Она стояла у решетки, воспаленные глаза сулили беспощадный вызов. Ответ должен быть поистине хорошим.
Он понял, что имеет хороший ответ. Более чем хороший - полезный. Поможет ее обработать. Ради всего наилучшего.
Это даже не ложь.
- Всё потому, что вы так же несчастны.
Гневный вызов уступал место озадаченному унынию. - О, - произнесла она тихо, но тут же брови сошлись, подбородок пополз вверх и он понял, что услышит.
- Не знаю, - сказал он быстро. - Она не рассказывала.
- Но... она казалась такой...
Он глубоко, медленно вдохнул. - Знаю лишь, что у нее были... проблемы. Эмоциональные. Глубокие. Такие, с которыми никто не может справиться. Быть Марадой - той, которую вы знали, идеалом Благородного Рыцарства, полной радости и великодушия, невероятно могучей и так далее и тем более - вот был ее ответ на проблемы. Так она выживала, хотя что-то грызло ее изнутри. Думаю, потому она была лучшей. Это был единственный ее ответ.
Она смотрела в ладони. - И как, интересно, вы всё узнали?
- Не узнал. Ну, кое-что узнал, но мне было, честно говоря, всё равно. - Хотя залезть между ног всегда был готов. Он дернул плечами, этот шрам всегда причинял боль. - Я был почти что ребенком. Сам имел проблемы.
Руки сжали решетку, прутья стонали. - Значит, вас озарило слишком... поздно.
- Почти всегда так.
- В боли, - пробормотала она, снова клоня голову и скрывая глаза, - она могла лишь пересоздавать себя.
Похоже, она нашла в своих словах грустное утешение, будто неожиданно разрешила загадку. - Единственным путем бегства от боли было... стать кем-то иным. Кем-то, кто никогда не ощутит... такой...
Ах. Он знал, на какой они оказались странице. - Нечто подобное пробовали многие из нас.
В ответ он повернулась спиной.
- До сблева обидно понять, что не сработало.
С легким вздохом она начала сползать по прутьям; вскинула руки, чтобы удержаться. - И как... - Голос был придушенным. Смазанным. - Как Марада справилась с таким... открытием.
- Не справилась. Не... смогла, думаю. Для нее было слишком. - Память жгла и сейчас. Обрабатывая ее, он обрабатывал и себя. - Она... сделала кое-что глупое и позволила себя убить.
- Да, Ялитрейя. Искала с вами корону Дал"каннита Тысячерукого.
- Ага.
- Вы были рядом, когда она умирала?
- Нет. - Ему пришлось опустить глаза к полу. - Опоздал.
На целые дни. Воспоминания вызвали головокружение и тошноту.
- Ее Легенда... безмолвствует... относительно смерти.
- Смерть ее была уродлива. "В каком бы пекле не горел Берн, там недостаточно горячо". Хуже, чем у Черных Ножей. Хуже, чем вы могли бы вообразить.
- А вы... - Голос стал шепотом, полным печали - словно она взывала к нему издалека. - Вы стали бы спасать ее, если бы могли? Не от смерти. От боли.
- Ох, дерьмо... выдохнул он. - Иисус Христос-страдалец, что я за трепаный идиот...
Очевидно. Столь очевидно, что слепец увидел бы с другой стороны города.
Когда она поняла, кто явился... это показалось ей подарком Небес. Тайная встреча, наедине и без оружия, в главном святилище Ордена. Искупалась в крови героев, чтобы смыть грехи...
Передала заряженный автомат человеку, который убивает всё, что ходит, летает и ползает в поганой грязи.
А когда он не стал...
Сделка. Сделка с человеком, убившим бога. Обоюдная выгода.
Ведь она знала, что он предпочитает работать в одиночку, а наниматели его долго не живут.
Иисусе.
Он языком вывел отмычку и напильник из-за щеки. Трюк предстоял нешуточный.
Откашлялся и выплюнул инструменты в кулак.
- Для Марады? Я сделал бы всё, что угодно. - Он начал с левого наручника, работая наощупь, говоря, чтобы скрыть скрежет металла о металл. - Что бы ни говорил ваш дядя, я не монстр.
- Надеюсь, я уже это разглядела.
Обруч раскрылся, он перешел ко второму. - Не знаю ее Легенды. Не знаю, что она говорила о... гм, о нас. Был один... момент... в темноте.
- Она пишет, что вы отказались лишить ее жизни.
Тут было трудно возразить. - Да.
- Пишет, что темнота позволила ей высказать такое, чего она никогда не произнесла бы в свете дня. Позволила видеть себя со стороны. Она говорит, это было испытание. Ее добродетели, смелости и веры. Самое откровенное, какое она переживала.
Голос был едва слышен. - И единственной причиной ее успехов были вы. Ваша вера в нее дала ей силы поверить в себя.
Снова во рту был тот вкус. - Было вовсе не так.
- Для нее - так.
- Хорошо. Ладно, ага, - сказал он, как будто слова могли уменьшить боль. - Полагаю, она не стала бы врать.
- Разумеется.
- Это просто... - Ему приходилось смотреть в пол. - Я не пытался ей помочь. Я пытался ее трахнуть.
- Чем можно объяснить, почему для вас воспоминания несут боль, тогда как в ней они пробуждали величие духа.
Ага, угу. Ему надоело колотиться черепушкой о каждый каменный угол в аллее памяти. - Знаете, я не стал бы. Вот так. Не стал бы убивать ее, чтобы спасти от боли. Даже Мараду. Даже перед тем, что нас ждало.
- Ах.
- Так какая хрень в чертовой вселенной заставила вас подумать, что я окажу вам эту услугу?
Она издала такой звук, будто ее ударили в горло.
Он старался говорить тихо. Вежливо. Насколько умел, а умел он немногое. Мало практики. - Он не может читать ваш разум, знаете?
Спина выпрямилась, застыв. - Что?
- Нет, если вы не думаете о Нем. Почти как мой субвокальный монолог. Иначе Ему приходится лишь гадать, судя по вашим эмоциям. - Он закусил губу, когда раскрыл второй обруч. - Да, возможно, вы сами поняли. Умеете болтать о всяческом дерьме.
- Я... - Голос стал низким, как будто ее душили. - Я...
- Даже сказать не можете о Нем, верно? Не можете сказать, что значит - чувствовать Его в своей голове. Что Он заставляет вас делать. Никому не сможете сказать. Что-то помешает.
- Не...
- Знаю, вы не можете попросить. И не могу вас спасти. Не так, как вы хотите. - Держа кольца наручников в кулаках, он встал. - Но смогу вам помочь, если вы поможете мне.
- Хватит - хватит - вы не понимаете...
- Можете вы не действовать? Он вам позволит? - Он шагал к выходу по строганным доскам, босые ноги не производили шума. Цепочка наручников растянулась, не качаясь; он успел отмерить ширину капюшона, глядя из-за решетки. - Позволит Он вам не шевелиться?
С резким выдохом она отскочила от прутьев, так быстро, что оказалась невидима: слишком медленно крутилась кинопленка в его голове. Прижалась к стене напротив, вся дрожа.
Кивнув, он бросил цепочку, показав пустые руки. - Слушайте. Я кое-что знаю, каково быть одержимым богом. Верно? Не только монастырское дерьмо. Я знаю, что случилось с вами. И довольно четко представляю, каково это.
Он подошел к двери. Она дрожала у каменной стены. - Не хочу знать, как это началось. Какой вред вам нанесли. Что заставило вас думать, что сделка будет достойной. Хочу лишь знать, что вы можете сделать для меня.
- Для вас? Для вас? - Голос стал резким. Руки в перчатках крошили камень стены. - Как вы посмели говорить? Один намек... я должна... мне придется...
Она крепко зажмурилась. - Придется так и так.
- Что, если вы просто повернетесь и уйдете? Просто уйдете отсюда?
- Не могу. Я не могу. Вы сказали слишком много. Уже слишком много. - Дрожь превращалась в тремор.
- Ангвасса, слушай меня. Я не нанесу тебе вреда. Никогда.
- Мы знаем, ваши слова ничего не стоят.
Он знал, что "мы" описывало не его с ней. "Мы" означало ее и Его. - Всем известно обо мне много хрени. Кое-что правда. Например, убивать из милости не в моем обычае.
- Милость - вот что не ваше.
- Ага. Я не тот парень, что спасет из беды. Я тот, кто приведет к беде похуже. Хрил знает. Вот почему Он позволил вам меня нанять.
- Чтобы мучить меня?
- Боги таковы, каковы они есть, лишь потому, что мы таковы, какие уж есть. Тут мало что сделаешь.
- Хотите видеть? - Слезы полились из-под набрякших век. - Хотите видеть, сколько я могу?
- Ладно, - отозвался он тихо. - Ладно, все нормально. Расслабься.
Неразличимо быстро она схватила "Автомаг", палец на крючке, рот широко открыт... но, когда поднесла оружие ближе, синий ведовской огонь мелькнул по руке, от плеча к запястью, и дуло замерло в дюйме от лица.
Воздух вокруг замерцал. Загудел энергией. Вены вздулись на жилистой шее, пауками поползли по лбу. Кровь хлынула из носа, лицо стало чернеть, и он сказал: - Ладно, прекрати, довольно, ради всего дрянного! - и она бросила оружие на стол и почти упала на стену, тяжко дыша.
- Видели? - Она плакала навзрыд. - Я хотела лишь... так не должно было быть. Я хотела лишь... быть хорошей. Даже не лучшей из рыцарей. Просто хорошей. И вот... и вот...
Она сползла по стене, лицо дергалось, слезы мешались с кровью из носа. - Так... так мало от меня осталось...
- Поиметь меня, - выдохнул он. Она заставила его вздрогнуть, горько захохотав.
- Это еще могу, - сказала она и выпрямилась. - Почти всё, что могу.
- Ух, э, знаешь...
Она оторвалась от стены и подалась к нему, в глазах вспыхнул опасный маниакальный свет. - Этого ты хотел? Чтобы я поимела тебя?
Он отскочил. - Фигура речи.
- Интересно, как ты снял кандалы? - Руки сжали прутья решетки рядом с замком. Без видимых усилий она заставила дверь открыться с резким, коротким скрежетом. - Не обыскивали? Плохо мы выполнили свою работу.
Очень скоро он сам ощутил спиной холодный камень стены. - Слушай, тебе не нужно вот так...
- Сама Марада Яркая-как-Солнце отдала тебе свою честь. Могу ли я уступить ей?
Мгновение ока принесло ее вплотную и руки потянулись к нему и руки охватили его и ребра застонали, словно в ее руках были стальные прутья не хуже, чем в решетке. Лицо коснулось лица и дыхание ее пахло мятой и медом и она прижала его губы к зубам и оторвалась, оставив вкус крови.