Артем, принимая работу по обустройству казармы, только мельком заглянул на кухню, увидел закопченные котлы, сковородки и вышел.
Казармы солдат были на втором этаже. Два помещения с двухъярусными нарами, где могла разместиться почти сотня рейтаров. Между казармами была оружейка и пост охраны. На первом этаже разместились большая столовая и солдатская кухня. В подвале были сложены дрова, хозяйственный инвентарь, рыболовные сети, стояли бочки с сушеной и соленой рыбой. На крюках висели копченые туши диких свиней, колбасы и большие рыбины, напоминающие осетров. Ничего не пропало и не испортилось.
Великий покоритель мира – шаман с оленьей головой, – по всей видимости, хотел, чтобы солдаты здесь обосновались охотно и сразу. Ну и заразились чумой.
«Не все он учел, не все», – невесело усмехнулся Артем.
Во дворе расположились конюшни, колодец, баня и кузня.
Забот на весь день хватало, да еще появились проблемы с мертвяком. Жрал он все подряд в две глотки и столько же гадил. Сначала с него спали штаны, полные испражнений, и его пришлось вести мыться в реку. Работу он мог выполнять только самую примитивную и слушался лишь Артема. Солдаты, видя его жадный голодный взгляд, боялись к нему подойти. Ничего не придумав, как использовать мертвеца, Артем отправил Дерьмо носить трупы из оврага и выбрасывать в реку. Работы у него было на день-другой вперед. Спустившись в овраг, мертвец первым делом стал с урчанием обгрызать ногу одного из распухших мертвецов. Артем сплюнул, махнул на него рукой и ушел.
Освободился только к вечеру, и сейчас ему нужно было составить донесение в полк о прибытии к месту службы и описать все, что произошло. Указать потери и списать солдат с учета и довольствия. Донесение должен доставить проводник.
Артем успел написать половину донесения, как в комнату осторожно заглянул Козьма.
– Мессир, там староста пришел. Пустить?
Артем отложил в сторону листок и перо. Прикрыл лист сумкой и разрешил:
– Пусть заходит.
Староста зашел уверенно, с достоинством поклонился.
– Садись, Турган. – Артем указал рукой на табурет напротив него. Дождавшись, когда тот сядет, спросил: – С чем пожаловал?
– Доложить хочу о состоянии дел, – обстоятельно начал говорить староста. – По домам мы расселились. Мест всем хватает. Здесь есть гончарная мастерская, кузница и даже стекольная мастерская. Большие запасы древесного угля. Люди тут не бедствовали. Гончары и кузнец среди нас есть, стеклодува нет. Нет еще коров и бычка. Баранов нет и коз. Кур привезли с собой. Но надо еще, чтобы были гуси и утки. Здесь река, им раздолье будет.
Артем слушал внимательно и терпеливо. Турган не тот человек, чтобы беспокоить по пустякам, и, несмотря на гибель дочери, держится хорошо. О поселке и людях в первую очередь думает, за это стоит уважать. В такт разговора он кивал головой, показывая, что понимает заботы старосты.
– И мы оставили в Хволе десяток мужиков, чтоб прикупили у местных крестьян коров и всякую нужную живность. Сразу брать не стали, местные цены задрали до небес. Два торговца предлагали нам пилы и топоры по такой цене, что впору без штанов остаться. Поэтому мы не стали спешить, послали мужиков по селениям посмотреть, прицениться.
Рассказав о положении дел, староста приступил к главному:
– Теперь о моем деле. Гнать стадо они будут все по той же дороге, которой шли мы. Сами понимаете, что в селениях по пути живут почти разбойники…
Артем, соглашаясь, кивнул.
– Вот я и подумал, что, может, дадите десяток солдат для охраны? – Староста испытующе поглядел на Артема. Не заметив пренебрежения, продолжил: – А мы тоже в долгу не останемся, чем можем, поможем. Среди нас хорошие охотники. Обеспечим провиантом и молочком… Мехами поделимся. У нас скорняки отменные. Что скажете?
– Да не вопрос, Турган, дам я десяток, чтобы сопроводить ваш караван. Еще кошке своей прикажу охранять. Когда думаете выдвигаться?
– Так через седмицу и тронуться можно. Туда дня три, обратно дней десять. За две седмицы управимся. Спасибо, что не отказали. И вот еще что… – Староста обвел глазами скудную обстановку комнаты. – Вижу, вы один. Дам я вам двух кухарок в помощь. И уберут, и постирают, и приготовят. Есть пара вдов… – Староста хитровато взглянул на Артема, но тот спокойно выдержал взгляд и ответил:
– Это было бы хорошо, Турган, баба, она всяко лучше денщика готовит…
– И мне бабу… – Из-под стола показался Свад и залез на свободный табурет. Нагло посмотрел на старосту и грозно, как ему самому казалось, произнес: – Иначе прокляну. Молоко скиснет. Вот.
– И домовенок ваш тут? – как ни в чем не бывало улыбнулся староста. – Проказник, всем бабам под юбки заглядывал. И били его… Вы ему молочка в блюдце налейте…
– Ты себе молока налей, кривошип с бородой, – огрызнулся Свад. – Я помогу со стеклодувом. Выберу молодых парней и обучу.
– А ты умеешь стекло делать? – удивился Артем.
– А что там уметь? – небрежно отмахнулся Свад. – Бери да делай.
Староста некоторое время молча смотрел на коротышку, потом спокойно заговорил:
– А ведь есть у меня для тебя девица, домовой. Чуть больше тебя, но это не страшно. – Заметив удивленный взгляд Артема и сильно заинтересованный – Свада, ухмыльнулся: – Сирота у нас одна есть. Калека.
– Зачем мне калека?! – возмутился Свад. – Мне здоровую давай. Вот с такими сиськами! – Коротышка показал руками, какие должны быть вторичные половые признаки у женщины.
– Так она здоровая, только четверть человека. А сиськи как раз такие и есть, – не смутился староста.
– Зачем мне четверть? Мне целая нужна.
– Девушка целая, только не выросла. Калека она с детства. Семнадцать весен. Самый сок. Ее мать заболталась с бабами, да не усмотрела, в колодец дочку уронила, и та что-то себе при падении повредила. Отец как узнал, так мать у колодца и прибил. А его самого жандармы забрали. Больше мы его не видели, а девочку спасли, вырастили. Только она расти перестала. И с детства у нее дар открылся лекарский. На кого руку положит, тот и выздоравливает. Хоть человек, хоть животина. Мы ее от инквизиции по подвалам прятали. Тем только дай повод, сожгут сразу и скажут «одержимая».
– Я не видел у вас карлиц, – удивился известию Артем. – И не выдал никто?
– А мы ее прятали всю дорогу. А теперь уже и не надо. Лушей ее зовут. В моем доме теперича поселил ее. А насчет выдачи, так дурней у нас нет. – И как само собой разумеющееся добавил: – Кто же лекарку предавать будет?
– В твоем доме? – Гремлун заерзал на табурете.
Староста глянул на гремлуна, нахмурился и тихо произнес:
– Если обидишь девочку, пеняй на себя. Найдем, не спрячешься.
Свад возмущенно выпятил грудь:
– Как ты мог такое подумать! Гремлун ребенка не обидит.
– Да? – язвительно спросил Артем. – А это что? – И показал свою руку. – Может, там тоже твоя работа?
– Да ты что? Я ее не видел и не знаю. Да пошли вы все по нисходящей амплитуде графика моих ценностей… – Разгневанный и оскорбленный гремлун слез с табурета и растворился в воздухе.
– Он что, и у вас в лагере бывал? – спросил Артем.
– Бывал, – усмехнулся староста. – Пугал баб и требовал самогон. Меня обозвал как-то странно… Катагеном недоделанным.
– Может, котангенсом?
– Вот! Точно, им. Ученый, стервец.
Староста глубоко вздохнул, хлопнул широкими ладонями себя по коленям и поднялся.
– Так я пойду распоряжусь насчет вдов.
Артем, думая о своем, кивнул:
– Ага, иди.
Сотрудничество с поселенцами сулило выгоду. Надо отношения развивать. И подумать о том, чтобы солдаты, живущие без женской ласки, не насильничали крестьянок. Но не публичный же дом здесь обустроить?..
Староста ушел, а Артем, ничего не придумав, сел дописывать донесение. Но дописать ему снова не дал Козьма.
Он заглянул, огляделся и, загадочно улыбаясь, сообщил:
– Мессир, банька готова, прошу париться.
После дороги и купания в грязной воде грота у Артема чесалось все тело. Услышав о бане, он радостно поднял голову. Но рад был не только он.
– Баня – это хорошо! – проговорил неожиданно появившийся Иль. – Пошли, Артем, дорожную пыль смоем.
– Вам-то она зачем, господин бог? Вы же нематериальный.
– Еще какой материальный. И чувствую, как материальный, и чешусь, и… но это, впрочем, не важно. Бери полотенце, и пошли.
– Сейчас пойдем. Козьма, не уходи.
Денщик вошел и остановился у стола. Хранителя он не видел. Внимательно и преданно посмотрел на мага.
– Козьма, староста двух женщин пришлет готовить и убирать у меня. Боюсь, как бы солдаты обижать не стали.
– Этих забижать не будут, – ответил рассудительный Козьма.
– А других селянок? Как обычно происходит в крепостях?
– Обычно? Так по-разному. Смотря какой порядок будет. Ежели командир попускает, то могут и снасильничать. Тех мужиков, что будут из-за этого бунтовать, повесят. Остальные терпеть будут.
– То есть насильничали всегда? – уточнил Артем.
Козьма, который не видел в этом большой беды, только пожал плечами.
– Дело житейское, – спокойно пояснил он. – Крестьяне, они ж кто?.. – Продолжать не стал, но Артему и так стало понятно. Крестьяне как скот: прав не имели. Потому и считалось обычным делом насиловать их баб. – Обычно староста, – продолжил денщик, – выделял для этого дела вдовушек и перезрелок, кого замуж не взяли… И все были довольны.
– А в Хволе как делали? – уточнил Артем.
– Там вешали солдата, коли снасильничал, там начальства много. Но здесь не Хволь… А вообще в городе был дешевый женский дом. Там наш брат все жалованье спускал.
– Иль, как быть? – спросил Артем.
Хранитель не успел открыть рот, как, дымя сигаретой в мундштуке, рядом с хранителем появилась все та же неизвестная красавица, что встречалась с ним ранее. Артем так и не знал, кто она, откуда появляется и что хочет, но побаивался ее обаяния и легкого терпкого запаха женского желания, смешанного с потом.