Наши родители изобретательно и безответственно назвали потомков Казимиром и Индией. В детстве я со слезами спрашивала: «За что?!» Перестала, когда бабуля, сочувственно погладив меня по голове, таинственно и пугающе сказала: «Это еще что, знала бы ты, какие были варианты». Уточнить, какие именно, я боюсь до сих пор.
— Старче — это от слова «стар», что означает «звезда»? Если да, то можешь называть меня и так, — разрешил братец. — Как тебе на чужбине? Не мучит совесть за нарушение песенной клятвы предков «Не нужен нам берег турецкий»?
— Алка тебе проболталась? — Я вздохнула, села в постели и укоризненно посмотрела на матерчатый сверток на соседней кровати.
Некоторые совершенно не умеют хранить тайны.
Из свертка торчала одинокая нога с беззащитной розовой пяткой. Я дотянулась и пощекотала ее.
Пусть некоторые знают, что за преступлением следует наказание.
Нога втянулась в сверток, с другого его конца донесся смешок. Эхом ему в трубке хохотнул Зяма:
— Не проболталась, а сообщила, как положено доброй супруге, и испросила моего тайного благословения. Но папа и Денис пока не в курсе, не волнуйся.
— Пока? — Прекрасно зная брата, я безошибочно уловила главное слово. — И что же мне нужно сделать, чтобы они подольше оставались в неведении?
— Во-первых, купи мне новый айфон, он в Турции вдвое дешевле, чем у нас.
— Спятил?!
— Спокойно, деньги я тебе переведу.
— Почему мне, а не своей жене?
— Потому что жена не купит мне новый айфон! Заявит, что предыдущий вполне еще годный, и буду я ходить с устаревшей моделью как последний лох!
Я покривилась. Зяма у нас великий модник, к этому пора бы привыкнуть, но если следовать его логике, то я с моим древним десятым айфоном супер-мега-распоследняя неудачница.
— Во-вторых, заставь Алку оформить карту турецкого банка, — не услышав возражений, бодро продолжил братец. — Ну и себе такую можешь сделать. И мамуле тоже, лишней не будет.
— А это зачем? У Алки же есть австралийская карта.
— Ну, привет! Как это — зачем? Не видишь, что в мире творится? Страны и народы с ума сходят, сегодня Австралия с Америкой все равно что братские республики СССР, а завтра, глядишь, побьют горшки и обложат друг друга санкциями с ног до головы, спасибо, не надо нам такого, мы это на постсоветском пространстве проходили. Короче, чего я тебя агитирую, сама включи голову и рысью в местный банк за картой, потом «спасибо» мне скажешь. Да-да, Вадим Петрович, я непременно учту все ваши пожелания. — Братец без паузы сменил тон и собеседника, а я поняла, что он от кого-то шифруется.
Скорее всего, от папули с Денисом.
— Договорились, Казимир Борисович, — ответила я подходящим неведомому Вадиму Петровичу конспиративным басом и отключилась, пока ушлый Зяма не озвучил мне свои условия «в-третьих» и «в-четвертых».
Братец у меня на редкость наглый. Даже не знаю, кто может составить ему конкуренцию. Разве что я сама.
— Кто звонил? — Из матерчатого свертка со стороны, противоположной той, где скрылась пятка, показалась лохматая голова.
Мы же с Алкой перед сном, уже впотьмах, поплавали в бассейне и завалились спать с мокрыми волосами.
Я опасливо пощупала собственный скальп. М-да, расчесать это не получится, придется снова размачивать.
— Звонил твой муж и мой брат, — ответила я подруге.
— Два в одном. — Она хихикнула и села, звонко шлепнув босыми ногами о плиточный пол. — У них там ничего не случилось, с Кимкой всё в порядке?
— Кимку Зяма не упоминал, значит, всё штатно, — рассудила я. — Твой муж и мой брат велел нам обеим открыть счета в турецком банке. А я не уверена, что нам это нужно, и неохота заморачиваться, мы же хотели безмятежно отдыхать.
— Боюсь, что безмятежно уже не получится. — Трошкина встала, потянулась, как девочка на знаменитой картине Яблонской, и сделала несколько энергичных упражнений.
Она у нас тощенькая, но ловкая и спортивная. Было время, преподавала лечебную физкультуру пациентам наркодиспансера. Незабываемый период ее биографии, мамуля очень любит вдохновляться Алкиными историями из тех времен.
— Почему не получится? — Я, чтобы соответствовать подружке-физкультурнице, приняла йоговскую позу «Собака мордой вниз», но быстро утомилась и переформатировала ее в «Собаку на сене» — за сено вполне сошел хрустящий матрас.
— Если я правильно понимаю, от кого вы с Зямой унаследовали свое дикое ослиное упрямство, то Мария Семеновна не успокоится, пока не выяснит новейшую историю Вити Капустина, — объяснила Трошкина и перешла к приседаниям, из-за чего в ее речи образовались паузы. — А это значит… его придется… найти и допросить… как минимум!
— Как максимум — перевоспитать, исправив чей-то давний педагогический брак, — поняла я. — Хотя кто кого перевоспитает, еще большой вопрос.
Я, можно сказать, лучшие годы своей школьной жизни провела в обществе хулиганов и двоечников, которых бабуля упорно навязывала мне в компаньоны, отчего-то свято веруя, что я на них благотворно повлияю. Если бы я еще в песочнице не сдружилась с Трошкиной, которая всегда была образцом благонравия, бабулины протеже непременно уволокли бы меня в пучину порока. Ангелочек Алка с трудом, но все же удерживала меня на стезе добродетели.
— Девочки, проснулись? Идите к столу! — позвала бабуля.
Оказывается, она не забыла о своем обещании позаботиться о наших завтраках.
Это радовало и оживляло надежды на приятный отдых, почти насмерть убитые ночной газовой атакой.
— Сегодня завтрак скромный, потому что холодильник еще пуст, а в шкафчиках я нашла только сахар, соль и заварку, — предупредила бабуля, едва мы вышли к столу. — Могу предложить чай и бублики, зато еще горячие, недавно из пекарни.
— И как они к нам попали? — Мамуля резонно удивилась и огляделась, словно ожидая увидеть инфернальную сущность, сыгравшую роль доставщика.
— Их принес милый местный мальчик, — Бабуля разлила по грушевидным стеклянным стаканчикам ароматный чай.
Я молча цапнула с блюда самый аппетитный бублик-симит, предоставляя прояснить историю его появления кому-то менее голодному.
В нашей семье застольные разговоры не в чести, поскольку количество сказанного обычно обратно пропорционально объему съеденного.
— А мальчик откуда? — все-таки спросила мамуля, но лишь после того, как взяла себе бублик.
Бабуля сделала то же самое, для верности надкусила свой симит и только тогда ответила:
— Он расставлял шезлонги и раскрывал зонты у бассейна. Я помахала ему…
— Палкой? — уточнила я.
— Какая разница? — слегка поморщилась бабуля.
Она не любит, когда критикуют ее педагогические приемы.
— Главное — результат: он был так мил, что живо сбегал за бубликами.
— А как же вы с местным мальчиком поняли друг друга? — простодушно удивилась Трошкина, наконец забрав с блюда последний бублик. Естественно, самый тощенький, малость кривой и чуточку подгоревший. — Неужели он знает русский язык?
— Аллочка, за сорок четыре года работы в школе у меня были сотни мальчиков, которых то и дело приходилось спрашивать: «Ты что, русский язык не понимаешь?», но в итоге все они благополучно получили аттестаты о среднем образовании, — фыркнула бабуля. — Так неужели я не объясню, что мне нужно, одному смышленому турчонку!
Она потрясла в воздухе палкой, и я окончательно уверилась, что в данном случае успех международной дипломатии обеспечила демонстрация вооружения.
— Я, кстати, собираюсь поговорить и с соседями, так напугавшими нас минувшей ночью, — сменила тему бабуля. — Схожу к ним, объясню, что не следует испытывать терпение иностранных гостей и компрометировать турецкую кухню жаркой вонючих котлет в три часа пополуночи.
— В два тридцать три, — уточнила мамуля. — Я как раз посмотрела на часы, чтобы дать точные показания полиции, если наш дом взорвется.
Трошкина озадаченно хлопнула глазами, а я понятливо покивала: ясненько, предполагалось, что весь дом взорвется, а мамуля в нем уцелеет.
Это профессиональная деформация автора мистических триллеров. У него, то есть, конечно, у нее — у нашей мамули — миллион чудесных вариантов спастись от верной гибели и жить если не счастливо, то хотя бы долго. В критической ситуации можно быстренько стать зомби, вампиром, бессмертным эльфом, огнеупорным драконом, на худой конец — загодя телепортироваться из эпицентра катастрофы в безопасное место.
Самое удивительное, что это чудесным образом работает: убежденность в собственной неуязвимости будто и впрямь защищает нашу писательницу от бед и разрушительного влияния времени!
В свои пятьдесят с хвостиком (длину которого у нее лучше не уточнять, если вы сами не бессмертный эльф или противоударный тролль) мамуля выглядит максимум на сорок, то есть смотрится моей старшей сестрой.
Это составляет предмет гордости и одновременно вечных страданий папули как любящего мужа-ревнивца — тоже два в одном.
— Схожу с вами к соседям, если позволите, — сказала Алка.
Наивная! Думает, если у бабули будет свой переводчик, она не использует как эффективное средство дипломатии палку.
— Позволю, — милостиво кивнула бабуля. — Кто-то же должен перенимать бесценный опыт, пока не поздно.
Я вообразила Трошкину старушкой, успешно перенявшей бабулин бесценный опыт (и палку), и подавилась чаем.
— Ты кашляешь, Дюша? — встревожилась мамуля. — Не надо было врубать кондиционер в своей спальне на полную мощность!
Сплит-систему в гостиной мы после ЧП с котлетно-газовой атакой не включали, опасаясь, что соседи не ограничатся приготовлением одного блюда. Общим решением постановили использовать скомпрометировавший себя сплит пореже, обходясь менее мощными кондиционерами в спальнях.
— Всё в порядке, я здорова, — успокоила я родительницу и, залпом допив чай, встала из-за стола. — Ну, кто со мной на пляж?
— Я, пожалуй, не буду спешить, мне нужно уложить волосы и поутюжить тунику, — поделилась амбициозными планами мамуля.