овать Трошкину.
А та продолжала взывать:
— Беги, Инка, беги!
И я побежала.
А что было делать? Машина остановилась, и количество тянущихся ко мне лап моментально удвоилось за счет хваталок выскочившего из-за руля водителя. Я бросила ему ежевидную сумку, он рефлексивно поймал ее, ойкнул и притормозил, а я развернулась и задала стрекача.
В голове почему-то крутился смешной стишок «Айне майне кляйне швайне вдоль по штрассе побежал». Почему на немецком — непонятно. Наверное, потому что турецких стихов я никогда не знала, а бежала конкретно вдоль по штрассе и чувствовала себя при этом реально кляйне, то есть маленькой, и очень уязвимой.
Почему-то подумалось, что вслед мне будут стрелять, но этого, слава богу, не случилось. Увы, никто не стрелял и в злодеев. Прекрасные девы попали в беду, а рыцарей, готовых их выручать, не нашлось.
«Спасение утопающих — дело рук самих утопающих», — промелькнуло в голове.
Метров сто я бежала по тропке между пятидесятиметровым отвесным обрывом и улицей, по которой вслед за мной устремилась та машина, а потом вдруг увидела путь к спасению утопающих.
Слава аллаху и властям городского района Лара, обустроившим для местных жителей скромный пляжик на скалистом берегу!
Я нырнула в проем, обрамленный покосившейся аркой с табличкой, и поскакала вниз по лестнице, слыша, как слаженно шумят море внизу, кровь в ушах и шаги преследователей за спиной.
Грохочущая металлическая лестница с чисто символическими перилами тянулась по обрыву крутыми зигзагами, и проходить ее на такой скорости было сущим безумием, но я должна была победить в этом забеге вниз.
Не прыгать же мне в воду как есть, в фирменных кроссовках из лимитированной коллекции, купленных перед самой поездкой! Они погибнут, если размокнут!!!
То, что погибнуть могу я сама, тревожило как-то меньше. В конце концов, я сама досталась мне совершенно бесплатно и без всякого предварительного выбора. Если вдуматься, мама с папой могли бы родить что-то получше.
Эти глупые и неуместные мысли свистели у меня в голове, как пули, которых, к счастью, не было.
С лестницы я вылетела на деревянный помост, опирающийся на валуны в воде и выемку в скале. За секунды сбросила кроссы, стянула черную майку, завернула в нее обувь и сумку, сунула сверток в каменную нишу в углу помоста, босиком промчалась по мокрым скользким доскам к отвесной лесенке и даже не спустилась — съехала по ней в воду.
И плотная темная волна накрыла меня с головой.
Знаете, какая еще несвоевременная мысль посетила меня, когда я оказалась одна в бурном ночном море?
Ладно, не в бурном, просто размеренно волнующемся. И не совсем одна — вслед за мной на помост сбежал кто-то еще, я даже смотреть не стала, опять нырнула и заплыла в чернильный мрак под досками: спряталась.
Мысль, посетившая меня, не отличалась оригинальностью и отчетливо тяготела к знаменитому чеховскому принципу о том, что если в первом акте на сцене висит ружье, то к концу пьесы оно должно выстрелить. «Если в начале появился некто в гидрокостюме, то в финале кто-то утонет», — вот что подумалось мне.
И личность кого-то, обреченного в конце утонуть, уже, увы, прояснилась (в отличие от инкогнито в гидрокостюме, вынырнувшего из-под кровати в первом акте нашей пьесы). Морские волны и помост над ними трагически совпадали по высоте, так что каждые несколько секунд меня под досками с головой накрывало соленой водой. Было понятно, что долго я так не выдержу. Или захлебнусь — или выплыву на открытую всем ветрам и взглядам воду и буду замечена злодеями. Тогда им, кем бы они ни были, останется только дождаться, пока я вылезу на берег. Не такой я опытный и смелый пловец, чтобы махнуть уверенным кролем куда подальше через весь залив.
Очередная волна впечаталась мне в лицо, помешав испуганно завопить от того, что мое предплечье неожиданно угодило в крепкий захват. Я не успела понять, кто меня сцапал (воображение не затруднилось нарисовать облизывающегося Кракена), как неведомая сила повлекла меня по волнам. Да так быстро, что я вновь ужаснулась от мысли, что расшибусь в лепешку о близкие скалы!
Может, Кракен как раз так и готовит себе блинчики на ужин?
Впереди жутко булькнуло, и образ Кракена в моем воображении сделался гораздо более выпуклым. Рывок — меня потянуло вниз, но потом сразу вытолкнуло наверх. Я вынырнула, ошарашенно огляделась, в кромешной мгле ничего не увидела, зато услышала жуткий звук сделанного кем-то огромного глотка, а потом нечто еще более страшное — сердитый шепот прямо в ухо:
— Лезь выше, там можно сесть!
Меня подпихнули, а потом еще и шлепнули по заду! Как после этого было не полезть на стену?!
Я оказалась на довольно широкой полке над водой. Глаза уже немного привыкли к темноте и отличали волнистую поверхность снизу от неподвижного камня вокруг. На воде крупным поплавком качалось что-то круглое. Я опасливо присмотрелась, а «поплавок» вдруг прянул вверх и, оказавшись совсем рядом, задушевно поинтересовался:
— Испугалась? Все, успокойся, уже не страшно.
— Еще как страшно! — возмутилась я.
— Тс-с-с! — Роберт приложил палец к губам. — Давай потише, а то…
— Меня услышат? За этим жутким чавканьем? — Я истерически хохотнула.
Грот снова шумно булькнул, проглотив очередную волну.
— А то я оглохну от твоих криков, — невозмутимо закончил блондин. — Тут замечательная акустика, прошу, побереги мои барабанные перепонки.
— Что ты здесь делаешь? — Я уже ничего не понимала.
— Тебя спасаю, что же еще.
— А как ты оказался тут так вовремя? И почему не спас Алку?
— Не успел, прибежал, когда ее уже увезли. — Роберт вздохнул. — Но я найду твою подругу, не волнуйся.
— Не волноваться? Серьезно? — Я почувствовала, что закипаю. — Я ни черта не понимаю, что происходит! За мной кто-то гонится! Мою подругу похитили! Я чуть не утонула!
— Я тебя спас, — напомнил этот… херр.
— Возьми медаль! Я…
Он поцеловал меня, и я вынужденно замолчала.
То, что я сразу не задала Роберту тысячу вопросов, можно было объяснить только шоком. Двойным: от неожиданного погружения в глубины морские и от внезапного поцелуя. Все происходящее меня изрядно дезориентировало. Я даже не могла бы сказать, как долго мы оставались в гроте. Пространство и время будто растворились в темноте и ритмичном, как биение сердца, шуме волн.
Когда мы вынырнули из грота и выбрались на помост, причем не там, где я с него свалилась, а сбоку, в укромном месте за большим валуном, было уже совсем темно.
Звезды над морем казались множеством дырочек, пробитых в черной ткани слишком толстой иглой. По краям просторное небесное полотнище желтело, засвеченное огнями города, и сверху, с обрыва над нашими головами, доносился приглушенный шум машин. Голосов и шагов поблизости слышно не было.
Подрагивающими руками я достала из тайника в углу помоста свой узелок, оделась, обулась, и мы осторожно совершили подъем по лестнице, который отнял у меня остатки сил. Наверх я буквально выползла и хотела бы немного полежать, хватая воздух ртом, в придорожной травке, но Роберт меня поднял, потащил и затолкал в такси.
Тут только я начала что-то соображать.
— А ты? — Я ухватила своего спасителя за руку, когда он уже собирался захлопнуть за мной заднюю дверь машины.
— Куда мне в такси в таком виде! — Он притопнул ногой, и под подошвой мокрых кроссовок моментально образовалась лужица. В отличие от меня Роберт бухнулся в воду в одежде и обуви. — А ты езжай домой и…
— Ты что! Мне же нужно в полицию! Алку похитили, я…
— Ты едешь домой, — непререкаемым тоном повторил Роберт. — У тебя нет документов, ты выглядишь как клоун из ужастика и не говоришь по-турецки, какая полиция? Домой!
Он захлопнул дверцу, сказал что-то водителю, дал ему денег и был таков.
Машина тронулась, влилась в поток. Я подняла голову, чтобы поймать свое отражение в зеркале заднего вида, охнула и откинулась на спинку сиденья.
Роберт был совершенно прав. Голубые — под цвет глаз — тени, ультрамариновая подводка и иссиня-черная тушь не были расчитаны на подводную прогулку. Явись я в полицию среди ночи с макияжем, размазанным по бледному фарфоровому лицу затейливо и широко, в свободном экспрессивном стиле, как не работают даже прославленные мастера гжели, турецкие служивые в лучшем случае вызовут мне врача. В худшем — выставят за дверь и еще крепко запрут ее, бормоча молитвы и заряжая свои пистоли серебряными пулями.
Надо было ехать домой. Привести себя в порядок, прилично одеться, взять документы — и свои, и Алкины, — найти того, кто знает турецкий и готов поработать переводчиком, и только тогда ехать в полицию.
Такси высадило меня у входа в наш жилой комплекс. Я вошла на территорию, поглубже надвинув безобразно помятую шляпу, чтобы скрыть за ее полями свой эффектный грим. Не хотелось напугать случайных встречных! Хотя мамуля была бы только рада увидеть одного из своих персонажей во плоти…
Мамуля! Я совсем забыла, что она и бабуля обещали ждать нас с Алкой во дворе.
Я пробежалась к бассейну, но там уже выключили свет, а шезлонги сложили. Обошла укромные уголки с более или менее удобными лавочками, но все они в поздний час пустовали. Глянула на наши окна — темные!
Значит, милые дамы не дождались нашего возвращения и пошли спать, оставив мысль отследить изменения контрольной полосы с помощью ультрафиолета.
Я расстроилась пуще прежнего, потому что надеялась, изучив возможные следы, найти в квартире какую-то подсказку. Кто и зачем похитил Алку, было совершенно не понятно!
Выходит, мы напрасно потратили Зямин чудо-порошок и зря старались, делая УФ-фонарики. Все это не пригодилось, потому что мамуля и бабуля наверняка уже затоптали следы чужого присутствия.
Сердясь на всех, включая Трошкину, которая позволила каким-то гадам себя пленить, я поднялась к двери нашего временного жилища и увидела на ней золотистый навесной замочек, которого там не было, когда мы уходили из дома. Тогда ведь мы вовсе не собирались затруднять неведомым врагам процесс вторжения…