- Нет. Это сплетено временем и не может быть изменено. Однако мы можем сломать его таким образом, каким захотим. Понимаете? Я же говорю - уменьшить ущерб.
- И как вы с твоим богом это видите?
- Пленить другую Силу. Пиришанте оказалась... тупым инструментом, верно? Если бы Пиришанте смогла выполнить ваши замыслы, Первый Народ еще правил бы планетой. Но вы же прячетесь здесь, в лесах.
- И какого рода "иную Силу?"
- У нас, в Тихой Стране, был поэт Александр Поуп, сказавший: "Достойный человек, вот лучшее творенье Бога". А спустя сотню лет жил другой поэт, Роберт Ингерсолл, которому пришла идея получше. Он писал: "Достойный бог - вот лучшее творенье человека".
Король смотрит в полном неверии. - Ты хочешь, чтобы я сотворил бога?!
- Всё, что мне нужно - место, где он сможет жить. И ещё, чтобы он мог открывать и закрывать диллин. Вот.
- Ты имеешь представление о размахе того, о чем просишь?
- Есть еще одна проблема. Это не может произойти ранее, чем через пятьдесят лет.
- Совершенно нелепо.
- Я сам бы не поверил, если бы не...
- Что?
Я пожимаю плечами. - Бог, которого вы сотворите? Он - тот, с кем я заключил сделку.
Сцена выявляется из дыма, пыли и звезд. Глубоко в осиновой роще угли костра усеяли землю. Кособокая хижина из шкур и костей, белесая в свете полумесяца. Убежище, похожее на вигвам, но у нее земляные стены шести - семи футов высотой. Забыл, что это. Не вигвам. Папа бы знал. Пекло, не он ли ее выстроил?
Ангвасса на страже, медленно ходит вокруг хижины.
Иисусе. Не удивительно, что пьет. Сколько напряжения нужно вынести, чтобы не отдыхать даже во снах?
Я смыкаю глаза. Когда открываю, сижу у костра. - Ангвасса.
Синий ведовской огонь окаймляет призрак в виде девицы, она осторожно движется ко мне. - Как ты сюда попал?
- Я не здесь. Как и ты. Нужно поговорить.
- Откуда ты пришел?
- Извне твоей головы.
Она замирает. - Не понимаю.
- Ты спишь.
- Это сон?
- Измененное состояние сознания. Первый Народ называет его Слиянием.
- Это на меня навели?! Эльфы?
- Хватит о себе. Ничего с тобой не случится, если не будешь согласна. - Моя волна заливает стоянку, деревья и ночь вокруг. - Это скорее, хм, промежуточные сношения. Я все еще с Митондионном. С Вороньим Крылом. Он желает встретить тебя. Поговорить с нами.
- Зачем?
- Хочет понять, возможно ли то, о чем мы просим.
- Что?
- Говорит, что без Кулака Забойщика и Меча Мужа этого не свершить.
- Проклятого Клинка и Руки Мира...
- Как знаешь.
- Они в Пуртиновом Броде. Там, где будет Пуртинов Брод. В месте, которое ты назвал дилТ'ллан.
- Он говорит, они не там. Говорит, их там не может быть. Создание Завета Пиришанте отменило их.
- Но они существуют. Хотя бы Клинок. Разве ты не сказал?
- Я рассказал всё.
По лбу пробегает беспокойство. - Всё? Даже...
- Он должен был знать.
- Не боишься, что знание грядущего поможет ему изменить грядущее?
- Я боюсь, что мы не изменим грядущее. Я смог передать ему, как все будет, если мы провалимся. - Простираю руки. - Он нашел это весьма убедительным.
Она обдумывает и трезво кивает. - Но если Рука и Клинок уничтожены...
- Не уничтожены. Сделаны не-бывшими. Или, скорее, не-Связанными.
- Есть разница?
- Он думает, что есть. - Я маню ее. - Иди сюда. Закрой глаза.
Она подчиняется. Я тоже смыкаю веки. - Окей. Открывай.
Когда мы открываем глаза, Воронье Крыло с нами.
Он плывет во мраке, сияя силой ярче луны. Ха - не об этом ли толковал Крис, о лиос алфар? Руки простерты вперед, пальцы щупают, глаза закрыты, на лице нездешнее спокойствие. Свет его тела пульсирует словно живой, и собирается у лба Ангвассы ореолом милосердия.
Он читает ее. Надеюсь, найденное ему нравится.
Она глядит на него с суровым достоинством. - Привет вам, славный фей. Почтена вашим визитом. Или к вам должно обращаться "Ваше Величество"?
Глаза открываются, свет гаснет, он тихо опускается наземь. - Ваше Благородие может звать меня Вороньим Крылом.
Может? Сукин сын.
- Ваше Величество оказывает мне чрезмерную честь.
- Наоборот. Могу назвать вас Ангвассой?
Какого черта тут творится?
Она чуть склоняет голову. - Разумеется, Воронье Крыло. Рада встрече, хотя предпочла бы повод не столь ужасный. О, если бы у нас был выбор! Прошу извинить состояние моих одежд, не примите за оскорбление.
- Вы красноречивы для хриллианки.
- Ваше Величество весьма любезны. Вы знакомы с Орденом Хрила?
Иисус Христос. Тебе не тесно?
- Я знаком с Хрилом, - говорит он вежливо. - Я отлично его знал и горд назвать его другом.
Окей, вот это интересно.
Ангвасса молча моргает. Лоб полнится морщинками. - Вновь извиняюсь за невнимательность, но, кажется, вы сказали, что знали Нашего Владыку Битв?
- Знаю вашего Владыку лишь по репутации - каковая среди Первого Народа весьма нелестна, сами можете вообразить. Но я знал Хрила и восхищался им. Вы очень его напоминаете, знаете ли.
- Я... - Она чуть пошатывается. - Могу я сесть?
- Разумеется. - Он делает жест, из ночи вырисовываются три уютных на вид кресла, уже расставленные вокруг костра. Воронье Крыло занимает самое большое, мы садимся по бокам и кресла действительно удобны, но если думать о них слишком много, вполне можно провалиться насквозь.
- Кем был Хрил и кем он считал себя, не одно и то же, - продолжает Воронье Крыло. - Политические амбиции Липканской империи требовали Владыки Битв, послушного сына и подручного их Бога Войны, Дал'каннита, и такому Ему поклонялись, и таким Он стал. В жизни Хрил ненавидел Дал'каннита и презирал так, что я не могу высказать. Война была противна всему, что ценил Хрил. Была противна всему, за что он боролся.
Ангвасса смотрит так, будто вся жизнь вдруг обрушилась от услышанного. - Но... если Хрил не был Владыкой Битв и не надеялся им стать... кем... чем был Он?
- Он был героем, дитя, - вежливо отвечает Воронье Крыло. Почти с жалостью. - Почти как ты.
- Как... - Глаза широко раскрыты и начинают блестеть от слез. - Я? Я герой не хуже Хрила? Я лишь смертная женщина...
- В конце и он стал лишь смертным. Отдал божественность, когда начал то, что люди зовут Деомахией.
Я подаюсь вперед. - Хрил начал Деомахию?! Не такому нас учат в Монастырях.
- Ибо такова была его воля. Он отказался от имени и божественных сил, как и его близнец.
- Близнец? Погодите... вы пытаетесь сказать...
- Джанто и Джерет на языке столь древнем, что даже Первый Народ уже не говорит на нем, всего лишь слова для "зари" и "сумерек".
- Заря и сумерки... - Я слышу свое бормотание со стороны. - Свет и тьма.
- Да. А также начало и конец.
- Джанто - Хрил... Начал Деомахию...
- Ибо другие боги уничтожили бы вселенную своими инфантильными причудами. Хрил всегда был защитником человечества - ведь он, как говорят сказания всех народов, украл огонь солнца и обучил человека его тайнам.
- И Джанто - Хрил - основал Монастыри?
- После увечья и потери брата он надеялся, что научит людей поклоняться друг другу, не богам.
- Его увечье... Кулак Забойщика...
- Так он получил прозвище Железная Рука, ибо из железа была выкована замена.
- Святая срань. И всё время мы даже не подозревали...
- Как он и хотел. Заклинание, сокрывшее природу Пиришанте, сокрыло также Хрила и его брата.
- А Джерет?
Глаза Вороньего Крыла словно уплывают вдаль. - Прежде чем выбрал смертность, Джерет был известен лишь как Темный Муж. Если у него было имя, я его не знал; ни один смертный не назвал бы его по имени, страшась привлечь его взор.
- Что, он был богом смерти?
- Богом убийства. Богом резни. Всех видов истребления - и черного отчаяния, равно пленяющего убитого и злодея. Горчайшим врагом Хриловых света и надежды.
- Близнецы. Противоположности. - Отец мгновенно опознал бы образы. Озирис и Сет. Нет, скорее уэльские Ниссиен и Эвниссиен. - И почему же бог убийства отказался от бессмертия и перешел на сторону худшего врага?
- Он никому не рассказал. - Воронье Крыло качает головой, едва заметно. - Когда я заговорил об этом с Джанто, он ответил лишь, что тьма ведает любовь не хуже света, и что сила любви исходит от отчаяния, как и от надежды.
Глаза Ангвассы становятся темными, как небо. - И любящий брат искалечил Его.
- Такова была цена Пиришанте. И брат сам посвятил остаток смертных дней служению тому, что счел лучшей надеждой для человечества. Отдал бессмертие ради людей, которые даже не могли знать о нем. Которые, надеялся он, когда-то проклянут его имя.
- Проклянут...
- Сделав его имя объектом презрения. Насмешек и негодования. А потом - всего лишь пустой, темной шуткой.
- Не могу вообразить... и вы сказали, что мое сердце напоминает... вы не понимаете. Он мог выбрать презрение, верно. Но я его заслужила. Вы... вы не имеете права... я столь отчаянно недостойна...
Голос подводит ее, она отворачивается, а там лошадиная ведьма - сидит на корточках в тени Ангвассы, будто фантазм, сотворенный ночью и звездами, и голос ее столь тих, что не перелетает костра, но в свете углей я читаю по губам:
Герой - лишь слово. Ты выше слова. Не бойся.
Будь самой собой.
Я моргаю, и снова, и хмурюсь. - Что ты тут делаешь, ради пекла? Когда сюда попала? И как попала?!
Она обращает ко мне ведовской глаз, холодный, словно замерзшее молоко. - Я прихожу туда, куда ведет работа.
Приходится принять это за ответ. Уже учен, чтобы спорить с лошадиной ведьмой.
- Привет тебе, - говорит Воронье Крыло мягко и сочувственно, как бы успокаивал нервную лошадь. - Рад встрече.
- Спасибо. Тоже рада.
- Как тебя зовут на этот раз?
- Лошадиной ведьмой. Мне все равно.
- Кажется, не видел тебя со Связывания. Пять сотен лет.