— Значит, мы с тобой, Бася, начнем с бассейна, — решила за двоих бабуля. — Это и правильно, будем привыкать постепенно, переходя от малой воды — к большой. А вы, молодежь, можете сразу бежать на море, но чтобы не позднее половины одиннадцатого были дома. Солнце здесь злое, тепловые удары нам не нужны.
— Нам никакие удары не нужны, — уточнила боязливая Трошкина и символически поплевала через левое плечо.
Увы, как позже выяснилось, это не помогло.
— Мы нашли ее, — прижимая трубку к уху плечом, сказал брюнет, который уже не был таким унылым и хмурым, как накануне. — Бабка — действительно туристка. Отдыхает тут с дочкой и внучками.
— Ложный след? — огорчился голос в трубке.
— Может, и нет, — срифмовал брюнет. — Сюрпри-и-из: она его бывшая училка. Это же не может быть совпадением, правда?
— Я удивлюсь, если это совпадение. — Голос в трубке оживился. — Ты его увидел? Он где-то рядом?
— Пока не видел. У этих баб все окна наглухо закрыты.
— Это очень подозрительно.
— Тоже так думаю, — согласился брюнет.
И они одновременно изрекли:
— Похоже, они его прячут.
Принято считать, что у всех людей с годами портятся глаза. Это заблуждение.
У нашей бабули пока испортился только характер.
Сдается мне, во времена нашего с Зямой детства она была добрее и мягче. Даже защищала нас с братом от родителей, эпизодически пытавшихся воспитывать потомков в строгости.
Что до ее зрения, то его остроте и сейчас позавидует молодой горный орел. Бабуля прямо из шезлонга у бассейна высмотрела вывеску супермаркета и назначила его местом встречи, которое изменить нельзя.
Мы с Алкой пришли туда с пляжа, наши старшие дамы — от бассейна. Бабуля успела написать список продуктов, которые непременно следовало купить, и тем обеспечила мне интересный квест.
Турецкую кухню я, надо признать, не люблю, но базовые продукты в этой стране прекрасные. Одна проблема: без знания языка очень трудно угадать содержимое непрозрачной упаковки с минималистичной картинкой или вообще без нее.
Местные этим бессовестно пользуются и превратили слова Сервантеса «Ничто не дается нам так дешево и не ценится так дорого, как вежливость» в успешную торговую стратегию. Если гость из России слишком ленив, чтобы разбираться с надписью на упаковке, ему услужливо предлагается приобрести специально адаптированные товары: с названиями, аккуратно выписанными буквами кириллицы. В супермаркете витрина с коробочками и баночками с понятными словами «Творог» и «Сметана» выставлена прямо у входа как баррикада — мимо не пройдешь.
И вроде бы надо сказать добрым людям «спасибо» за любезность, но язык не поворачивается, когда знаешь, что те же продукты в неопознаваемом «руссо туристо» виде — с нечитабельными названиями на турецком — лежат себе на полке в дальнем углу торгового зала в компании ценников, значения на которых в два-три раза ниже.
Творог, кстати говоря, найти сложнее всего, потому что турки считают его разновидностью сыра.
Зато натуральный йогурт отыскать не проблема, и продается он в Турции ведрами. Мамуля сразу схватила пятикилограммовое, нежно обняла его, окрестила своей прелестью и поклялась, что это будет ее основной продукт питания в ближайшие две недели. Что, впрочем, не помешало ей навалить в тележку гору халвы и лукума всех видов.
Пока я сбивалась с ног, разыскивая в разных углах и закоулках просторного торгового зала законспирированные товары по бабулиному списку, мои милые родственницы развлекались, гуляя по магазину, как по сувенирной лавке, и выбирая, чем бы таким себя побаловать.
— Леврек, — неуверенно прочитала Трошкина с листа, перечеркнутые цифры на котором обещали очень хорошую скидку. — А это кто, интересно?
Кто-то интересный был представлен большим куском бледно-розового филе, воссоздать по которому леврека в целом виде не представлялось возможным. Но судьба его, несомненно, сложилась трагично.
— Бери, — посоветовала задумавшейся Алке мамуля, пройдя мимо и даже не взглянув на неведомого леврека.
Она не отрывала взор от стены, сложенной из коробок с молоком, отыскивая продукт наименьшей жирности. Видимо, сознавала необходимость как-то компенсировать действие дико калорийных сладостей.
— А вы знаете, кто это? — спросила ее в спину зануда Трошкина.
Некоторые даже простого леврека купить не могут, пока не выяснят, кто он такой, где жил и чем занимался.
— Кто-то приличный и не пафосный, — не оглянувшись, на ходу ответила мамуля.
— Почему вы так думаете?
Мамуля не отозвалась, скрывшись за штабелем с крупами.
— Потому что «леврек» звучит почти как «ливрея», — предположила я, прекрасно зная мамулину манеру ассоциировать. — А ливрейные лакеи — это хорошо вышколенная прислуга высшей аристократии. Короче, бери его, зажарим — разберемся.
— Рыба высшей аристократии? — недоверчиво пробормотала Трошкина, но леврека в тележку все-таки положила.
Хорошая рекомендация — великое дело.
Обедали мы, как и собирались, в кафе, но леврек был благополучно куплен, успешно приготовлен и с удовольствием съеден на ужин.
Жарила его я, доказывая тем самым, что на детях гениев природа отдыхает не всегда. Мамулиного писательского таланта я не унаследовала, но папулины гены не спят во мне мертвым сном, готовить я умею, хотя и не сказать, что люблю.
Трошкина, вечная ревнительница справедливости, вызвалась мыть посуду после ужина. Бабулю, уважая ее миссию по обеспечению нас завтраками, мы вечерними хлопотами не озадачивали. Мамуля же внесла свой вклад в организацию приятных посиделок на закате, взявшись развлекать нас застольной беседой.
Плавая в бассейне и возлежа рядом с ним в шезлонге, она успела пообщаться с другими гостями, обитающими в нашем ЖК уже не первый день, и теперь жаждала передать полученную от старожилов условно ценную информацию.
— Вокруг нас шесть супермаркетов разных сетей, один из них оптовый. В «Биме» нужно покупать молочку, в «Шоке» — бакалею, большой выбор мясопродуктов в «Мигросе», а за овощами лучше ходить на базар, он тут по вторникам. За выпечкой, конечно, только в пекарню, ближайшая буквально за углом. Банкоматы всех местных банков стоят на площади с матрешками, проще пользоваться теми, у которых есть интерфейс на русском или хотя бы английском. Кнопка такси на столбе у наших ворот, остановка автобусов в квартале отсюда. Насущные вопросы можно задавать в местном чате в Телеграме, мне уже дали ссылку, я переслала ее всем вам, подключайтесь.
Мамуля перевела дух, и эстафету подхватила бабуля, тоже, видимо, принимавшая водные процедуры в режиме «ушки на макушке»:
— Комаров в этом году мало, поэтому на ночь кондиционеры можно не включать, обходиться открытыми окнами, но только если на них есть сетки.
— Зачем же сетки, если комаров нет? — спросила Трошкина.
Вечная отличница, она слушала очень внимательно, только что не конспектировала.
— А это не от комаров, — охотно объяснила бабуля. — Сетка — это чтобы не пришли Запотык и Тыгыдык.
— Кто-о-о?! — Мамуля, для которой это оказалось новостью, очень оживилась. — Что я слышу, тут есть свои фольклорные персонажи — вроде наших Домового и Барабашки?
— Нет, Бася, все гораздо проще, — усмехнулась бабуля. — Это два здешних кота, каждый со своими тараканами. Запотык любит незаметно улечься поперек дороги, создавая препятствие для гуляющих. А Тыгыдык — большой любитель бурного ночного веселья, если влезет в дом — никому спать не даст. Но, думаю, эта опасность больше грозит квартирующим на первом этаже, к нам на второй коты вряд ли доберутся… Ах, чуть не забыла о нашем вечернем визите!
Бабуля подхватилась, полезла из-за стола.
— Куда, к кому? — не поняла я.
Забыла уже о ранее объявленных планах.
— Да к тем соседям, которые слишком любят ночные котлеты, — напомнила мне Трошкина, которая даже в школе обходилась без шпаргалок, одной природной памятью, и встала: — Я с вами, Мария Семеновна.
— Тогда я тоже, — засобиралась я.
— Вот и прекрасно, я останусь тет-а-тет с моей музой и немного поработаю, — обрадовалась мамуля.
Набиваться в компанию к ним никто не стал. Нет среди нас таких смелых, которые желали бы лично познакомиться с музой ужастиков.
Маленькая делегация, особый вес которой придавала бабулина палка, выдвинулась из нашей квартиры и направилась к соседней.
— Может, лучше я — по-английски? — мягко придержав бабулю перед чужой дверью, спросила Трошкина. — Вы уверены в своем немецком, Мария Семеновна?
— Деточка! — подбоченилась родная старушка. — В моем немецком был уверен даже Отто Генрихович Шольце, бывший военнопленный, успевший до отправки его на русский фронт окончить три курса Лейпцигского университета, где, между прочим, в свое время учился сам Гете!
— Тогда пардон. — Алка вскинула руки и отступилась.
Бабуля примерилась и поскребла своим посохом чужую дверь, сделав это настойчиво, но довольно деликатно — примерно как Гэндальф, впервые явившийся к Бильбо.
В ответ кто-то прошествовал по коридору увесистым твердым шагом, позволяющим догадаться, что в соседях у нас обретается явно не мелкий хоббит.
Точно: дверь широко распахнулась, и на пороге возник высокий крепкий индивид в полотняных штанах, с голым торсом и босиком.
Выглядел индивид… ничего себе так. Накачанный, плечистый, живот в кубиках. Светлые волосы несколько длинноваты и небрежно растрепаны. Ухмылка кривая, но веселая. Морда наглая.
Стеснительная Трошкина тихо ахнула, но нашу суровую предводительницу интересное зрелище нисколько не смутило. Не опуская посоха, нацеленного индивиду в левое колено, она стальным голосом пробряцала:
— Кошен си нахтс кейне кноблучкотелеттес! — что, если верить бабуле с ее хваленым немецким, означало «Не жарьте по ночам котлеты с чесноком!».
— Я понял только слово «котлеты», — признался индивид, не выглядя при этом удивленным. Как будто к нему то и дело являлись с ультиматумами на языке Гете воинственные старушки с эскортом симпатичных девиц. — Вы их продаете?