— Всё, — твердо сказала я.
— Почти всё, — уменьшила долю правды Алка.
«Значит, даже не половину, а где-то четверть», — подумала я.
— Надо будет заранее подготовиться, чтобы потом не расходиться в показаниях, — заключила мудрая мамуля.
«Бойтесь своих желаний, ибо они могут сбыться», — говорили древние китайцы — и были правы. Наш отдых наконец-то стал безмятежным, но это почему-то не радовало.
День тянулся за днем, мы плавали в море и в бассейне, загорали, отдыхали, ели вкусные фрукты, гуляли по живописным местам, посещали местные достопримечательности… и скучали. Никаких ЧП не происходило, никто не лез ни в квартиру, ни в душу, и я ощущала себя странно. Как будто была пиратской шхуной с потрепанными штормом парусами, внезапно оказавшейся посреди гладкого моря в полном безветрии.
Самую насыщенную событиями жизнь вела бабуля. Она усиленно отдыхала вместе со всеми, но то и дело покидала нас, чтобы погулять с Алибабаевичем, и частенько возвращалась поздно, когда мы уже спали.
К чести нашего матриарха надо отметить, что даже в таком напряженном режиме она находила время позаботиться о нашем завтраке, хотя уже не звала нас к столу — просто оставляла приготовленную ночью еду в кастрюльках на плите. С их содержимым мы поутру разбирались сами, и иногда это был тот еще квест.
Этим утром первой с инспекторской проверкой на кухню явилась мамуля. Мы с Алкой только проснулись, подруга едва успела произнести дежурное:
— Мне приснилось, что…
— Какая жуть! — вскричала мамуля за стеной.
Голос ее был полон восторга, более подходящего для возгласа «Какая прелесть!» — дополнительный повод испугаться. Что для Баси Кузнецовой прелесть, то для ее читателей провокатор сердечного приступа и стрессового недержания мочи.
Мы примчались на кухню, в чем были: в ночнушках и панике.
— Что там? Что? — Алка слегка подпрыгивала, чтобы выглянуть из-за моего плеча. Любопытство в ней боролось с осторожностью, и вторая традиционно побеждала.
Я отважно приблизилась к плите, у которой стояла мамуля, мечтательно улыбаясь и расфокусированным взглядом созерцая что-то, видимое только им с музой. Не хотелось мешать рождению нового гениального произведения, но я должна была уточнить:
— Где жуть?
Мамуля молча указала на кастрюлю. Я сняла с нее крышку и тут же уронила ее обратно:
— Ой!
На звон эхом отозвалось дерево бабулиного посоха, под аккомпанемент приближающегося стука зазвучал строгий учительский голос:
— Что за шум, а драки нет?
Я снова подняла крышку, заглянула в кастрюлю и подвинулась у плиты, чтобы открыть вид на жуть подоспевшей Алке.
— Вижу, была даже не драка, а настоящий смертный бой, — пробормотала она и подняла глаза на мамулю. — Кто это? Я имею в виду, кем оно было при жизни?
— Синей птицей счастья, — пробормотала я, завороженно глядя на куски ярко-голубого мяса, очень украшающие самый обыкновенный борщ.
— Или Синюшкой из колодца, — выдала свою версию писательница ужастиков.
— Что вы придумываете! — подходя к нам, возмутилась бабуля и палкой расчистила себе место в первом ряду. — Это была обыкновенная ку…
Она увидела содержимое кастрюли и замолчала.
— Кубозоль? — заполнила паузу вечная отличница Трошкина и расшифровала непонятное слово: — Это принятое в СССР название водорастворимых солей кислых сернокислых эфиров лейкосоединений кубовых красителей.
Бабуля покосилась на нее с одобрением, но все же возразила:
— Нет, обыкновенная курица.
— Вот это… — Мамуля хотела ткнуть пальчиком в голубое мясо, но все же проявила осмотрительность и не стала его касаться. — Вот это прекрасное создание дивного лазурного цвета ты называешь обыкновенным?! Лично я знаю только один… нет, два вида таких синих существ: это грозовые келпи из шотландского гэльского фольклора и некоторые индийские боги, например Шива, хотя он, пожалуй, потемнее будет, почти маренго…
— Лично я никого такого не знаю, — громко сказала я таким тоном, чтобы все легко угадали недосказанное «и знать не хочу».
Бабулю, пустившую на борщ кого-то из знакомцев мамули, обижать не хотелось, но есть это я не собиралась.
Тем более на завтрак.
Хотя попросить у бабули рецепт имело смысл: папуля будет рад пополнить меню на Хэллоуин.
— Так и знала, что не стоит использовать краснокочанную капусту, — вздохнула бабуля. — Но обычной не было, и я подумала, что на вкус никакой разницы… Дайте-ка ложку… Ага, вкус нормальный. А на вид… — Она закрыла один глаз и сильно прищурила другой. — Малодушные могут зажмуриться. Или есть в темноте… О, это мысль! Устрою Васе ужин при свечах.
Совершенно успокоившись, родная старушка вернула крышку на ее законное место и пошла прочь, величественно бросив нам через плечо:
— Я в клозет, прошу меня не беспокоить.
— А как же завтрак? — расстроилась я.
— Спокойно, Дюша, тут еще что-то есть. — Мамуля разглядела таящуюся в тылу кастрюли сковородку. — О, божественные сырники!
— В смысле, тоже из какого-то синего бога? — опасливо уточнила Трошкина, вытянув шею. — А, нет, обычные. Тогда садимся за стол?
И мы бы сели, но тут вдруг бабуля, успевшая выйти в прихожую, с неприятным изумлением в голосе громко спросила:
— Что, опять?! — и застучала палкой в пол, как будто хотела прибить таракана.
Вообще-то, тараканы и «опять» сочетались логично. Время от времени наш старый дом в родном Краснодаре переживает нашествия этих насекомых, и тогда разбирается с ними именно бабуля, наш семейный спец по биологии и химии. Но допустить, что краснодарские тараканы последовали за нами в Анталью, я не смогла. К тому же меня встревожило опасливое удивление в голосе родной старушки: периодические визиты тараканов она воспринимает без особых эмоций.
Я поспешила выйти в прихожую, мамуля и Алка последовали за мной.
— Ага! — Бабуля как раз попала палкой, куда целилась, и подтащила к себе бумажный листок.
— Что, опять? — неоригинально воскликнула мамуля.
— Бумага такая же, — испуганно глянув на меня, прошептала Алка.
Я коротко кивнула, понимая, о чем она. На полу, пришпиленный бабулиной палкой-добывалкой, лежал листок — близнец тех двух, которые уже сыграли свою роль в истории: бабулиного послания про ключ, который «где всегда», и вражеского требования отдать Чеха за Алку. Но о второй записке мамуля с бабулей не знали, это меня немного успокоило. Очевидно, их «Что, опять?» было вызвано всего лишь нежеланием менять нынешний формат нашего отдыха на прежний — лишенный всякой безмятежности.
— Бумага из ящичка на первом этаже, где стенд управляющей компании, — отреагировала на реплику Трошкиной привычно чуткая к шепоткам бабуля. На своих уроках она подсказок не допускала. — Там и карандашик лежит, очень удобно… Да поднимите уже кто-нибудь эту бумажку, чтобы мне спину не гнуть!
Трошкина, опомнившись, подскочила, наклонилась, выдернула из-под палки листок, поднесла к глазам и сообщила:
— Тут два слова: «Откройте дверь».
Все посмотрели на дверь.
— Ну, откройте. — Бабуля подняла палку, как ствол пушки.
— Секунду! — Трошкина убежала в нашу комнату и сразу вернулась, продемонстрировав принесенный баллончик: — У меня есть перцовый газ!
— Как же ты пронесла его в самолет? — некстати заинтересовалась мамуля.
— Никак, я его уже здесь купила. — Подружка стрельнула взглядом в меня. — На всякий случай.
О всяких таких случаях мамуля с бабулей не ведали, поскольку это была информация повышенной секретности, хранимая под грифом «Всё-всё». Не зная, как опасно бывает в курортной Анталье, мамуля не убоялась прошествовать к двери и открыть ее.
Трошкина выставила перед собой баллончик и зажмурилась. Я отступила за угол, наблюдая за происходящим через зеркало на стене.
— Сюрпри-и-и-из! — закричали мужские голоса, а потом что-то хлопнуло и бабахнуло.
— И-и-и-и! — пискнула Трошкина и нажала на газ.
Кто-то выругался, и в зеркале все смешалось, как в доме Облонских.
Не в силах оставаться в неведении, я высунулась из-за угла и чуть не получила порцию перцового газа в лицо. Трошкина жала на гашетку, кружась на месте и пища, как пойманная мышь. Меня спасла только разница в росте: Алка ниже меня, так что газовую атаку принял мой бюст, а он на диво крепок.
Остальным повезло меньше. Бабулю и мамулю, похоже, зацепило, но они сообразили выскочить из прихожей за дверь и теперь кашляли и сморкались на лестничной площадке. Я поспешила присоединиться к ним, мимоходом сдернув с вешалки бабулину шелковую шаль и накинув ее на Трошкину с ее баллончиком.
После прихожей, полной газа, дыма и каких-то порхающих хлопьев, лестничная площадка показалась райским уголком. Там даже ангелы вострубили… а, нет, это кто-то громко высморкался. Я обернулась на звук и увидела Роберта.
Блондин был в слезах, соплях и рубахе нараспашку.
— Пхривхет, — кашлянул он мне.
— И вам не хворать, — озадаченно пробормотала я, озираясь.
Пожелание здоровья было очень уместно. Меня окружали рыдающие, чихающие и кашляющие люди. И еще матерящиеся, но об этом не будем. Бабуля всегда считала, что выражаться при детях недопустимо.
Надо же, как зыбки, казалось бы, твердые принципы! Их запросто можно пошатнуть струей газа из баллончика.
— А что это вы тут делаете? — спросила я Роберта, потому что он выглядел поздоровее, чем мамуля, бабуля и Капустин, и вроде мог мне ответить.
— Это вы что тут делаете? — обиженно отозвался он. — Мы пришли пригласить вас покататься на яхте, приятный сюрприз приготовили, шампанское и хлопушки, а вы нас так встречаете!
Секунд десять я с интересом рассматривала его зареванную физиономию, шипящую лужу шампанского, россыпи разноцветных бумажных кружочков, хрюкающих и кашляющих участников приятной сюрпризной встречи, а потом качнулась к двери и, не рискуя соваться за нее, крикнула Алке:
— Слышь, Трошкина! Твой сон и вправду оказался вещим, только прогулка у н