Бомбардировщики описали круг и легли на курс.
Лететь было недалеко, но на цель лучше заходить с севера — пусть, если что, ищут тайный аэродром в стороне Брянска.
Внизу блеснула Навля. Вода была спокойна, и река напоминала зеркало, отражавшее небо и облака. И краснозвёздный «Сопвич».
Котов дотянулся до пилота — им был Бацулин — и деликатно тряхнул за плечо.
— Господин штабс-капитан!
— Вижу, братец, вижу…
Соскользнув на крыло, С-31 вошёл в крутое пике и сразу стал набирать высоту, заходя красвоенлётам снизу.
Пилот «Сопвича», потерявший из виду одного противника, нацелился на другого, и тут-то Бацулин открыл огонь.
Две струи раскалённого металла, подсвеченные трассирующими пулями, унеслись сходящимися пунктирами и уткнулись во вражеский биплан, разнося хвостовое оперение в клочья.
— Есть!
«Сопвич» закувыркался вниз и грохнулся на берегу Навли. Секунду спустя вспухла огненная тучка.
— Мост!
— Вижу!
«Сикорский» стал набирать высоту. Станция, лес, река, мост — всё пошло кругом, удаляясь, словно опадая.
— Держись!
Аэроплан направил нос к земле и начал пикировать, набирая скорость с каждой саженью.
Мост из железных балок угрожающе вырастал, обещая неизбежную гибель. «Разобьёмся, к такой-то матери…»
Бацулин дёрнул рычаг, освобождая все бомбы разом, и С-31 сильно вздрогнул. Рыскнул — полегчало! — и принялся резко набирать высоту.
Аэроплан Еретнова заходил на цель, когда рванули сброшенные бомбы. Резко восклубились облака дыма, воды и пыли. Громыхнуло.
Одна из пятипудовок угодила в реку, другая порвала рельсы перед самым мостом, зато две оставшиеся легли точно — целый пролёт ухнул в воду одним краем.
И снова четыре взрыва потрясли мост — две бомбы в воду, две по искорёженному пролёту, доламывая тот напрочь.
— Есть! — заорал Котов, думая: «Это вам за капитана, сволота!»
Бацулин захохотал и повернул «домой».
Господи, когда же это святое слово можно будет произнести без кавычек?..
Глава 17ПЛАЦДАРМ
Сообщение ОСВАГ:
Главнокомандующий Восточным фронтом генерал-майор В. Каппель выполнил поставленную задачу — удержал Ижевск и Воткинск и ныне готовится к наступлению на Нижний Новгород и Казань.
3-й Сибирский корпус под командованием графа Ф. Келлера,[98] «Первой шашки России», с участием рабочих Пермского оружейного завода, разбил красноармейцев на подступах к Перми.
Крымско-Азовская армия, при поддержке танков и аэропланов, начавших поступать с заводов Царицына, Луганска, Харькова, движется к Херсону и Каховке, преодолевая бешеное сопротивление 1-й Конармии Будённого и Революционной повстанческой.
Продолжается героическая оборона Царицына и Харькова.
Корабли Черноморского флота перебросили к Николаеву части морской пехоты, ныне там идут ожесточённые бои.
В Прибалтийском крае[99] силами Западной армии развивается наступление на Вильну, марковцы выходят к границам Германии.
Латышских сепаратистов не видно, поляки отступают, Северо-Западная армия удерживает позиции по всему фронту от Новгорода до Петрозаводска…
Колонна двигалась, забирая к северу, к селу в семи верстах от города Карачева, где располагался Одрино-Николаевский монастырь.
Монахи давно уж покинули обитель, а самых упёртых, державшихся за старое, красные разогнали или расстреляли, дабы не плодить «поповщину».
С недавнего времени в монастыре располагался Штавоздух — штаб воздушных сил 14-й армии Уборевича, а рядышком — аэродром, обширное ровное поле, на котором выкосили траву.
Там стояли аппараты «Сопвич», «Де Хевиленд» и «Виккерс», а также четыре бомбардировщика «Илья Муромец Киевский», все с красными звёздами.
Невдалеке находились палатки красвоенлётов и приземистые монастырские амбары, нынче занятые под склады боеприпасов и горючего, бывшие конюшни же отвели под гаражи для грузовиков «бенц».
Все эти интересные подробности разглядели с воздуха авиаторы Бацулин и Еретнов, а ныне к Одрину приближалась колонна ОМСБОН — Отдельной мотострелковой бригады особого назначения.
Авинов усмехнулся — в звании его не повысили, зато личного состава набралось столько, что в рамки батальона никак не вписывалось. Вот и «усилили» батальон до бригады.
Не далее как неделю назад на стоянку ОМСБОНа вышло больше двух тысяч солдат и офицеров 1-го и 2-го Офицерских генерала Дроздовского стрелковых полков — кто выжил, кто был ранен, но мог доковылять сам.
Кирилл, как и все «старички», рад был пополнению, тем более что окруженцев вывел сам Жебрак-Русакевич, седой и хромой полковник, истинный воин.
Однако ни он, ни выздоравливавший Туркул даже не пытались подвинуть подполковника Авинова.
Жебрак подошёл как-то к Кириллу, подволакивая ногу, простреленную под Мукденом, и сказал негромко:
— Мы с Антоном Васильевичем и батальонами покомандуем, чинами мериться не будем. А вы, Кирилл Антонович, на стариков-то не оглядывайтесь. Я же вижу — война совсем другая пошла…
Успокоенный, Кирилл отошёл и столкнулся с Петерсом.
Надо ли говорить, что сбережённая запасливым Исаевым бутылочка винца была опорожнена в тот же вечер?
После налёта на мост через Навлю удалось разбомбить пути у Дмитриева, пустить под откос бронепоезд «Им. Розы Люксембург», заложив пару мощных фугасов, учинить истинный расстрел 41-й дивизии красных изо всех стволов сводной батареи гаубиц капитана Гулевича, а Еретнов в это время кружил на «Сикорском» и корректировал огонь, передавая поправки по радио, что сняли с подбитого Т-12.
Да, шла другая война, новая война, но всё такая же страшная, жестокая и беспощадная…
…Кирилл, выглядывая по пояс из танка, обернулся на следовавшие за ним грузовики. Там, под тентами, тряслась вторая рота Петерса.
Это Евгений Борисович надоумил Авинова «прогуляться» к Одрину — среди окруженцев Жебрака было много военлётов, и все «безлошадные». А тут «лошадки» под боком…
Когда за деревьями показались купола пятиглавого собора Святого Николая, Кирилл приказал остановиться и собрал всех командиров.
— Если мы устроим бой, — сказал он, — сюда слетятся и съедутся немалые силы красных. Мы, может, и отобьёмся, но к чему нам погоня? Чтобы привести большевиков за собою на базу, где хватает раненых и женщин?
— Что вы предлагаете, Кирилл Антонович? — спросил Петерс.
— Взять аэродром без единого выстрела! Ну как получится. Танки и броневики — это на крайний случай, чтобы прикрыть отход и отлёт. Но надо очень постараться действовать тихо. Пластуны, вам поручается штаб. Из-за монастырских стен не сильно-то разглядишь, что творится на поле аэродрома, но выходить оттуда всяким краскомам не нужно. Тех, кто выйдет, берёте в ножи.
Семилетов кивнул только — ясно, мол.
— Саид, твоя задача — аэродромная команда и рота охраны.
— Будем резать, — деловито кивнул Батыр.
Уговорившись о подаваемых сигналах, бойцы разошлись.
Пластуны отправились к монастырю, текинцы незаметно просочились на аэродром.
Танки и броневики сосредоточились между двумя рощами, готовые в любой момент выдвинуться к воротам обители или ударить с фланга по аэродромным службам.
Долго ли, коротко ли, но Саид Мередов вразвалочку подошёл к флагштоку, на котором полоскался красный флаг, и чуток приспустил его.
Это был знак — всё чисто, помех больше нет.
— Пилоты, — негромко сказал Кирилл, — ваш выход.
Более полусотни военлётов и летнабов пошагали в ногу — сухой, замкнутый капитан Вейгелин, жизнелюб-повеса поручик Буров, строгий Стоман, пухлый капитан Перепечин, и ещё, и ещё…
Ионин, Панкратьев, Арцеулов, Мигай, Оптовцев…
Дроздовцы из второй роты отправились за ними — исполнять обязанности солдат аэродромной команды.
А вокруг цвело и пахло лето!
Стояла отрадная пора первых дней июня, в садах зрели яблоки, зеленели поля — природа жила по-прежнему, не замечая человеческих безумств.
Из ангаров стали выкатывать «Де Хевиленды» и «Виккерсы». Лётчики неторопливо осматривали аппараты, прогревали моторы. Вот первый из «Сопвичей» занялся рулёжкой, вот и отмашка дана — биплан резво покатился, покачивая крыльями, взревел, разогнался как следует, взлетел…
Авинов не удержался, вернее, не выдержал томительного ожидания. Оставив за себя штабс-капитана Димитраша, Кирилл стремительно прошагал на аэродром.
Мельком заглянув в палатку, он увидел то, что и должен был, — трупы.
Красноармейцы лежали вповалку, заливая всё кровью.
Над ужасающими чёрными щелями разрезов на горлах уже кружились первые мухи.
Авинов перешёл к складам. Из ворот доносился приглушённый говор:
— Дюже тяжёлая, ваш-бродь, тридцать пудов!
— Вон тележка, накатываем бомбу… Осторожно только…
— Хэ-х… Ужель подымет такую-то тяжесть?
— «Ильюшка»-то? Да все четыре зараз, под крылья вывесим — и в небо…
— Трёхпудовки куда?
— Эти к «Де Хевилендам». Патроны, патроны берите!
— А всё не влезет, ваш-бродь.
— Что не влезет, на грузовиках свезём.
— На наших?
— Ха! А эти тебе чем не нравятся? Немцами сделаны, «бенцами» прозываются. Грузим!
У одного из «Муромцев» суетился Котов, намедни переведённый в военлёты.
Видно было, что Степан рад возвращению в небо, — этот «товарищ» воздух не только лёгкими вбирал, но и сердцем.
Первым пошёл на взлёт «Илья Муромец», пилотируемый штабс-капитаном Оптовцевым.
Огромные аэропланные бомбы прижимали машину к земле, ревущие моторы тянули в небо.
Моторы оказались сильнее — «Ильюшка» взлетел, медленно, плавно набирая высоту.
А вот уже и другой набирает скорость, разбегается…
Только тут зашевелились красвоенлёты, выглядывая и не понимая, как это их аэропланы взлетают. Сами, что ли? Пластуны взялись им объяснить суть дела и были очень доходчивы.