– Да, ваша милость, – неуверенно отозвался мой собеседник. На его лбу выступили мелкие бисеринки пота. – А-а-а… Это не повредит престижу заведения?
– Не беспокойтесь. Максимум, что может быть, – этому джентльмену станет худо, и он вынужден будет переночевать в моем номере. Вы поняли? – Мэтр согласно наклонил голову и направился к стойке, рядом с которой виднелась дверь черного хода. Посидев еще немного за столом, я встал и сделал вид, что мне нужно срочно отлучиться из залы по делу, совершенно не терпящему отлагательств. Закрывая за собой дверь, ведущую на задний двор, я убедился, что здоровяк, следивший за нами, воровато оглянувшись по сторонам, направился вслед за мной.
«Не профессионал, – подумал я. – Профи бы подождал, пока я буду возвращаться обратно».
Я встал у стены за дверью, сняв кожаный ремешок, в обычное время выполнявший на перевязи моего меча чисто декоративные функции. Через пару мгновений дверь скрипнула и в образовавшейся щели показалась лохматая голова моего преследователя. Голова начала тревожно озираться в поисках моей персоны. Не дав громиле насладиться в полной мере изысканным пейзажем заднего двора, я в ту же секунду схватил его за лохмы на макушке и что есть силы приложил незадачливого браво об каменную стену. Свет померк в его глазах, и из обмякшей правой руки со звоном выпал кривой абордажный кинжал. Я втащил его на задворки и услышал, как добросовестный мэтр Оливье задвигает засов на двери. С той ловкостью, с которой улыбающийся продавец в супермаркете упаковывает рождественский подарок, я отработанным движением увязал этого типа и с большим, признаться, трудом подтащил его тушу к сточной канаве, благодаря при этом Господа за свое слабое обоняние. Отпустив пленнику пару увесистых пощечин, я стал наблюдать, как он приходит в себя. Наемник дернул головой, тут же убедившись, что ременная петля, которой было схвачено его горло, не позволяет ему делать резких движений, тихо застонал и выругался сквозь зубы:
– О-о, дерьмо!
– Ты прав, как никогда, дружок! – отозвался я на его не очень приличную реплику. – Может, объяснишь, чего ради тебя понесло вслед за мной с этакой железякой в руке?
Поза с руками и ногами, туго стянутыми за спиной, позволяла моему собеседнику безболезненно разве что моргать. Поэтому, изобразив на лице крайнюю степень невинности и испуга, он захлопал глазами и начал гнусно канючить, давя на жалость:
– Не убивайте меня! Простите меня, господин рыцарь, я бедный человек, мне нужен был только ваш кошелек!
– Эту песню я знаю: папа умер, мама умер… Тебя что, мой кошелек еще в Англии заворожил, что ты сюда за ним притащился?! – бешено сверкая глазами и всем своим видом изображая озверевшего феодала, громыхнул я.
– Да не-ет, я из этих мест, благородный сеньор, – плаксиво заголосил нерчила, делая попытку порвать ремешок из кордовской кожи. – Я местный, семья голодает… – при этих словах петля нестерпимо впилась ему в горло так, что он побагровел.
– Прекрати дергаться, дурак! Сам себя удавишь! Местный, говоришь? Да ни один местный вор не будет воровать в этой гостинице! Единственный, который решился на это, умер страшной смертью: постарел за одну ночь лет на восемьдесят. Ты будешь вторым. Твоя смерть будет не менее ужасна: я утоплю тебя в нужнике, – я угрожающе отвел ногу, словно готовясь столкнуть наглеца в канаву. Ужас отразился на лице моего незадачливого преследователя.
– Нет! Не убивайте! Я сделаю все, что вы прикажете, милорд!
– Кто тебя послал, ублюдок? – тихим шипящим голосом спросил не на шутку перетрусившего громилу.
– Человек от короля! – несчастный затараторил так быстро, насколько позволяла ему петля, стягивающая шею. – Я был солдатом короля Джона. После разгрома при Гастингсе спас свою шкуру, укрылся с парой дружков в кустах. Месяца два жили грабежом, а потом, ближе к зиме, схватили нас – и в железную клетку. Дружки мои быстро ноги протянули, а я, видите, на свою беду, выжил. Приговорили меня к колесованию. Я уж приготовился Богу душу отдать, а за день до казни приходит ко мне какой-то человек в палаческом капюшоне и говорит: дескать, хочешь жить? Король тебя помилует, еще и денег даст, а моя, мол, вся работа – где-нибудь вашу милость втихую прирезать. Ну, я и согласился… Терять-то нечего.
– Как видишь, терять всегда есть что… Почему же именно тебя выбрали, чтобы мою милость укокошить? – задумчиво спросил я.
– А у меня память на лица всегда хорошая была. Я тюремщику как-то рассказал, что видел, как милорда Вальдара Камдила под Гастингсом из стога вытаскивали. Он еще смеялся очень…
– Ладно, с тобой все ясно. Значит, так. Будешь делать, что я тебе говорю, – и жизнь свою глупую сохранишь, и деньги получишь. А нет, так и деньги тебе больше ни к чему.
– Конечно, конечно, милорд! Все сделаю! – с собачьей преданностью нервно зашептал парень. – Только не топите!
– Живи, – я сделал эффектную паузу. – Пока… До ночи здесь полежишь, подумаешь. Потом за тобой придут. Все понял?
– Понял… – уныло отозвался он.
– Ну тогда приятного отдыха, – я направился обратно к двери, подобрав по дороге оброненный наемником нож. Забарабанив в филенку условным стуком, я подождал, пока хозяин откроет дверь, и, положив руку ему на плечо, зашептал:
– Дружище Оливье! Там, возле сточной канавы, лежит крепко связанный тип. Несколько минут назад он пытался выпустить мне кишки, – толстяк испуганно зажал свой рот рукой. – Не волнуйтесь, – успокоил я его. – Как видите, со мной все в порядке. Но плохо то, что это не простой разбойник с большой дороги. Его наняли мои враги – люди, должен вам сказать, очень могущественные. – Мэтр понимающе закивал, бледнея на глазах.
– Я знаю вас как человека храброго и преданного моего друга, – продолжил я психологическую обработку своего предполагаемого союзника.
– Конеч-ч-чно! – выдавил польщенный Оливье, клацая зубами.
– Когда стемнеет, этого негодяя надо незаметно перетащить в холодный погреб. У вас есть пустой холодный погреб?
– Есть! – с готовностью ответил хозяин, лучась бойскаутским энтузиазмом. – Мы храним там соленья на зиму.
– Вот и прекрасно. На зиму – это хорошо. Дальше. Возьмите этот джупон, – я протянул ему свою накидку. – Сходите на городскую бойню и, накрыв ею кабана, заколите его. Для верности нанесите три-четыре удара. Когда появится корабль, идущий в Англию, вручите мою одежду придурку, который пока пусть посидит у вас в подвале. Отдайте ему также вот эти двадцать денариев – чтоб не сдох с голоду, пока доберется до Лондона. Остальное, я полагаю, он придумает сам. Да, и проследите, чтобы он не сбежал и отплыл на корабле, – дружески хлопая по плечу раздувшегося от гордости хозяина гостиницы, я, понизив голос, добавил: – Я ведь могу на вас положиться, мой славный Оливье?
– О-о! Да-а-а! Можете не сомневаться, я сделаю все, чтобы помочь вам! – мэтр гордо расправил покатые плечи, отчего фламандское сукно, обтягивающее их, отчетливо затрещало. Не успел я разомкнуть дружеских объятий, как в залу гостиницы буквально влетел очередной мальчишка, носивший кодовое имя Жак, истошно вопя:
– Милорд! Милорд! Там, на площади… – он едва перевел дух.
– Ну что еще? – встревоженно спросил я.
– Там бьют вашего оруженосца!
ГЛАВА 5
Ну что, вздуем друг дружку?
В первую минуту мне показалось, что я ослышался. Светлый образ Сэнди мало вязался с глаголом «бьют». – Что ты несешь?! – я схватил мальчишку за плечи и с силой встряхнул его несколько раз, чтобы он слегка поостыл. – Еще раз: кто кого бьет? – переспросил я мальца.
– Там! Там на площади… они дерутся! Пойдемте скорее! – паренек, не слыша моих вопросов, взахлеб делился впечатлениями. – Он его ка-ак даст ногой! А он упал, как вскочит, и давай кулаками!.. И в глаз! Я понял, что добиться вразумительных объяснений, кто кому дал в глаз, мне не удастся даже под угрозой расправы.
– Ладно, веди, – я схватил парнишку за рукав и потащил к выходу. Тот, выскочив на улицу, со всех ног кинулся к ратушной площади, предвкушая продолжение щекочущего нервы зрелища. Время от времени он оборачивался, чтобы убедиться, что я следую за ним, и выкрикивал на бегу:
– Это там! Сэр рыцарь, это там!
Я быстрым шагом следовал за мальчиком, стараясь соблюсти хоть какую-то видимость приличия – ведь, право слово, не подобает опоясанному рыцарю мчаться за гостиничным мальчишкой глазеть на уличную драку! Однако, хоть я и был весьма высокого мнения о боевых качествах моего оруженосца, тревога за него заставляла меня двигаться несколько быстрее, чем принято.
Поворачивая за угол ратуши и уже слыша возбужденные крики толпы, собравшейся на площади, я чуть было не столкнулся со здоровенным детиной, с понурым видом хромавшим в сторону порта. Память на лица у меня всегда была хорошая, и я без труда узнал в нем того самого грузчика с приметной родинкой на щеке, совсем недавно с такой легкостью тащившего наш неподъемный сундук. Выглядел парень весьма плачевно: судя по внезапной хромоте и роскошному синяку на скуле, он уже успел по мере сил поучаствовать в потасовке на площади, так веселившей горожан.
– Эй, приятель! – окликнул я его. – Что там происходит?
Грузчик с трудом приоткрыл рот, пытаясь что-то мне ответить… Похоже, беднягу приложил кто-то весьма профессионально – с дикцией у него были явные проблемы.
– Са-ы-ыр… гк… беруна… – произнес он какое-то магическое заклинание и захромал дальше. Судя по тому, что вокруг никаких метаморфоз не произошло, он просто честно пытался ответить на мой вопрос.
Обогнув ратушу и выйдя на площадь, я наконец понял, что означали эти слова. Во всем своем крикливом великолепии на ней расположился бродячий цирк шапито. В самом центре городской площади раскинулся красно-белый шатер, усыпанный звездами из жестяного золота и обшитый яркими лентами, коло-кольцами и бубенцами, звеневшими от дуновения ветра. Вокруг шатра полукругом были расставлены четыре железные клетки, составлявшие передвижной зверинец бродячего цирка, перед которыми плотной толпой теснились зрители. Над цирковой палаткой возвышался шест с закрепленной на нем малюсенькой площадкой, на которой выделывал фантастические кульбиты какой-то нелепого вида паяц в несусветном желто – ф