– Как это нет денег! – не согласился барон. – Я ежегодно отправляю по тысяче бочек ячменя!
– Мы еще поговорим о войне и деньгах, – благожелательно ответил Норманн.
Что такое тысяча бочек? Да ничего, всего полтораста тонн! Конрад фон Вейсенштейн интересен как пограничный форпост в экспансии против Белокаменска. Чего не добились сто лет назад войной, сейчас добирают тихой сапой торговых интересов. Через двести лет местное население заговорит на остзейском наречии немецкого языка. Эстонский язык появится в 1887 году, а обучение ему начнется только с 1924 года. Норманн всегда посмеивался над историей «древних эстов», ибо народ не может себя именовать только по месту географического проживания. Норги и норманны, сиречь датчане, получили свое прозвище от французов – за то, что жили на севере. И наименование «эсты» пришло то ли от немцев, то ли от викингов, а коренной народ, живший в этих местах, до сих пор неизвестен. Даже в современной Эстонии население до сих пор говорит на трех языках. Северяне не понимают южан, островитяне вообще не воспринимают жителей континента за эстонцев.
Посадский боярин Михаил Всеволодович Телятьинский по возрасту оказался ненамного старше Норманна. Статный, с аккуратной окладистой бородой, выборный правитель Белокаменска выглядел вполне презентабельно. Правитель последнего русского анклава на оккупированных землях Северо-Запада Руси приехал вместе с женой и двумя сыновьями-погодками десяти и девяти лет. Подобная деталь говорила о многом, ибо Телятьинский не мог не знать о ватагах норвежцев, которые разошлись по округе в поисках подходящих имений. Норманн принял гостя с подобающим уважением, а за вечерней трапезой усадил на почетное место. За столом о делах не говорили, даже не касались темы захвата Ругодива и предстоящей встречи с псковским посадником. Так, поговорили о том о сем. Когда появились скоморохи, а слуги убрали столы, поставив огромные самовары и корзинки с медовыми шанежками, Норманн взял гармонь и принялся подыгрывать в такт плясунам и плясуньям. Зато на следующий день Михаил Всеволодович сам заговорил о проблемах Белокаменска.
– Крепок ты телом, князь Андрей! – не скрывая восхищения, сказал посадский боярин после окончания утреннего спарринга. – Вон, Ругодив на испуг взял.
– Здесь заслуга моей дружины, датчане и не пытались стены защищать.
– Не зря говорят, что скупой платит дважды. Готландцы старые стены разобрали и пустили известняк на замок для рыцарей и стражи.
– А чего им было опасаться? Вече что в Пскове, что в Новгороде только о серебре заботится.
– И у нас та же история, – вздохнул Михаил Всеволодович. – Орден со всех сторон подступает, а Вече только деньги за зерно считает.
– Жалуются друг другу о падении цен да уменьшении объемов продаж? – предположил Норманн.
– Как не жаловаться! Замок Вейсенштейна с городской стены виден, другой возвели в полутора днях пути на юг. Скоро вообще торговать станет нечем.
– Сам торг где находится?
– Белокаменск на трех реках стоит, в былые времена вся торговля шла через нас, а нынче со всех сторон обложили.
– Неужели готландцы не пускали в Ругодив? – недоверчиво спросил Норманн.
– Кто же пойдет за тридевять земель? Нам до Ракобора два дня да сюда еще три! По рекам намного проще.
– По воде легче, только я рек не знаю.
– Псковитяне иногда приходят по Мать-реке, что впадает в Чудское озеро. Перунича течет на север, да Колывань, город, который в устье стоял, датский король порушил.
Норманн сразу вспомнил яхт-клуб в Таллине, он и не подозревал о былой истории этого места и уже с интересом спросил:
– Куда же впадает третья река?
– Перуна? Всегда была нашей главной кормилицей, – горестно вздохнул Михаил Всеволодович, – и торг наш в устье стоит.
– Ты про Пернов говоришь? – догадался Норманн.
– Нет, этот замок орден построил, мы стоим на Симаргевом торгу, он чуть выше по реке.
– Тяжко вам! Рыцари реку перекроют, и конец торговле.
– Не посмеют, мы их кормим! – уверенно возразил Михаил Всеволодович. – Одна беда, товары для нас слишком дороги, каждый двор дедовым серпом жнет.
– Что скажешь о землях Ракобора? – поинтересовался Андрей.
– Крестьяне в тех краях больше брюкву сажают, жизнь тяжелая, стража перед твоей дружиной даже ворота не закрывала.
– Кто там сейчас посадником?
– В Ракоборе давно нет посадника, на год выберут старейшину и разбегутся по своим дворам.
– У меня еще одна дружина идет со стороны Гапсаля, – признался князь.
– До меня дошел слух, да толком никто ничего не знает.
– Осилишь все эти земли, если я тебе их дам в управление? – решительно спросил Норманн.
– Нет! – столь же решительно ответил Михаил Всеволодович. – Не хочу тебя обманывать, без денег и без дружины ничего не получится.
– Немец войной не пойдет ради лишнего короба ячневой крупы.
– Не о том говоришь! В неурожайный год люди в шайки сбиваются и грабят кого ни попадя. А по весне орден на наших землях новый замок строит, мол, защита от бандитов.
– Сколько надо поставить засечных крепостиц, чтобы перекрыть немцам дорогу?
– Двух вполне достаточно, и стены надо укрепить вокруг Симаргева торга.
– Будут тебе деньги! – решительно сказал Норманн. – Моим воинам раздашь деревни, будут тебе служить!
– Как это – раздать деревни? Мы давно живем без княжьей власти, каждый сам по себе.
– Право удельного владетеля получишь от меня, архиепископ Василий тебя благословит.
– Я? Княжить? А как? Я не умею! – Михаил Всеволодович побледнел, но его согласие легко читалось по глазам.
Поворот с возрождением Юрьевского княжества оказался в равной мере неожиданным и для самого Норманна. Его планы не шли дальше Ругодива. Порт с маленьким городишкой должен был послужить буфером в случае военной угрозы с запада, и только. Откуда ему было знать о сохранившемся анклаве русских земледельцев с действующими торгово-административными центрами? Да, «продотряды» ордена конфликтовали с датскими конкурентами, но подобные стычки – вполне обыденное дело для всей Европы. Тем более что в самой Дании пылал пожар гражданской войны, разгоревшейся под флагами принуждения к христианству. Купцов с острова Готланд интересовала только торговля с Псковом, крестьяне с окружающих земель сами привезут свой урожай. В любом случае подобный подход оказывался намного выгоднее, чем содержание воинского отряда для сбора податей. Для Тевтонского ордена военный поход на восток закончился, сейчас стояли более важные задачи по захвату рудников Силезии.
Нил, вернувшись из Пскова, начал надоедать со своими рассказами о том, как там все плохо. Город маленький, а рынок по сравнению с Новгородом вообще можно считать пустым. Норманн уже подумывал, куда Нила отправить, но тут появились псковитяне и взялись за сооружение на противоположном берегу палаточного городка с большим желтым шатром посередине. Полюбовавшись на красочное зрелище ярких тканей, Норманн приказал Нилу поставить рядом на ближайшем холмике и свой трофейный шатер. Княжеская сотня быстро перебралась через реку и принялась ставить еще один палаточный городок.
– Ты что это делаешь, Андрей Федорович! – В комнату вбежал взъерошенный Речан. – Прикажи убрать княжеский шатер!
– Это еще почему?
– Не по правилам! Тот берег принадлежит Пскову!
– Ну и что, я не крепость строю, поговорим и разойдемся миром.
– Прям как маленький, ничего не понимаешь! Нельзя незваным приходить, обидятся!
– На обиженных воду возят, – усмехнулся Норманн.
– Как бы ты через свое упрямство на войну не нарвался! – предостерег Речан.
– Ой ли! Какая война! Купцы ради денег землю продадут вплоть до своего порога! Хочешь, я забавы ради построю крепость на Луге?
– Оно тебе надо? – Речан с удивлением посмотрел на Норманна.
Ввязываться в местные разборки ему действительно было не с руки, крепость Ямбург, будущий Кингисепп, псковитяне сами построят через пятьдесят лет. Экспансия латинской церкви вынудит многих скандинавов бежать на восток. К этому времени Прибалтика уже будет под пятой ордена, и беглецы попытаются осесть вдоль берегов Луги. Никто не стал бы возражать против обычных переселенцев, но на берег высаживались не просто крестьяне или рыбаки, а вооруженные шайки под предводительством вожака. Такого соседства никто не потерпел бы, тем более что по реке ходили торговые караваны.
– В одном ты прав, – согласился с Речаном Норманн. – Крепость на Луге мне не нужна. Я псковитян к себе позвал, а они нос воротят, на своем берегу обустраиваются. Вот в пику им и велел свой шатер рядом поставить.
Наконец настал день приезда псковского руководства, что легко определялось по поднявшейся в лагере суете. Ночью Норманн в обычном челне перебрался через реку, а утром заявился в центральный шатер.
– Ишь какой шустрый! – злобно прошипел сидящий за столом седовласый дядька. – Или войны захотел?
– Ага, после обеда сменю сапоги и полезу на стены Пскова, – с усмешкой ответил Норманн. – По пути к вам забежал совета спросить, брать ли с собой оглоблю или на кулачках сойдемся.
– Зачем на нашу землю без спроса пришел?
– Вы на мою побрезговали ступить, так я не гордый, сам погостить зашел.
– Да ну его, Захарий Костромич, – подал голос рослый мужчина лет тридцати, – безотцовщину сразу видно.
– Ума смолоду не дали, сейчас палкой не вобьешь! – вынес вердикт седовласый. – И Ругодив небось взял по наущению Федора Даниловича?
– Ага, – ухмыльнулся Норманн, – да я манехо перепутал с флагами, не те поднял над крепостицей.
Троица лучших людей Пскова дружно опустила глаза. Видели! Видели, что над башнями поднят черно-желто-белый флаг Норманна и флаг Ганзы с сине-черно-белыми вертикальными полосками. История с «винным» кредитом не держалась в секрете и должна была достигнуть ушей этих серьезных дядечек.
– Читайте! – Норманн небрежно сдвинул серебряную чашу с творогом на меду и янтарным изюмом, затем бросил на стол три тугих свитка. – Здесь недалеко голубой шатер с шитыми золотом лошадками, я в нем остановился.