
Все закивали.
«Жуткая история с черепушкой» — не какой-то ужастик из числа придумок нашей писательницы. Это вполне реальный кошмар, который все семейство вынуждено было пережить, когда Зяма вдруг обнаружил нехватку пуговицы на своей косухе от крутого кутюрье.
Щегольская курточка, купленная за большие деньги прямо на модном показе в Милане, существовала в единственном экземпляре, и украшающие ее пуговицы в виде оправленных в серебро черепов из черного рога были изготовлены вручную где-то на Аппенинах. Утрата представлялась невосполнимой — не ехать же в Италию за одной пуговицей!
Лишившись такого сокровища, братец сначала закатил истерику, потом организовал масштабные поисковые работы в двух квартирах, а после еще упросил майора Кулебякина профессионально провести расследование. В итоге выяснилось, что пуговку на редкость аккуратно, мамиными маникюрными ножничками срезал плененный ее неземной красотой Кимка — наш младшенький, сынишка Зямы и Алки.
Наследственность — великая сила. Боюсь, инфант еще перещеголяет родителя: Зяму-то в три года модные наряды и аксессуары к ним несильно интересовали. Как сейчас помню, первым эксклюзивным костюмом он обзавелся в семь, — мы с ним тогда совершили налет на курятник соседей по даче, чтобы разжиться перьями для индейских головных уборов. Я припомнила это братцу, когда он стал отчитывать своего потомка за разбойное нападение на миланскую косуху.
Погрузившись в мысли о нашем с Зямой бурном прошлом, я не заметила, как скоростной трамвай домчал нас до поселка, откуда мы пешком направились к руинам античного города. По пути опять замешкались, зайдя в магазин за водой и снеками, и к турникетам у входа на охраняемую территорию подошли почти в полдень.