Я призадумалась. Ключика от навесного замочка у меня не имелось, он остался у бабули. Значит, это родная старушка дополнительно заперла дверь. И значит, сама она не внутри. А где же? В такой-то час!
Я нервно переступила ногами и услышала шорох. На придверном коврике, оказывается, лежал сложенный вдвое лист бумаги. Я подняла его, развернула и уставилась на крайне лаконичный текст: «В 3-А».
Что это значит? Кто-то пошел в третий «А» класс? Но сейчас лето, каникулы, какая учеба? И вообще, где мы (в Турции!), а где школа? Да, наша бабуля педагог, и это навсегда, но она никогда не преподавала в начальных классах…
Ощущая легкое головокружение и полную беспомощность, я символически побилась лбом о железную дверь. Очень удачно вышло, как раз перед глазами оказался сияющий начищенной медью номер апарта: 6-А.
Значит, 3-А — это не школьный класс, а квартира этажом ниже! Мамуля и бабуля там, в гостях у нового знакомого!
Я птицей слетела по лестнице и тихонько — для начала — постучалась к Василию Алибабаевичу. Застыла, прислушиваясь к звукам за дверью, и с запозданием сообразила, что совсем не рассматривала пессимистичный сценарий. Что, если мамулю и бабулю тоже похитили, а теперь и меня заманили в ловушку?
Этот Алибабаевич, если вдуматься, подозрительный тип. Пострел, который везде поспел: и полотенце к нему упало, и кактус в него прилетел, и водопад на него обрушился, и фирменная кулебяка ему досталась…
Я не успела мысленно сформулировать все свои претензии к подозрительному типу — дверь открылась, явив мне хозяина квартиры не в пижаме, как можно было ожидать в поздний час, а в черных брюках и белой рубашке с бабочкой. Я изумленно открыла рот, и Алибабаевич сделал то же самое, только еще выдохнул:
— Ой, ма… — схватился за сердце и согнулся.
Пожалуй, слишком глубоко для приветственного поклона.
— Что такое? Вам плохо?
Я попыталась его поддержать, но он сполз на пол и привалился спиной к стене.
— Дюша, мать твою!
Я еще не слышала, чтобы бабуля так ругалась.
— Что у тебя с лицом?!
— А что у нее с лицом? — явилась, повинуясь ругательному призыву, мать моя, писательница. В прихожей сразу стало тесно. — Ого! Ты с маскарада, что ли? Кого косплеишь, деву-зомби?
— Синюшку из колодца, — огрызнулась я. Совсем забыла про свой чудо-макияж! — Что вы тут делаете? И что с дедулей, может, вызвать «Скорую»?
— Не нужно «Скорую», Маша, принеси валидол. — Алибабаевич с трудом поднялся, глянул на меня и поспешно отвернулся. — Хосссподи, боже, прости меня, грешного!
— В самом деле, Дюша, как можно? В таком-то виде к мирным людям как к себе домой! — Сердитая бабуля заботливо подхватила Алибабаевича под локоток.
— А мне нравится, — шепнула мамуля и даже показала большой палец. — Сделай для меня фото, я буду им вдохновляться.
— Просто дайте мне ключ, и я уйду! — чуточку нервно потребовала я.
На самом деле даже хорошо получилось, да простит меня Василий Алибабаевич: мамуля и бабуля, хлопоча вокруг прихворнувшего дедули, за долгом милосердия забыли о праздном любопытстве. При других обстоятельствах они бы непременно увязались за мной, чтобы поиграться с УФ-фонариком. И конечно, обратили бы внимание на отсутствие Трошкиной. А так получилось хотя бы на время скрыть от старших в отряде потерю бойца.
Я еще надеялась решить эту проблему самостоятельно. То есть вместе с полицией, конечно. И с переводчиком…
На эту роль вполне годился Алибабаевич, если считать, что он реабилитирован и не принадлежит к враждебной группировке. Местный житель, состоятельный, в летах, знает русский и турецкий… Хворый, правда, похоже, сердечник. Или это мы уже успели подкосить его здоровье?
Вообще-то, гораздо лучше, чем дедуля Алибабаевич, на роль помощника-переводчика годился Роберт. Отчасти именно поэтому я, войдя в нашу квартиру, прислушивалась, не хлопнет ли дверь соседнего апарта. А присматривалась — к следам, которые высветил мой самодельный УФ-фонарик.
В квартире определенно кто-то побывал — отпечатки подошв складывались в целые муравьиные дорожки, петляющие по всем помещениям, включая даже кладовку, а светящиеся пятна, оставленные шаловливыми ручками, запачкали дверцы всех шкафов. Только выдвижные ящики столов и комодов, как и оба отсека холодильника, остались чистыми — туда незваные гости не заглядывали. Это утвердило меня в мысли, что искали они живой организм. Попросту говоря — человека.
Кого же?
Рассматривая сложный узор из светящихся в темноте пятен, я не сразу заметила обычный бумажный лист на столе — еще одну записку. Прочитала ее в синем свете УФ-фонарика и похолодела.
«Чех за девчонку», — было написано на обороте мамулиного черновика.
«Девчонка — это Трошкина», — догадалась я. Но кто такой этот чех, заявленный как средство обмена на мою любимую подругу? Не знаю я никаких чехов, кроме Карела Готта, да и с тем никогда не была знакома лично!
Может, в тексте ошибка? Описка: «чех» вместо «чек»? Так мне за Алку никаких денег не жалко, а сколько нужно, кому и куда нести?
— Вот же они тупые! — обругала я авторов записки словами Задорнова.
Ну, в самом деле, почему было не выдать внятные развернутые инструкции? Если им действительно нужен чех или чек? Фигу они так получат (а я — инфаркт)!
На лестничной площадке стукнула закрывшаяся дверь. Я выключила фонарик, сунула смартфон в один карман, тупую записку в другой, вышла из нашей квартиры и бесцеремонно толкнулась в соседнюю.
Дверь была не заперта. В прихожей на боку лежали сброшенные кроссовки, темные от пропитавшей их влаги. Из глубины квартиры доносились звуки возни со шкафчиками и ящиками.
Не выдав своего появления ни приветствием, ни возгласом или вопросом, я бесшумно подошла к дверям спальни, где как раз и происходило что-то интересное.
Красавец с мускулистым торсом, уже в сухих штанах, но все еще босиком и без рубашки, не глядя бросал в раскрытую спортивную сумку на кровати весьма любопытные предметы. Я уверенно опознала только некоторые из них: моток веревки, скотч, нож в кожаном чехле.
— Что, уже с вещами на выход? — Я привалилась к дверному косяку и скрестила руки на груди.
— Пока всего лишь на прогулку. — Роберт оглянулся на меня, сдернул со спинки стула футболку, натянул ее, взял с тумбочки смартфон, отправил его в карман, а зарядное устройство — в сумку.
— Как раз хотела просить тебя составить мне компанию — прогуляться в полицию. — Я подошла к консоли, на которой стоял открытый ноутбук, чтобы взглянуть на экран.
Роберт протянул руку, закрыл свой комп, убрал его в ящик, тот запер, а ключик спрятал в карман — все так ловко и быстро, будто загодя отрепетировал. Мило улыбнулся мне:
— Давай уже утром в полицию? Сейчас у меня другие дела. Позволишь?
Все так же улыбаясь, он подхватил свою сумку и выдавил меня сначала из комнаты, а потом и из квартиры. Захлопнул дверь, кивнул:
— Спокойной ночи, сладких снов! — и в три шага скрылся в кабине лифта.
Я не стала его догонять.
Метнулась в другую сторону — в нашу квартиру, просквозила по ней на балкон и десантировалась с него с ловкостью, которую дарит только опыт, сын ошибок трудных. При этом мысленно поблагодарила милого бородатого турецкого мальчика за ухоженный пышный газон и упругие подстриженные кустики. Спасибо им всем, мое приземление было мягким и обошлось без травм.
Роберт вывернул из-за угла, и я метнулась ему наперерез, опередив кота Запотыка, явно имевшего то же самое намерение. Кот недовольно вякнул, Роберт присвистнул.
— На пару слов. — Я встала так, чтобы загородить собой узкую дорожку.
— Кошелек или жизнь?
— Нет. «Чех за девчонку». — Я протянула ему записку. — Не объяснишь, что это значит?
— А почему ты думаешь, что мне это известно?
— Ты ведь не случайно оказался рядом у водопада? Ты следил за нами в Перге. Тут все время ошивался поблизости, в гости напросился, чтоб заглянуть в каждый угол. Покажи-ка свои руки! — потребовала я, доставая смартфон-фонарик.
— В смысле, руки вверх?
— Лучше вперед. — Я почиркала синим лучом по его ладоням. — Хм, не светятся. Значит, это не ты сегодня шарился в нашей квартире и оставил там эту записку. У тебя есть сообщники? Или тут действуют две разные группировки?
— Не понял, почему ты ждала, что я буду светиться?
— Мы посыпали все поверхности в доме специальным порошком. — Я достала из сумку баночку с остатками Зяминого чудо-средства. — Он светится под ультрафиолетом. И ты тоже будешь сиять, как светляк-переросток, если я вытряхну его на тебя. А я вытряхну или ты мне немедленно все расскажешь!
— Что именно?
— Все! — Это прозвучало как визг.
— Тише, — шикнул блондин и кивнул на баночку, которую я держала, как обреченный киногерой — последнюю гранату: двумя руками, в полной готовности вырвать чеку. — Убери свое страшное оружие, поговорим по дороге.
Он обнял меня за талию, шепнув, что это исключительно для конспирации, и мы вышли с территории ЖК как типичная парочка.
— Говори уже! — потребовала я за воротами, не дождавшись обещанного рассказа.
— Говорю, — согласился Роберт.
Он начал с лирической задушевностью бабули из «В гостях у сказки» и неподдельной искренностью Хрюши из «Спокойной ночи, малыши»:
— С моим другом и товарищем тут, в Анталье, случилась беда. Одни нехорошие люди обвинили его в том, чего он не делал, арестовали и собирались передать другим людям, совсем уж плохим…
— Вот не надо со мной как с неразумным ребенком! — возмутилась я, вывернувшись из крепких конспиративных объятий. — Говори прямо: Виктора Капустина задержали как хакера, объявленного в международный розыск, и собирались депортировать в Лондон!
— Откуда ты знаешь?! — Блондин неподдельно удивился.
— Ха! Мы погуглили! Подумаешь, большая сложность! Ты давай выкладывай то, чего я еще не знаю.
— А чего ты еще не знаешь?
— Я не знаю, где сейчас моя подруга и почему ее похитили! Полагаю, чтобы обменять все на того же Капустина, чья хакерская кличка — Чех. Да?