Эта беседа в качестве подведения итогов стала для нас очень ценной и важной. Она подтвердила поведенческий профиль, который я составил для убийцы Сюзанны – Элли был злой, жестокий, неадекватный маньяк, манипулирующий другими. Это дополнило детали, недостающие в большом судебном протоколе. Тот разговор коснулся многого, о чем я размышлял двадцать лет. Он показал историю с точки зрения другого персонажа. И это помогло понять, каково жить с человеком подобного типа личности.
Первое, что я всегда спешу узнать в любой ситуации: почему? Почему она вдруг связалась со мной почти через четыре года после казни Седли? Чего она хотела от этой встречи?
Я спросил, почему она обратилась ко мне в этот момент. Она объяснила, что примерно за год до этого искала в Google имя «Седли Элли» и так узнала о нашей книге «Путешествие во тьму». Она не слышала о ней раньше, а теперь прочитала и узнала то, о чем никогда не догадывалась.
Как бы мне ни хотелось представить это событие как похвалу самому себе, необычным его точно не назовешь. Тяжкое преступление во многом похоже на битву. Как в тумане войны, у каждого участника этой битвы свой угол обзора, и лишь немногим, если они вообще есть, открывается вся картина. Свидетели видят все лишь с ограниченного ракурса и в определенный момент времени. Вещественные доказательства, волосы и волокна, даже отпечатки пальцев могут показывать лишь одну сторону картины. Не только команды обвинения и защиты выдвигают противоположные версии и стараются уйти от описания всего того, что случилось на самом деле. Чаще всего даже ведущий детектив и окружной прокурор смотрят на вещи по-разному. Жюри присяжных редко получает все факты и полную историю, например, послужной список обвиняемого. Если добавить к этому, что Линн как потенциальную свидетельницу не допускали на большую часть судебных слушаний, вполне понятно, что ей захотелось хоть чуть-чуть приподнять занавес над главным событием своей жизни.
Она хотела знать, как поживают Коллинзы. Мы сказали, что уже лучше, поскольку ее бывшего мужа казнили. «Я не могу не думать о них», – призналась она.
Я знал, что Линн не присутствовала на казни, и спросил, как она узнала об этом событии. «Из газеты Луисвилла», – ответила она, и стало ясно, в чем заключается ее сочувствие.
– Сначала на мгновение мне стало грустно. Я позвонила своему брату и сказала: «Мне плохо из-за этого». Мне сообщили, что он был образцовым заключенным, а я подумала: «По крайней мере, он жил. А его жертва – нет».
Линн проделала свой собственный путь за последние двадцать лет.
Меня интересовали ее воспоминания об 11 июля 1985 года и о следующем дне.
Если бы я описывал это дело без известного подозреваемого, то поведенческие свидетельства в мгновение ока привели бы меня к одному из двух правильных направлений. Учитывая степень ярости, жестокости и излишеств, которую продемонстрировали доказательства на месте преступления, неизвестный субъект мог быть кем-то, кто: (1) хорошо знал жертву, либо (2) видел в ней образ другой молодой белой женщины, кого он хотел бы убить, но по каким-то причинам не мог и понимал это.
Следующим шагом расследования стало бы обращение к виктимологии, чтобы определить, с каким из двух типов мы имеем дело. Если тщательное обследование не выявит плохих, или даже подозрительных, отношений мужчины с Сюзанной, значит, наш подозреваемый подходит под второе описание. Чтобы столь жестоко убить незнакомку, нужно пережить эмоциональное замещение.
Я много раз наблюдал работу этого механизма психики. Когда я вел длительную беседу в тюрьме Калифорнии с Эдмундом Кемпером, которого прозвали «Убийца студентов», он в конце концов признался мне, что молодые женщины из Калифорнийского университета в городе Санта-Крус, выбранные и убитые им, стали ему в некотором роде заменой его ненавистной матери. Когда он, наконец, набрался смелости и забил свою мать до смерти молотком в кровати, то сдался полиции. Он выполнил то, что давно собирался сделать.
Точно так же было и с Гэри Хейдником, это еще один убийца, с которым я работал. Этот парень – и я должен добавить, очень умный парень, который сделал себе состояние на фондовом рынке – держал женщин в яме в подвале своего дома в Филадельфии, насиловал их, когда хотел, и наказывал по мере необходимости. В конце концов он убил нескольких из них. Когда я беседовал с ним в тюрьме после осуждения, он как ни в чем не бывало, абсолютно рационально разговаривал о своих деяниях, пока я не упомянул его мать. Тогда он на моих глазах сошел с ума. В его случае ярость против женщин появилась из-за странной матери, которая покончила с собой и за свою жизнь никогда не баловала сына любовью и заботой, о чем Гэри всегда мечтал.
Однако в случае с Элли я не думал, что убийство может быть связано с матерью преступника. Все в преступлении указывало на любовницу или партнершу, вызвавшую его ярость, а возможно, целый ряд любовниц и партнерш. Это явно был человек, хотевший наказать женщин не ради сексуального удовлетворения от их страданий, как сделал бы садист, а чтобы дать выход нарастающим в себе злобе и разочарованию.
Другим фактором, я почти уверен, стал провоцирующий стресс или серия событий, породивших в субъекте желание нанести кому-либо ответный удар. Часто источником стресса бывает потеря работы, но по сексуальному характеру преступления, хотя и без проникновения одного тела в другое, я решил, что это, скорее всего, спровоцировал разрыв отношений, пренебрежение или ненадлежащее поведение жены или девушки.
Линн подтвердила, что была на вечеринке компании Tupperware той ночью. «Когда я вернулась домой, его не было и машины не было, зазвонил телефон, это была полиция базы, они спросили: „Где твой муж?“
Я ответила: „Вы должны знать, где он, иначе не стали бы звонить мне“. И они сказали, что он здесь, и, возможно, совершил похищение. Спросили: „Можете ли вы приехать сюда?“
И я пояснила: „Как вы знаете, у меня нет машины“.
Ну, они пришли, забрали меня и отвезли туда, я поняла, что что-то произошло, просто взглянув на него. Он дышал быстро и тяжело, и я помню, что его носки были наизнанку или что-то еще было наизнанку, и повсюду на нем следы скошенной травы. Я поняла: что-то случилось».
Полиция базы, как ни странно, этого не поняла. Седли смог убедить полицейских, что свидетели увидели всего лишь ссору любовников, что это Линн находилась в машине рядом с ним, и вообще все это легко разрешимое недоразумение. Так что его отпустили, она села с ним в машину, они вместе вернулись домой. Линн тогда было двадцать – она на год старше Сюзанны Коллинз.
«Я помню, у него на заднем сиденье лежал какой-то компрессор, и я спросила: „Что это?“
И он ответил: „Я украл его из дома капитана“.
Меня это поразило. Я спросила его: „Ты с ума сошел?“ Затем сказала: „Мы поговорим об этом завтра“. Я не хотела ничего слышать, не хотела иметь к этому никакого отношения».
Линн записалась на получение жилья на базе для себя и Седли. Хотя она признавалась, что даже в то время не знала точно, хочет ли жить там вместе с ним. Когда квартира появилась, и они снова сошлись, он устроился на работу в круглосуточный магазин в Миллингтоне. Но его уволили, когда владелец увидел существенную пропажу товаров. Через несколько дней ее муж устроился на неполный рабочий день в компанию по установке и обслуживанию систем кондиционирования, а теперь рисковал всем своим положением ради кражи.
«Я пошла спать. Проснулась раньше обычного. Он не приходил в постель, ходил по дому взад-вперед и пил кофе».
Рассказанная история о ее встрече и сближении с Седли Элли типична для отношений многих маньяков.
Они познакомились в ее родном штате Мичиган, когда она была 15-летней школьницей, невысокой, ниже 160 сантиметров. Она была родом, как сама выразилась, из «неблагополучной семьи». Линн тогда соседствовала с сотрудницей приюта, в котором она недолго находилась. Не так давно, до встречи с Элли, ее парень опустился на самое дно и совершил «полицейское самоубийство»[15], его сбили выстрелом с крыши в Детройте.
Элли был почти на десять лет старше Линн, более чем на сорок сантиметров выше и весил как минимум вдвое больше. Он приехал из Кентукки в город Ипсиланти, штат Мичиган, после трагической и жалкой смерти своей первой жены, Дебры. Как он сказал Линн, у 20-летней покойницы были проблемы с алкоголем, и однажды ночью в ванной она захлебнулась собственной рвотой. В судебно-медицинском заключении это классифицировали как случайное утопление и асфиксию из-за застрявшего в горле жареного картофеля.
«Он мог быть забавным и внешне очаровательным, – рассказывала Линн. – Но странное дело, куда бы я ни шла, то везде натыкалась на него. Он всегда был где-то рядом. Я иду в прачечную постирать одежду, и вот он уже тоже здесь. Я не осознавала тогда, что он меня все время преследовал».
Все это укладывается в схему маньяков. И уезжать из города сразу после смерти кого-то, с кем полиция может тебя связать, также очень предсказуемая форма поведения после совершения преступления.
У подавляющего большинства маньяков, с которыми я имел дело и которых изучал, есть две эмоциональные картины самих себя, эти эмоции постоянно находятся в состоянии войны друг с другом. Первая – чувство силы и величия, ощущение, что эти люди особенные и не связаны правилами обычного общества. Второе – это чувство бессилия и неполноценности, которое часто имеет корни гораздо глубже, чем такие люди могут запомнить. Единственный способ преодолеть второе ощущение – это реализовать в реальное первое. В отделении ФБР меня научили, что есть три метода, которые обычно применяют такие маньяки: манипуляция, доминирование и контроль.
Помните, что маньяки тоже в своем роде криминалистические психологи. Понятно, что таким ребятам это нравится – и, как мы уже отметили, они почти все тяготеют к тем женщинам, на ком им легче всего практиковать эти три метода. Женщины низкорослые, незаметные, бедные, потерянные, с низкой самооценкой или эмоционально уязвимые из-за недавней трагедии или жестокой потери в жизни – все являются подходящими кандидатками для маньяков. У Линн был как раз тот профиль, который ищет неадекватный, злой маньяк, подобный Элли. Она подходила под его психологическую установку по многим пунктам.