Кто угодно, кроме него самого. На мой взгляд, он являлся чистейшим примером труса.
Когда начался судебный процесс, она увидела, что манипуляции продолжаются.
– Адвокаты посоветовали Седли носить одежду светло-голубого цвета, – вспоминает она, – потому что это «цвет невинности».
Несколько раз в суде она хотела подойти к Джеку и Труди Коллинз, чтобы сказать им, как она сожалеет. «Я хотела обнять их». Но она не чувствовала, что вправе вторгаться в их горе, вмешиваться в их беду.
Она несколько раз навещала Седли в тюрьме до, во время и после суда. Сначала она давала ему небольшие суммы денег для покупок в тюремном магазине. Даже тогда она продолжала проявлять доброту, хотя к ней в ответ он не проявлял ничего подобного. Через некоторое время она стала ходить к мужу только вдвоем с сестрой, потому что боялась оставаться наедине с ним в комнате для свиданий. У двух женщин был план на случай, если он «что-нибудь попытается сделать».
Жизнь Линн покатилась вниз.
– Никто не хотел со мной разговаривать, так как они не знали, что мне сказать, – делилась Линн. Она не могла смириться с фактом, что жила с монстром. – Я начала принимать самые тяжелые наркотики. Прежде чем пойти к нему, я нюхала кокаин или напивалась. Я помню, когда он лежал в больнице для душевнобольных в Нэшвилле (для досудебной экспертизы), я просто не просыхала. Я ушла в самоволку. Полностью потеряла контроль.
Карьера на флоте, прежде так ее манившая и приносившая наслаждение, теперь стала невыносимой.
– Я хотела уйти из флота, но меня не отпускали. Я продолжала уходить в самоволки. Я стала наркоманкой и попала в ужасную аварию. Я врезалась в машину, остановившуюся на светофоре, когда была под кайфом. У меня был шанс сбежать, но я сказала себе: «Нет, я хочу покончить с этим», поэтому просто ждала, пока появится полиция.
В конце концов ее отдали под трибунал, но Линн не винит в этом флот.
– Они на самом деле пытались спасти меня. Я вспоминаю все, что было в прошлом, и понимаю – да, пытались. Они были очень добры ко мне.
Она поехала в Луисвилл и остановилась у сестры Седли. Нашла работу по ведению базы данных. Затем поступила в колледж и продолжила учебу с отличной успеваемостью, ее средний годовой балл составлял 4,0.
В последний раз она видела Седли примерно через год после суда.
– В последний раз, помню, я пришла, просто смотрела на его руки и думала: «Вот этими руками он сделал с ней такое».
Это было, когда она уже достаточно отошла от его токсичного присутствия, смогла начать ясно мыслить, чтобы эмоционально отделять свою жизнь от него.
Примерно в 2004 году, когда Элли изменил свою стратегию защиты, перешел от симуляции невменяемости к полному отрицанию своей причастности к убийству, Линн вспоминает, что ее посетили две женщины из государственной защиты и попросили помочь им с апелляционными делами.
– Они вели себя очень мило, поэтому я пригласила их, и они пробыли у меня пару часов.
Но она сказала им, что не может им помочь, поскольку знает: именно Элли убил Сюзанну Коллинз.
Они заверили, что не отрицают этого, но она может оказаться полезной в любом случае, если даст или подпишет показания о том, как просила адвоката во время первоначального допроса и ей отказали. Они объясняли, что, кроме доказательств фактической невиновности, добиться отмены или отсрочки приговора можно, если доказать факт нарушений в судебном процессе.
Вежливо, но твердо она ответила, что ничего не может сделать ни для них, ни для своего бывшего мужа.
Жизнь Линн была нелегка. Она выходила замуж еще дважды после Седли Элли. У нее появилось по двое детей от каждого из мужей. Но при всем пережитом с наркотиками и алкоголем, она никогда не теряла надежды и не прекращала думать, как стать лучше. Она снова поступила в колледж, намереваясь стать сестрой милосердия или научиться еще чему-то в медицине. Хотя в программе восстановления из двенадцати шагов[16] она рассказывала, что продолжает бороться с зависимостью. Невозможно не восхищаться мужеством и стойкостью того, кто так много пережил и все еще борется. Она сказала нам, что готова сделать все, чтобы помочь другим жертвам всем, чем только возможно.
Все годы после той ужасной июльской ночи 1985 года в Миллингтоне ее преследовала одна мысль.
– Когда он делал это с ней, я лично уверена, что он думал обо мне – вспоминал мои слова, сказанные после того, как душил меня в тот раз: «Если ты когда-нибудь сделаешь это снова, тебе лучше убить меня, потому что иначе я убью тебя». И в ту ночь он убил ту девушку, зная, что не сможет убить меня, ведь его тогда обязательно поймают. – Линн добавила с тоской и грустью. – Я посмотрела на ее фотографии. Она была прекрасна.
Я спросил Линн, хочет ли она передать что-то Коллинзам, когда мы будем еще с ними разговаривать.
– Пусть знают, что я тоже жертва, – ответила она, не в силах справиться с эмоциями, – но теперь я в порядке и живу каждый день так, как хочет от меня Бог. И скажите им, что я не могу перестать думать об их дочери.
Люди склонны забывать, что каждое убийство оставляет много жертв на разных уровнях. Чудовищность Седли Элли забрала у родных Сюзанну Коллинз и разрушила Линн.
Линн С. твердо верила, что Сюзанна умерла вместо нее. Я согласен с этим. Хотя, как мы уже отмечали, она тоже оказалась жертвой, спасение за счет чьей-то смерти – тяжкое бремя, его приходится нести по жизни. Но это тот случай, когда надежды и молитвы Линн подарили Сюзанне особое место на небесах.
Глава 13. Кого надо казнить?
В предыдущих главах мы описали процесс смертной казни с точки зрения обвиняемого и, в частности, бесполезные попытки Кэмерона Тодда Уиллингема добиться справедливости. Так как же, если судить по справедливости, мы можем поддерживать затяжной апелляционный процесс в одном случае и осуждать его в другом?
Факт в том, что мы этого не можем делать и не делаем.
Правомерно и необходимо рассматривать все разумные апелляции – изучать все факты и процедуры, чтобы эффективно решать все вопросы надлежащей судебной практики и возможности фактической невиновности. Если за это время появятся какие-либо доказательства, как в случае с Уиллингемом, их надо учитывать и принимать соответствующие меры. Это несложно, хотя почему-то так бывает не всегда. Но бесконечное повторение каждого элемента, а затем обжалование любого из слушаний – это абсурд, отрицание справедливости и насмешка над системой.
Недостаток дела Седли Элли заключался в том, что оно затянулось слишком надолго, чертовски надолго по любым разумным причинам. Недостаток дела Кэмерона Тодда Уиллингема в том, что, когда всплыло доказательство фактической невиновности, его проигнорировали.
Увы, если бы Уиллингема казнили раньше, скажем, через три или четыре года после его осуждения, то доклад доктора Джеральда Херста никогда не появился бы. Это правда. А как насчет всех других случаев, где анализ ДНК реабилитировал заключенных, сидящих в камерах смертников в ожидании казни? Это тоже хороший момент. Некоторые будут утверждать, что если бы этих заключенных не приговорили к смерти, никто не стал бы рассматривать их дела и освобождать. Но это весьма слабый аргумент в пользу сохранения смертной казни.
И дело Уиллингема, и дело Элли действительно затрагивают самую суть моего личного взгляда на правильное применение смертной казни. Другими словами, вопрос о том, кого следует казнить, а кого нет?
Аргументы за и против смертной казни сложны и разнообразны. Есть претензия в том, что такое наказание несоразмерно падает на представителей меньшинств и на бедных, они не имеют высокого положения в обществе и не могут позволить себе лучших адвокатов. И в этом аргументе есть свой смысл.
Известно, что США – одна из немногих цивилизованных стран, где все еще сохраняется смертная казнь. Это тоже правда, но, я думаю, это обстоятельство не имеет большого значения. Мы также являемся одной из немногих цивилизованных наций, до сих пор разрешающей почти безграничный доступ к ношению пистолета. Мы можем аргументировать значение и относительные достоинства Второй поправки (гарантирующей право на хранение и ношение оружия). Но как профессиональный юрист и владелец оружия, я заявляю: если вы разрешаете носить пистолеты, вы получите больше убийств, несчастных случаев – и еще многого другого. Пока мы писали эту книгу, массовые расстрелы произошли в Аризоне, Колорадо и Висконсине, и это далеко не полный список.
Легкий доступ к оружию – не единственная причина того, что у нас намного больше убийств, чем в других развитых странах. Причины, почему мы это делаем, столь же сложны и спорны, как сама смертная казнь. Они связаны с нашей относительной свободой по сравнению с другими обществами, количеством и разнообразием населения, а также наследием нашей, зачастую уродливой, истории отношений между различными расами. Но я думаю, можно привести аргумент о том, что нация, больше других страдающая от насильственных преступлений, по сравнению с прочими, казалось бы, похожими нациями, имеет особые потребности в отношении уголовного правосудия.
Итак, с учетом этих двух факторов, какова реальная динамика ситуации и какой ей нужно быть?
Во-первых, я, конечно, не оправдываю того факта, что смертная казнь, судя по всему, в самом деле применяется произвольно, однако мы считаем, что это стимул для реформы в целях более справедливого применения этой меры, а не причина для ее полной отмены.
Во-вторых, даже если один человек приговорен к смертной казни, а второй за такое же или похожее преступление – не приговорен, то этот факт не означает, что первый человек не заслужил своего приговора.
А теперь давайте посмотрим, кто и за какое преступление действительно заслуживает такого наказания.
Если вы убеждены – за счет непоколебимой религиозной или этической веры, – что государство ни в коем случае не имеет права лишать человека жизни ни при каких обстоятельствах, включая войну или любые события, кроме неотложной самообороны, то я не собираюсь убеждать вас в обратном. Я думаю, у этой точки зрения есть некоторые практические нестыковки, но я уважаю вас за это, если вы полностью последовательны, как и этичные вегетарианцы, которые отказываются носить кожаные ремни и кожаную обувь. Однако обзоры и опросы регулярно показывают, что это не мнение большинства; большинство людей поддерживает смертную казнь при определенных обстоятельствах. Итак, что мы хотим сделать, так это разобраться в некоторых важных моментах применения смертной казни и попытаться выяснить, действительно ли она служит какой-либо полезной моральной или общественной цели.