Раздосадованная задержками, я подгоняла своих спутниц, как гусей, а они норовили безответственно разбрестись в разные стороны.
Мамуля, конечно же, жаждала фотографироваться. Она все-таки надела белое платье в греческом стиле — понятно, от кого Зяма унаследовал страсть к нарядам! — и желала запечатлеть себя и в тех руинах, и в этих, и среди колонн, и в пустующей нише, и рядом с сохранившимися скульптурами.
Бабулю, как магнитом, потянуло в заросли кактусов — огромных, могучих, выглядящих так, словно они были высажены еще во времена расцвета древнего города.
Я прям представила себе это: вышли граждане славного Перге на Всепергешный субботник, дружно помахали тяпками — и заложили аллею плодоносящих опунций на радость далеким потомкам.
Давно уже нет ни тех граждан, ни самого города, а кактусы — вот они, живее всех живых! И не такие задохлики, каких мы, жители северных краев, наблюдаем в горшках на подоконниках, а многометровые деревья с мясистыми круглыми лепешками, утыканными дюймовыми колючками и покрытыми старыми шрамами, как уши боевых чебурашек.
На их серо-зеленом фоне красиво выделялись желто-розовые плоды. Их было много, и в бабуле, истовой дачнице-огороднице, проснулся дух доброй крестьянки, дождавшейся сезонного сбора урожая. Повернувшись спиной к руинам, она устремилась в кактусовую аллею.
Трошкину тоже куда-то унесло. Оглядевшись, я обнаружила, что стою посреди пыльного плаца в компании одной лишь дорической колонны, не дающей в полуденный час никакой тени.
Вот так всегда с этими групповыми экскурсиями! Если хочешь двигаться вперед, надо постоянно следить, чтобы компаньоны не разбредались, без устали сбивая их в стадо!
Бегать под палящим солнцем, сгоняя разбежавшихся в плотную кучку, не хотелось. Призывно кричать, скликая спутниц, тоже представлялось неправильным — чай, мы не в деревне. Перге, чтоб вы знали, был важнейшим в Ликийском регионе центром цивилизации и в эллинистический, и в римский, и в византийский периоды. Не позорить же современное человечество варварским ором в одной из культурных столиц Древнего мира! Тут в свое время даже сам Александр Македонский не шумел: просто вежливо попросил — и город сдался ему без боя.
Я решила, что буду спокойна как Македонский. Стану чинно и благородно осматривать достопримечательность самостоятельно, а остальные пусть делают что хотят.
С желаниями мамули и бабули все было ясно: первая неистово селфилась, вторая жадно затаривалась кактусовыми плодами. А вот третья, Трошкина, делала что-то непонятное: шныряла среди руин, перемещаясь от колонны к колонне короткими перебежками, как под обстрелом.
Заинтригованная, я прикинула направление ее движения, двинулась наперерез и перехватила подружку сразу за аркой полуразрушенных ворот:
— Бу!
— Ой! — Алка схватилась за сердце. — Ты с ума сошла, Кузнецова, так выскакивать? Как чертик из коробочки!
— Извини, не смогла остаться в стороне. Ты так таинственно кралась… Зачем?
— За кем! — Трошкина заозиралась. — По-моему, за нами следят!
— Кто? — Я тоже завертела головой.
— Именно это я и пытаюсь выяснить! — Алка устало присела на камень, достала из сумки воду, припала к бутылке. Побулькав, продолжила: — Слышу, кто-то шуршит за спиной, оглянусь — никого. Ловко прячется. Видно, опытный филёр, зараза.
— Та-ак…
Я потеснила ее на широком теплом камне, забрала бутылочку, допила остатки воды. Новость была интересная и, что скрывать, тревожная. Зачем кому-то за нами следить?
— Мы решили, будто их интересует что-то в квартире. — Алка словно мысли мои прочитала. — А если это не так? Может, они подбираются к кому-то из нас? Или ко всем сразу? — Она сделала большие глаза: — Может, специально подкинули нам билеты, чтобы выманить в дикую безлюдную местность?!
Местность и впрямь не изобиловала народом. Под палящим солнцем по руинам, кроме нас, бродили считаные любители древней истории. Парочка итальянцев, одно русское семейство с детьми… Надолго они не задерживались: возвращались к современной цивилизации с ее кондиционерами и вентиляторами так быстро, словно испарялись на жаре.
— Что, если билеты прислал не Капустин, а неведомые злоумышленники? — Паникерша Трошкина продолжала нагнетать. — Ты посмотри, это же идеальное место для убийства, тут даже массовое захоронение организовать — пара пустяков: кругом длиннющие шурфы, а на откосах кучи камней. Знай, укладывай тела в готовые ямы и присыпай обломками — быстро, просто, надежно! Предлагаю уйти отсюда как можно скорее.
— Билеты по одиннадцать евро! — досадливо напомнила я. — И мы уйдем, толком не осмотревшись? Ну уж нет! Давай поступим по-другому…
Я поделилась с подругой наскоро составленным смелым планом, и она его приняла, хоть и очень неохотно.
Внешние городские ворота Перге — римские, внутренние — греческие. И те и другие беспощадное время обгрызло, как сухие корки, но и то, что осталось, выглядит величественно. А для моего плана было важно, что за воротами можно спрятаться — мне довольно затруднительно сделать это на открытой местности. Алка у нас худышка, она запросто может схорониться в водосточной канавке, а я девушка рослая, и фигура у меня с такими крутыми изгибами — не за каждой колонной удасться укрыться.
Сразу за воротами на краю площади в древнем городе располагались термы. Я сочла, что это знак. Провозгласила:
— Зададим гаду жару! — и взмахом руки, как полководец, послала свое войско вперед.
Войско в лице Трошкиной чуток помялось, без энтузиазма вякнуло: «Ну, так и быть, ура», потом встревоженно нашептало мне: «Ты тут поосторожнее!» — и все-таки двинулось куда послали.
Я спряталась в нише, с удовольствием отметив, что она пришлась мне по росту, и ощутив в связи с этим прилив опасного веселья. Чем я не древняя богиня, а? Индия-охотница!
Меж тем Алка, как мы условились, плелась по направлению к внутренним воротам, делая вид, будто рассматривает ужасно интересные руины, и старательно глядя куда угодно, только не назад. Зато, наверное, так напряженно прислушивалась к звукам за своей спиной, что у нее уши вытянулись.
Я представила себе Трошкину с эльфийскими ушами и подумала, что ей пойдет.
И тут под аркой греческих ворот хрустнул камешек. Я затаила дыхание и замерла, борясь с желанием высунуться и посмотреть, кто же это пожаловал. Нельзя было спугнуть пожаловавшего раньше времени. Следовало дать ему показаться.
Признаться, у меня не имелось ни единой версии относительно личности преследователя. И все же я удивилась, увидев пухлого чернявого парня, показавшегося мне совершенно незнакомым. Я даже подумала, что никакой он не филёр, — типичный же турист в шортах, майке и с рюкзачком, — но тут любознательная Трошкина слишком резко качнулась к резному камню справа от нее, и смуглый пухлик тотчас присел, прячась за грудой мраморных обломков.
Турки весьма своеобразно систематизировали археологические находки. Куски покрупнее и подходящей конфигурации они использовали для восстановления колонн, собрав те по частям, как детские пирамидки из колечек, а все остальное сложили кучами: длинное и прямое — в одном месте, узорчатое — в другом, с буквами — в третьем.
Чернявый пухлик спрятался от Алки за горой обломков резных капителей. Но я-то прекрасно видела его загорелую тушку на фоне светлого мрамора!
Тихо-тихо я выскользнула из ниши и бесшумно двинулась вслед за пухликом. Тот, как привязанный, топал за Трошкиной, а она наконец дошла до вторых ворот и скрылась под аркой.
Парень ускорился, я тоже.
И получилось, как мы и планировали: едва пухлик оказался под аркой, толщина которой — метра четыре, не меньше, как Алка преградила ему путь с одной стороны, а я — с другой.
— Ни с места! — крикнула я, в запарке позабыв, что мы не на родине, а в этих широтах русский язык испокон веков не в ходу.
Гм, глупо вышло.
Но Трошкина поступила еще глупее, добавив:
— Стой, стрелять буду! — хотя вооружена была только камнем, даже без пращи.
— Упс, — встревоженным сусликом свистнул пухлик, нервно озираясь. Похоже, он не мог определиться, кто из нас — я или Алка — опаснее. Я заметно крупнее, зато у Трошкиной булыжник…
Сам-то пухлик выглядел ничуть не грозно, и Трошкина, отведя от него взгляд, с недоумением спросила меня:
— Это кто?
— Без понятия!
— А чего хочет?
— Да я-то почем знаю!
Парень же, повертев головой и послушав нас, вдруг обрадованно воскликнул:
— Рашенс, рашенс! — и возбужденно залопотал по-английски.
Трошкина подошла, скрестила руки (с камнем) на груди, послушала, покивала. Хмыкнула:
— Ну надо же! — помотала головой и тоже перешла на инглиш.
Я почувствовала себя третьей лишней, но Алка избавила меня от этого неприятного ощущения, неожиданно заявив:
— Вообще-то, это к тебе вопросик, Кузнецова! Ты ж у нас дипломированный словесник.
— А это тут при чем?
Нет, я согласна, от словесника в пиковый момент тоже может быть польза: кто еще осыпет противника изысканной отборной бранью, — но не похоже было, что мы собираемся сойтись со смуглым пухликом в бескомпромиссном поединке. Трошкина даже свой камень бросила — это ли не демонстрация мирных намерений?
— Объясняю. — Алка отодвинула упавший камень аккуратным пинком и кивнула на пухлика: — Это Селим, студент из Стамбула. Он почему-то уверен, что все русские — православные христиане, а все православные христиане — суть греческие ортодоксы.
— Грик ортодокс! Грик ортодокс! — закивал студент Селим.
— И на этом шатком основании он выстроил теорию, согласно которой добрые «руссо туристо» помогут ему прочитать надписи на здешних камнях, потому и шел за нами, — закончила Трошкина.
— Не то чтобы я недостаточно добра, — промямлила я неуверенно, — но древнегреческий мы на филфаке не изучали. Из архаичных языков я знакома только с латынью и старославянским, да и то поверхностно…
— Соберись, тряпка! — обычно кроткая Алка притопнула. — Не позорь Россию-матушку! Хоть что-нибудь давай расшифруй, не то Селим не отстанет, а меня это нервирует.