Рассаживаясь за столом, мы специально позаботились, чтобы нашей старушке открылся умиротворяющий вид на вереницу скульптурных матрешек в центре площади, но она все равно оставалась мрачна.
Наконец мамуля не выдержала и прямо спросила:
— В чем дело, мама? Что за вид — как на похоронах любимой бабушки?
Про бабушку она, конечно, зря сказала, это прозвучало бестактно. Я подпихнула неделикатную родительницу ногой под столом и слегка переформатировала вопрос:
— Ба, что случилось? Почему ты так печальна?
— Я бесконечно виновата, — пожевав губами, неохотно призналась бабуля.
— Бесконечно — это как долго, уточни срок? — резонно потребовала мамуля и призывно помахала юноше-официанту.
Среди ее персонажей полно реальных аксакалов — разных там пятисотлетних вампиров с большим списком преступлений без всякого срока давности.
Официант подскочил, уверенно опознал в аппетитной выпечке на картинке в меню, куда азартно потыкала мамуля, нечто с волшебным названием «Тавук Гогсу» и унесся, чтобы принести заказанное.
— Тавук Гогсу, вы уверены? — эрудированная зануда Трошкина испортила мамуле радость предвкушения. — Это же такая куриная грудка.
— Не может быть, написано, что это десерт! — не поверила мамуля.
— Да, но знаете, как его готовят? Сначала курицу варят и мелко режут на волокна, потом снова кипятят с водой, сахаром, молоком и рисом, а при подаче посыпают корицей.
— Какой ужас! — шокировалась мамуля.
Это оказалось очень кстати — сошло за правильную реакцию на первую фразу бабулиного трагического монолога:
— Целых пятьдесят лет я винила его напрасно!
— Кого? — спросила Трошкина.
Я сделала ей знак помолчать. Бабулю наконец прорвало, и ни помогать, ни мешать ей не следовало.
— Витю Капустина, — одними губами проартикулировала мамуля.
В турецких десертах она не разбирается, а вот в драматических сюжетах понимает побольше многих.
— Витю Капустина, — подтвердила бабуля и крепко взялась за две гульки из косичек, закрученных бараньими рожками за ушами.
Я напряглась, ожидая, что она выдернет из них шпильки и эффектно распустит волосы в знак глубокого раскаяния, но бабуля только помотала головой, придерживая ее за свои бараньи гульки, как кастрюлю за ручки.
— В половине случаев он был не виноват!
Тут уже я, взрощенная на эпосе о Витиных подвигах, живо заинтересовалась:
— То есть когда ты рассказывала, как твой Капустин забил замочную скважину в двери класса жеваной бумагой…
— Я ошибалась, это сделал не он, а Сережа Макаров.
— А доску салом кто намазал?
— Петя Соломин.
— А кто подложил тебе на стул колючую кожуру конского каштана?
— Это Витя, но не один, а с тем же Макаровым. И заспиртованную гадюку в банке из лаборантской они стащили вдвоем, а вот в мое пальто и песцовую шапку скелет в кабинете биологии нарядил вообще второгодник Гуськов из восьмого «А», мои пятиклашки при этом даже не присутствовали!
— Но дождевого червяка в твою пудреницу затолкал все же Витя, о, спасибо большое. — Мамуля приняла у официанта тарелку со своим десертом и отважно ковырнула его ложечкой.
Она у нас не робкого десятка — и червяка ковырнула бы.
— Хм… Вкус странный, но не настолько, как у Бориного экспериментального желе из мидий с зеленой алычой…
— Ты-то откуда знаешь про дождевого червяка в пудренице? — не поняла я.
— Так я же сидела с ними рядом под пинией, когда они вспоминали свое общее прошлое. — Мамуля кивнула на бабулю и подвинула к ней свой куриный десерт. — Рекомендую попробовать, должно перебить послевкусие горьких открытий. Хотя какая теперь разница, кто именно доводил нежную барышню-учительницу хулиганскими выходками!
— Бася, да я же полвека призывала на его голову кары небесные! Может, именно по моей вине…
У бабули пресекся голос, она поспешила хлебнуть свой айс-кофе, и конец ее фразы заглушило нервозное бульканье.
— А, я поняла! — обрадовалась мамуля. — Ты считаешь, что твои проклятья тяжко пали на голову Вити, в результате чего он и оказался в нашем багажнике с отшибленной памятью!
— А он потерял память? — заинтересовалась Трошкина.
Получается, уйдя на рецепцию, мы с ней пропустили всё самое интересное.
— Не всю, — допив свой айс-кофе, вступила бабуля. — Услышав мой голос, мальчик вспомнил яркие моменты из прошлого. Хотя события более позднего времени, увы, забыл.
— То есть как мальчик оказался в багажнике, вы не выяснили? — огорчилась я.
— Этого он не вспомнил. — Мамуля развела руками, посмотрела на расстроенную бабулю и добавила: — Пока. Может, теперь ему встретится кто-то незабываемый из недавнего времени и тогда его амнезия пройдет окончательно.
— Может, она уже прошла, — предположила Трошкина. — Он же покинул нас, не стал цепляться за бабулю как за единственный якорь, значит, нашел какие-то другие зацепки.
— Спасибо, Аллочка, — кивнула ей бабуля. — И тебе, Бася, тоже. Я понимаю, что вы хотите меня утешить, однако совесть не унять. Быть может, именно мои несправедливые упреки стали последней соломинкой, сломавшей спину верблюду Витиной судьбы.
— Как поэтично! — восхитилась мамуля. — Верблюд судьбы! Я должна это записать. — Она полезла в сумочку за ручкой и блокнотом, уже развивая метафору. — У кого-то из нас он одногорбый, а у кого-то двугорбый, но все мы без исключения рискуем получить его плевок…
— Как бедный Витя, — вздохнула безутешная бабуля.
— Мария Семеновна, вы же убежденный дарвинист, — напомнила ей Трошкина. — Откуда эти метафизические бредни о влиянии ваших проклятий на чужую судьбу?
— Да, мама, как же так?! — Мамуля охотно сменила тему, поскольку уже выжала все, что можно, из подаренного ей верблюда судьбы. — Ты критикуешь мои романы, называя их абсолютно нереалистичными, а сама впадаешь в бытовой мистицизм?
— Тихо, тихо, стоп, вы не о том говорите! — Я просторными взмахами рук, отогнавшими от нашего столика пугливого официанта, остановила диспут. — Бабуля, слушай меня! Не важно, физика это или метафизика. Факты доказывают, что твоя роль в судьбе Вити Капустина не трагическая, а совсем наоборот! Ты, можно сказать, его спасла!
— Каким же это образом? — Бабуля опешила.
Мамуля снова приготовилась записывать в блокнотике.
Она не такая, как многие другие мастера слова: всегда охотно и с благодарностью принимает идеи и подсказки.
— Ба, ты же крайне своевременно снова попалась ему на жизненном пути и тем самым вернула часть потерянной памяти! Суди сама, если бы Витя Капустин не услышал твой незабываемый голос, он бы сейчас даже имени своего не знал!
— Какая мысль! — восхитилась мамуля и зачеркала в блокнотике.
— Ты, правда, так считаешь? — Бабуля заметно приободрилась.
— Мы все считаем именно так, — заверила ее Алка. — Вы, Мария Семеновна, как настоящий педагог, фактически подарили вашему ученику новую жизнь!
— В которую он от педагога и ушел, как это обычно бывает после финального школьного звонка. — Я поспешила довести историю до логического завершения и помахала забившемуся в уголок официанту. — А теперь давайте съедим какой-нибудь вкусный, но не слишком странный десерт и на этом закончим насыщенную программу сегодняшнего дня. Я устала и хочу спать, а завтра надо встать пораньше, чтобы сходить на пляж до жары.
Завалиться на бочок мне не дали. Трошкина потребовала не сокращать физкультурную программу, и сразу после ужина, проводив мамулю с бабулей домой и взяв сумку с купальными принадлежностями, мы с неутомимой подругой вышли к бассейну.
Успели занять пару свободных шезлонгов в дальнем углу и тут услышали:
— Пс-с-с, пс-с-с! Девчонки, вы новенькие?
Поскольку девчонками нас давно уже не называл никто, кроме старших родственников, мы, конечно, отреагировали на призыв и подошли к невысокому забору, разделяющему наш ЖК и соседний.
С той стороны, двумя руками держась за металлические прутья и потешно втиснув между ними физиономию, стоял невысокий загорелый юноша. Белесые волосы, нос картошкой и синие глаза однозначно выдавали его принадлежность к числу наших сородичей, да и заговорил он по-русски, так что я ответила соответственно:
— Чего тебе, мальчонка?
— Артем. — Условный мальчонка просунул на сопредельную территорию правую руку. Вежливая Трошкина осторожно ее пожала, тоже представилась и покосилась на меня.
— Инна, — неохотно назвалась я.
Не собиралась вот так с ходу заводить на заграничном курорте сомнительные знакомства.
— Только приехали? — уточнил сомнительный знакомый. — Отлично. Что-то наше с собой привезли?
— Что вы имеете в виду? — заволновалась Алка. — Мы законопослушные граждане, ничего плохого не делаем, контрабандой не занимаемся…
— Так я ж про хорошее! — перебил ее юноша. — Черный хлебушек, колбаска, сало, нормальные соленые огурцы… А?
Он посмотрел с такой надеждой, что я смягчилась:
— У меня есть конфеты «Коровка» и шоколадка «Аленка».
— А у меня одна банка сгущенки и две — тушонки, — добавила Трошкина. — Правда, она белорусская. А что?
— Девочки, миленькие, а давайте меняться? — Артем молитвенно сложил ладони. — Ваши продукты — на мои особые услуги. Или просто на деньги, а?
— Мал ты еще особые услуги предлагать! — фыркнула я.
— Мне двадцать три! — Услужливый выкатил грудь, и почти вся она поместилась в проем между прутьями.
— Тощенький-то какой! — жалостливо скривилась Трошкина. — Давно тут живешь? Голодаешь, скитаешься?
— Можно и так сказать, — с готовностью согласился голодающий скиталец. — Так что, меняемся? Я могу сходить с вами в ночной клуб, с мужчиной там будет спокойнее. Или проведу экскурсию по райончику, тут много своих фишек, их надо знать.
— Пойдем на экскурсию, да? — Добрячка Трошкина сделала мне глазки и шепнула: — Поддержим земляка, смотри, как он тут отощал.
— Тогда прям сейчас, ок? Пока не стемнело! — Артем нарисовал в воздухе крутую дугу, изображающую маршрут следования, и объявил как о решенном деле: — Я бегу к воротам, жду вас там!