Закон и беспорядок. Легендарный профайлер ФБР об изнанке своей профессии — страница 37 из 83


Брайан Морган спросил, буду ли я участвовать в запланированной на середину дня встрече с Томом Коби, шефом полиции Боулдера, и другими людьми, непосредственно связанными с этим делом. Я согласился.

Встретили они меня достаточно сердечно, но полиция, похоже, мало интересовалась моими умозаключениями. Несколько раз шеф Коби выходил, оставляя за главного Джона Эллера, начальника детективного подразделения. Эллер, похоже, не хотел, чтобы его беспокоило любое внешнее влияние. Это мое предположение подтвердилось, когда он остался безразличен к моему предложению о том, чтобы полиция Боулдера связалась с Роном Уокером, специальным агентом полевого офиса ФБР в Денвере. Я не ставил перед собой цель раздробить расследование этого дела и привлечь еще больше людей. Хотя я работал с адвокатами Рэмси, единственное, что меня действительно волновало, так это то, чтобы дело раскрыли, и убийца маленькой девочки предстал перед судом. Я думал, что подключение Рона Уокера придаст работе полиции необходимый импульс.

Рон был моим давним коллегой и, по сути, спас мне жизнь. В декабре 1983 года, в период сильнейшего профессионального и личного стресса, я находился в Сиэтле, работая по делу «Убийцы с Грин-Ривер». После общения с полицейскими и региональной целевой группой я плохо себя почувствовал и попросил двух молодых агентов, работавших со мной, Рона Уокера и Блейна Макилвейна, прикрыть меня в работе с полицией в четверг. Я пошел в свою комнату в отеле Hilton, повесил табличку НЕ БЕСПОКОИТЬ и лег спать, надеясь отоспаться.

Когда я не пришел к завтраку в пятницу и не ответил на звонки агентов, они потребовали у менеджера ключ от номера. Они открыли замок, но там оказалась закрытой дверная цепочка. Недолго думая, они взломали дверь. Они нашли меня на полу в коматозном состоянии и на грани смерти. Оказалось, что я заразился вирусным энцефалитом. Несколько раз на той неделе в шведской больнице я чуть не умер. Я не мог вернуться к работе до мая следующего года, и последствия болезни не прошли до сих пор.

Я не связывался с Роном и не разговаривал с ним о деле Рэмси, но думал, что его вклад может оказаться чрезвычайно ценным. В медицине мы используем аналогию с редкими или необычными заболеваниями. Допустим, у вас обычное заболевание. Лечащий врач – высококвалифицированный и эффективный специалист общего профиля – хорошо знает вашу ситуацию и историю, он способен оказать вам превосходную медицинскую помощь. Но если ему или ей преподносят то, что происходит только раз в пару лет или, возможно, никогда раньше не происходило, стандартная забота заключается в привлечении специалиста по этой конкретной узкой дисциплине. Если вам нужна сложная операция на сердце, вы захотите привлечь высококвалифицированного кардиохирурга.

Таким же образом, большинство правоохранительных органов низшего и среднего уровня не занимаются многими убийствами, особенно теми, которые связаны с похищениями людей и сексуальным насилием. Но мы в Отделе поведенческой науки и те, кого мы обучили, являемся специалистами по таким делам. Мы сталкиваемся с такими случаями каждый день. Мы знаем, как их исследовать. Мы знаем, как уберечь эти расследования от того, чтобы они увязли, сбились с пути или оказались серьезным образом скомпрометированы.

Если бы тело не нашли и дело по-прежнему классифицировалось как похищение, то Федеральный закон о похищении людей 1932 года вступил бы в силу, и ФБР получило бы преимущественную юрисдикцию. Этот статут, неофициально известный как «Закон Линдберга», приняли после похищения маленького сына Чарльза и Анны Морроу Линдберг из их дома в городе Хопуэлл, штат Нью-Джерси. Это означает, что по прошествии суток существует юридическая презумпция того, что похититель пересек границу штата. Таким образом, происшествие становится федеральным, а не местным преступлением. Но как только тело обнаружено, то речь идет об убийстве, а убийство – уже дело штата. Только в случае запроса ФБР или другое федеральное агентство может вмешаться в такое дело.

В Боулдере в среднем совершалось всего одно убийство в год, и поэтому там даже не было специального штата детективов такого профиля. Хотя полицейское управление все-таки получило некоторую информацию от Рона Уокера и ФБР, а также предложения от полицейского управления Денвера и Бюро расследований Колорадо, его сотрудники, по сути, решили действовать в одиночку. Обычно небольшой отдел делает так, когда есть уверенность в том, что подозреваемый уже находится в центре внимания.

На мой взгляд, в этом заключалась их первая критическая ошибка.


В 9:00 пятницы мы с Брайаном Морганом встретились с детективами Стивом Томасом и Томасом Трухильо в комнате для допросов полицейского управления. Томас и Морган согласились, что нам не поможет враждебность, и мы будем обмениваться информацией. Мы встретились, чтобы увидеть, могу ли я предложить что-нибудь полезное детективам по проведению расследования.

Я сказал им, что после осмотра дома убедился в следующем: неизвестный субъект бывал в нем раньше и знал дорогу к дому. Иначе преступление стало бы слишком рискованным, чтобы почувствовать уверенность в возможности его совершить. Я сказал им, что, по моим ощущениям, это, в первую очередь, убийство по личным мотивам, направленное против Джона Рэмси, и это подтверждается степенью обнаруженных излишеств.

Я сказал, что, скорее всего, преступник действовал один, потому что двое или больше смогли бы контролировать ребенка, и план бы не провалился, как это произошло в реальности.

Как только девочка умерла, преступник быстро накрыл ее и оставил там, где она находилась, наполовину прикрыв одеялом. Это также свидетельствует против убийства родителями. Не видно никакой заботы о теле, что почти всегда налицо, когда ребенка убивает его родитель.

Наиболее плодотворным направлением расследования, по моему мнению, стал бы для начала осмотр всех, кто мог иметь доступ в дом, – включая уборщиков и вплоть до сотрудников компании Джона. Преступление продемонстрировало сокрушительную ярость. Кто может испытывать такой гнев по отношению к Джону или ко всей его семье?

Я дал им несколько советов по проведению допроса, но не буду их здесь разглашать, потому что они могут быть использованы в самых разных случаях. Я также сказал, что будет полезно, если шеф полиции опишет поведение после правонарушения, которое мы ожидали, и попросит любого, кто заметил признаки такого поведения в своем друге, члене семьи или знакомом, связаться со следователями. Несомненно, неизвестный субъект будет внимательно следить за освещением преступления в средствах массовой информации; и чем больше напряжения и беспокойства вы вызовете в нем, тем лучше.

Глава 15. Что мы знаем и как мы это узнаём

Исходя из описанного ранее, давайте проанализируем дело точно так же, как и я, элемент за элементом. Это факторы, которые повлияли на развитие дела и что-то в нем изменили. Если по пути мы обнаружим не вписывающиеся в картину преступления детали, то мы постараемся разобраться с ними по мере их появления.


Звонок в службу 911 и записка о выкупе

В 5:52 утра 26 декабря 1996 года полицейский диспетчер в городе Боулдер, штат Колорадо, принял следующий звонок от Патрисии Энн Рэмси:

Пэтси Рэмси: (неразборчиво) Полиция.

Диспетчер: (неразборчиво)

Пэтси Рэмси: 755, Пятнадцатая улица.

Диспетчер: Что у вас происходит, мэм?

Пэтси Рэмси: У нас похищение. Поторопитесь, пожалуйста.

Диспетчер: Объясните мне, что происходит, хорошо?

Пэтси Рэмси: У нас есть… Осталась записка, а наша дочь пропала.

Диспетчер: Осталась записка, а ваша дочь пропала?

Пэтси Рэмси: Да.

Диспетчер: Сколько лет вашей дочери?

Пэтси Рэмси: Ей шесть лет. Светлые волосы… возраст шесть лет.

Диспетчер: Как давно это случилось?

Пэтси Рэмси: Не знаю. Я только что нашла записку о моей дочери (неразборчиво).

Диспетчер: Там сказано, кто ее забрал?

Пэтси Рэмси: Нет, я не знаю… Это… записка о выкупе.

Диспетчер: О выкупе?

Пэтси Рэмси: Там написано: «S.B.T.C. Победа». Прошу вас…

Диспетчер: Хорошо, как вас зовут? Вы…?

Пэтси Рэмси: Пэтси Рэмси. Я ее мать. Боже мой, пожалуйста…

Диспетчер: Я… Хорошо, я пришлю сотрудника, ладно?

Пэтси Рэмси: Пожалуйста.

Диспетчер: Вы знаете, как давно она пропала?

Пэтси Рэмси: Нет, не знаю. Прошу вас, мы только что встали, а ее здесь нет. Боже мой, пожалуйста.

Диспетчер: Хорошо.

Пэтси Рэмси: Прошу вас, пришлите кого-нибудь.

Диспетчер: Конечно пришлю, не волнуйтесь.

Пэтси Рэмси: Пожалуйста.

Диспетчер: Сделайте глубокий вдох (неразборчиво).

Пэтси Рэмси: Поторопитесь, поспешите, поспешите (неразборчиво).

Диспетчер: Пэтси? Пэтси? Пэтси? Пэтси? Пэтси?

Что мы можем узнать из этого звонка?

Ну, во-первых, понятно, что звонившая очень расстроена и взволнована. Но это само по себе ничего не говорит нам о ее возможном участии в преступлении или его инсценировке. Для этого мы должны перейти на более глубокий уровень, который мы при составлении профиля называем «психолингвистическим анализом» – это фактический выбор и использование слов.

Первое, что мы замечаем: она дает диспетчеру разрозненные, случайные фрагменты информации, которые не имеют смысла вне контекста, например: «там написано „S.B.T.C. Победа“», как будто она просто просматривает место происшествия в первый или второй раз, открывая в нем новые элементы. Она объявляет о похищении, но не сразу сообщает полезные факты. Ее приходится подталкивать к информации, но речь остается бессвязной: «Ей шесть лет. Светлые волосы… возраст шесть лет». Она пытается выложить все как можно быстрее, а не в обдуманном последовательном повествовании.