— Кого? — бабуля моргнула.
Мы с Трошкиной переглянулись, начиная получать от происходящего удовольствие.
Обескураженная бабуля — даже более редкое зрелище, чем загорелый мужской живот в кубиках. Память о таком можно хранить долго и передавать из уст в уста.
— Котлеты. — А вот индивид нисколько не смутился.
— Нет! Что за чушь? — возмутилась бабуля. — Мы не продаем котлеты! Мы категорически требуем, чтобы вы их не жарили!
— Почему же? — Кажется, индивид добросовестно старался разобраться. — Знаете, вот сейчас, когда вы об этом сказали, мне вдруг ужасно захотелось котлет. И именно с чесноком.
— И мне, — тихо призналась избыточно честная Трошкина.
— Рад, что у нас так много общего. — Индивид подкупающе дружелюбно улыбнулся, протянул руку и потряс ее лапку. — Я Роберт, а вы?
— Я Алла, — зарумянилась Трошкина.
— Инна, — представилась я, поскольку рука индивида уже самовольно состыковалась с моей.
— А я Мария Семеновна, — брюзгливо сообщила бабуля, сложив ладони на посохе так, что стало ясно: ручкаться с кем попало она не станет. — Вы немец, херр Роберт?
— Нет! — как будто даже устрашился индивид. — А вы?
— С чего бы? — удивилась бабуля. — С моим-то именем… А вот с вашим…
И она с подозрением прищурилась:
— Признайтесь, вы не планируете снова жарить эти жуткие бараньи котлеты с луком, чесноком и, я могу ошибаться, но, кажется, с паприкой?
— Поклясться не могу, уж очень аппетитно вы описали эти жуткие котлеты, — подкупающе откровенно признался Роберт — то ли херр, то ли все же нет. — Но со словом «снова» вы определенно опережаете события, поскольку я пока еще ничего не готовил.
— То есть это не вы тут кашеварили прошлой ночью? — я решила, что пора вмешаться, а то этот нелепый разговор никогда не закончится.
— В два тридцать три пополуночи? — уточнила Трошкина, спасибо за эту важную деталь мамуле.
— Ах, в два тридцать три пополуночи! — Лицо индивида просияло запоздалым пониманием, и у меня возникло подозрение, что он над нами бессовестно издевается. — В это время я тут еще не жил. Тут обитали совсем другие люди.
— Какие? — настойчиво спросила бабуля и качнулась в сторону, пытаясь высмотреть упомянутых людей за широкой мужской спиной.
Видимо, запланированный ею визит все-таки включал воспитательное рукоприкладство.
— Какие-то херры. — Индивид развел руками и на всякий случай предусмотрительно добавил: — За которых лично я никакой ответственности не несу!
— Ваше счастье, — устало проворчала бабуля.
— Кстати, а что это мы стоим на пороге? — Индивид чутко уловил изменение ее настроения. — Прошу, добро пожаловать! Познакомимся поближе, пообщаемся по-соседски. Обсудим, к примеру, рецепты котлет.
— Спасибо, но нет! — в рифму и с чувством сказала я от лица всех присутствующих.
Индивид производил впечатление слишком ушлого. Приличные девушки (и даже молодящиеся бабушки) в вечерний час к таким в гости не ходят.
— Тогда, может, я к вам? — Ушлый индивид вознамерился шагнуть за порог.
— Найн! Как-нибудь в другой раз! — Бабуля ловко подбила палкой дверь, и та послушно захлопнулась, оставив индивида внутри.
— Когда мы котлет нажарим! — съязвила осмелевшая Трошкина и показала закрытой двери фигу.
— Аллочка, — укоризненно покачала головой бабуля. — Я все понимаю, этот Роберт тот еще херр, но воспитанные фройляйн так себя не ведут. Чтоб ты знала, для немцев кукиш равнозначен поднятому среднему пальцу, это очень неприличный жест.
— О майн гот, — пролепетала Трошкина и сокрушенно повинилась: — И я еще смела усомниться в вашем немецком…
Кажется, за дверью кто-то хихикнул.
— Уходим, — стрельнув недобрым взглядом в стеклянный глазок, скомандовала я. — Котлетной атаки сегодня не будет, а это все, чего мы хотели.
— Уже не всё, — шепотом призналась мне Трошкина, с подобием почтительного реверанса пропустив вперед бабулю. — Теперь и вправду очень хочется котлет. Как думаешь, та турецкая харчевня рядом с кофейней еще работает?
— Слушай, какие котлеты? Уже ночь на дворе.
— Ночь темна и полна ужинов, — смущенно хихикнула Алка. — Я на леврека налегать побоялась, все-таки непривычная еда… Осталась голодной.
Она положила руку на живот, и тот, как по команде, заурчал.
— Левреков бояться — в общепит не ходить, — сказала я укоризненно, но, разумеется, не бросила лучшую подругу в беде. — Ладно, пойдем искать тебе пропитание.
Мамуля и бабуля прогуляться с нами в кафе и обратно отказались.
— Я и дома-то не хожу в ночной дожор, с чего бы мне вдруг делать это в чужой стране, — съехидничала мамуля.
Бабуля молча побила кулаком подушку, готовясь ко сну, и потребовала, чтобы мы вернулись не поздно и при этом не шумели.
— Нам же лучше, — сказала я Трошкиной, когда мы уже вышли из дома. — Признаться, меня немного утомила наша расширенная компания. Пойдем по котлеты вдвоем.
— Как по грибы, по ягоды? — Алка заулыбалась.
Она трусишка, но при этом не лишена авантюризма и никогда не возражает против маленького безопасного приключения. Особенно если участие в нем вознаграждается вкусным призом — шоколадной медалькой, бараньей котлеткой…
До той турецкой харчевни, у входа в которую днем стоял яркий стенд-раскладушка, обещающий посетителям разнообразные кюфте, сиречь котлеты, было совсем недалеко. Минут через пять мы уже входили в дверь, все еще открытую, что означало — заведение продолжает принимать посетителей.
За столиками, правда, уже никого не было, но у стойки, беседуя с официантом в длинном фартуке, спиной к нам стоял какой-то мужчина. Трошкина сразу с порога громко спросила по-английски:
— А зе эни котлетс? — И единственный посетитель обернулся к нам, блеснув глазами и улыбкой.
— Да что ж такое-то! — Я чуть не споткнулась.
Это был наш новый знакомый Роберт, склоняюсь все-таки к тому, что херр.
Холщовые штаны, в которых мы его уже видели, он дополнил сандалиями и льняной рубахой, но не потрудился ее застегнуть, так что мне пришлось инстинктивно зажмурить глаза: рельефные кубики живота бросились в них как увесистые кирпичи.
— Вам ли жаловаться, это же вы создали ажиотажный спрос! — упрекнул нас ухмыляющийся блондин и потряс в воздухе довольно пухлым бумажным пакетом.
Повеяло густым мясным духом.
— Что это у вас там? — Трошкина, тоже было затормозившая, не смогла противиться котлетному магнетизму и двинулась прямо к стойке легкой поступью лунатички.
— Они самые, — не стал запираться Роберт. — Хотите, поделюсь?
— Мы сами закажем, — Трошкина опомнилась и повелела парнишке в фартуке: — Кюфте, плиз. Фор кюфте — четыре порции!
— Ого! — оценил ее аппетиты блондин.
— Не ого, а чтобы хватило на всю компанию, — холодно глянула на него Алка и снова обратилась к официанту: — Тейбл фо фор, плиз. Столик на четверых!
Из того, чтобы она дублировала английские фразы русскими, я поняла, что говорилось все в специальном расчете на нашего нового знакомого. Он это тоже уяснил, нарочито печально вздохнул, пробормотал:
— Что ж, не буду вам, всем четверым, мешать, — и удалился вместе со своим пакетом.
— Здорово я его отшила, да? — Трошкина проводила ретирующегося блондина насмешливым взглядом и горделиво расправила плечи.
— Здорово, — согласилась я. — Но куда нам столько еды? Четыре порции, а они тут огромные!
— Возьмем с собой, как и он. — Алка кивнула за порог, куда уже вышел, растаяв в ночи, ее идейный соратник-котлетопоклонник, и с улыбкой предвкушения развернулась к пустому залу. — Выбирай, какой столик тебе больше нравится?
Решив, что в квартиру на втором этаже котам не проникнуть, бывшая учительница биологии сильно недооценила четвероногих аборигенов Запотыка и Тыгыдыка. Не потому, что ей не были известны возможности представителей семейства кошачьих, просто она еще не знала, какой удобной стартовой площадкой является группа разновысоких пальм у бассейна.
Как говорится, век живи — век учись.
С другой стороны, Запотык и Тыгыдык осмотрительно не афишировали свои упражнения с пальмами, совершая их исключительно под покровом ночи.
Сегодня сигналом к поздней физкультуре стала полная луна.
Как только она выплыла над крышами, Запотык покинул свой пост на узкой дорожке к бассейну, поперек которой довольно долго терпеливо лежал, дожидаясь, когда какой-нибудь подслеповатый любитель поздних купаний занесет над ним ногу.
Эту ошибку совершали многие, поскольку окрас кота в потемках идеально совпадал с расцветкой дорожки.
Увы, сырно-желтая луна Запотыка предательски высвечивала, лишая его удовольствия в самый последний момент с душераздирающим воплем вырваться из-под ноги пешехода.
Что ж, театру одного актера всего лишь следовало сменить сценическую площадку.
Запотык модельным шагом «от бедра» приблизился к самой низкорослой из трех пальм и легко на нее запрыгнул. Тут же из мрака материализовался Тыгыдык, перемигнулся с братцем, изящно потянулся и пару раз символически царапнул пальмовый ствол, изображая милого котика, занятого невинным делом — точкой когтей.
Запотык примерился и перепрыгнул на дерево повыше. Тыгыдык мгновенно совершил прыжок, достойный молодого льва, и занял его место на пальме первой ступени.
Запотык напружинился и сиганул на третье дерево. Это был довольно сложный трюк, который порой не удавался, и тогда кому-нибудь в зоне пикника у мангала прилетало внезапное счастье в виде кота, красиво планирующего на макушку везунчика меховой панамкой.
Сегодня у перелетного кота все получилось как надо. С третьей пальмы он перепрыгнул на карниз, дождался там братца, и они вместе прошествовали на балкон.
Тут надо сказать, что выбор балконов у Тыгыдыка и Запотыка имелся весьма широкий, поскольку три пальмы были не единственной их стартовой площадкой. Деревья, заборы, навесы и прочие полезные сооружения позволяли котикам включать в зону доступа все пять домов жилого комплекса. Однако Тыгыдык и Запотык предпочитали проникать в те помещения, которые некоторое время были для них недоступными. Настоящим артистам наиболее интересна новая публика.