– Знаю, но хотелось бы выслушать и вашу версию, ведь всегда есть две стороны, и каждая по-своему права, – сказал Эрик дружелюбно.
В этот момент в столовую зашла Земфира, всем своим видом показывая, что делает им огромное одолжение, молча поставила перед Эриком чашку кофе и важно удалилась.
– Мне двадцать, умирает папа и оставляет всё моей еще не устоявшейся личности, Андрею только дом с пожизненным запретом на продажу и бабкину мандалу. Ну, мандалу, потому что он так своей бабке обещал, мол, купит обязательно этот дом и мандалу в нем повесит, так что это было неразделимое комбо. Мне казалось, что папа на самом деле считал, что мандала та волшебная, приносит счастье. Прабабкой-шаманкой изготовлена. Отец всегда говорил, что все, чего он в жизни достиг, получилось только благодаря этой старой мандале. Она его и от беды спасла, и удачу подарила. Может, и Андрею она помогла, смог же он тогда выкарабкаться, ведь брат на момент смерти отца был вдовцом с пятилетней дочкой на руках, живущим в той самой старой хрущевке на пятом этаже, из окна которой выпала его мама.
– Вы считаете, это было равномерное распределение наследства? – спросил Эрик.
– А я ничего не считаю! Да и какая теперь разница, – грубо ответила Иванна. – Это была папина воля, я здесь ни при чем, я ничего ни у кого не украла. Да, может быть, не хватило гуманизма, жалости, но мне было всего двадцать, и я была влюблена. Андрей, он вечно был в долгах, начинал дело, прогорал и бежал к папе занимать. Однажды папа сказал ему: «Ты не способен вести свое дело, или ты будешь работать у меня, или я тебе больше не займу», но он не послушался. Продолжил в том же духе, только стал занимать у других. На момент смерти отца он опять был в долговой яме.
– Он просил у вас денег? – спросил Эрик.
– Да что вы все в грязном белье-то копаетесь? Нет там начала этих открыток, нет его, понимаете? Мне Андрей уже все простил, – всплеснула руками Иванна. – Да, он просил, да я не дала. Мой супруг сказал, что он все равно их профукает. Я все продала, и мы уехали жить в Москву – все, больше Андрей ко мне не обращался. Да мы в принципе с ним больше не общались, пока пять лет назад мой муж не проиграл последние остатки наследства и не ушел к другой, более обеспеченной даме, с которой познакомился там же, в казино на сочинских горах. И Андрей простил меня, слышите, простил, приютил и даже дал довольствие, правда, нищенское, но все же. Иначе даже на средства личной гигиены я вынуждена была бы просить их у него каждый раз. Так что не ищите здесь никакого заговора. Да, я не люблю своего брата, он не любит меня, но в память об отце мы терпимы друг к другу. А насчет этого лучше поговорите со Сталиной Павловной, зачем ее сыночек подбирался к нам и к Гельке, и ко мне.
– А вы не знаете, кто слепил этого снеговика? – сменил тему Эрик.
– Нет, и уж точно не я. Где я и где снеговик. Этот вопрос больше к Геле, – заявила Иванна.
– Последний вопрос, – пообещал Эрик. – А что вы делали в тот вечер, когда мы приехали?
– Ничего, – пожала плечами Иванна. – Сначала все переругались, потом я ждала звонка от этого псевдопсихолога.
– В какой комнате? – уточнил он.
– В тот вечер я была в кабинете Андрея, потому как почти все комнаты уже использовала, – ответила недовольно Иванна. – Вы только ему не говорите, а то мне влетит.
– Получается, вы его видели последней, – сказал Эрик. – Во сколько точно это было.
– В 11.30. Получается, последней, – согласилась Иванна. – Но в сотый раз напомню, что я его видела по видео-связи.
– Какой у него был фон?
– Он сидел в машине, – быстро ответила Иванна.
– Вы сообщили все это полиции?
– Конечно, – подтвердила Иванна. – Все, кроме того, что я сидела в кабинете Андрея. Правда, они и не спрашивали.
– Спасибо большое, – ответил Эрик, стараясь прислушаться к своим ощущениям, запустилась ли программа под названием «логический ряд» или нет.
– Мне кажется, вся эта чушь с открытками – дело рук этого сыночка Сталины Павловны, и вы зря накручиваете, – сказала Иванна ему в след.
– Может быть, может быть, – рассеянно отозвался Эрик. В этот момент его телефон пискнул. Сообщение от Юлия содержало интересные факты, которые ему передал полицейский, и извинения, что он задерживается по оперативным делам.
В ответ же Эрик отправил ему данные конторы, что ставила камеры, и новое задание.
– Мотив, – сказал он вслух, отвлекшись от телефона.
– Что мотив? – не поняла Иванна.
– Какой у него был для этого мотив? – повторил Эрик и вышел из столовой.
– Слышь, девка, – мичман первый раз зашел к ней в комнату без стука. Он, видимо, только что откуда-то вернулся, потому что был в тулупе и валенках, и снег еще не растаял на его одежде. – Собирайся и беги отсюда, быстро. Каппелевцы не успели освободить Колчака, расстреляли того, да и их крепко порастрепали. Многих в плен взяли, многих убили. Всё, закончилась.
– Я буду ждать Андрея, – испуганно сказала Номина. Она сидела на полу у камина, обняв свои колени, все равно дрожала от холода.
– Не будет больше никакого Андрея! – закричал старик так, как никогда не позволял до этого себе. – Пошла вон отсюда.
Номина испугалась и задрожала еще сильнее, но встала и, надев свою старенькую цигейку и водрузив мешок, оставленный любимым, себе на спину, направилась к двери.
– Если он вернется, – сказала Номина, – то скажите ему, что я его жду…
Она не успела закончить, как старый мичман опять неистово закричал:
– Не вздумай мне говорить, где ты будешь. Молчи! Нет уже твоего Андрея, слышишь, нет его! – И уже тише добавил: – Если сюда по твою душу придут, я пыток не выдержу, старый я уже. А так не знаю, где ты, и ладно. Думаешь, я не понимал, зачем его Колчак сюда послал и что в твоем мешке?
Номина стояла и смотрела на мичмана с ужасом.
– Всё я понимаю, – продолжил он. – За такими вещами обязательно кто-то придет. За ними всегда кровавый след тянется, потому иди отсюда с богом, да так спрячься, чтоб и не нашел тебя никто.
– Я не верю, не верю, не верю, – шептала Номина. – Он жив.
– Дура девка, – в сердцах махнул на нее рукой мичман. – Убирайся отсюда.
Номина вышла на улицу, и в лицо ей ударил ледяной ветер. Метели в феврале для этих мест обычное дело. Пройдя несколько километров в сторону станции, девушка успокоилась и остановилась. Наконец до нее стали доходить и другие слова старика, кроме страшных: «Андрея больше нет. За ними придут, знал, что у них в мешке, прячься, чтоб не нашли».
Первый раз она заглянула в оставленный ей любимым мешок и обомлела. Он весь был набит камнями. Разноцветными, но явно очень дорогими. На ярком солнце камни, переливаясь гранями, на миг ослепили девушку. В желудке что-то сдавило, и Номину вырвало.
«Нет, домой на станцию нельзя», – решила она однозначно и, развернувшись, направилась в тайгу. Там, на дальней заимке, жила ее хугшен эжи, потомственная шаманка. Только она сможет ей помочь.
К заимке Номина дошла только к ночи, замерзшая, усталая. По пути ее рвало, и в голове сидела одна мысль – только бы дойти.
Хугшен эжи встречала ее на подходе:
– Я чувствовала, что ты идешь, – сказала она Номине, – только я была уверена, что ты не одна.
Девушка от бессилия расплакалась, не в силах ничего произнести, просто открыла мешок, который так упорно тащила на спине целый день.
– Абарга, – произнесла бабушка имя злого духа, увидев камни.
– Я не могу их бросить, – сказала позже Номина, уже сидя у печки, – я ему обещала.
– Мне надо замести за тобой, а потом поговорим, грейся, – сказала хугшен эжи и, взяв свой бубен и надев на голову порук, вышла из дома.
Номина понимала, о чем она. Бабушка всегда говорила ей, что люди, вещи оставляют за собой след. Его не видно, нет, но те, кто умеют чувствовать, могут идти по нему без всяких проблем. Но больший след всегда оставляет что-то плохое. Вот сейчас хугшен эжи и пошла заметать след, который тянулся за Номиной с мешком.
Обогретая, от страшной усталости она уснула тут же, на лавке у печки и не слышала, как вернулась бабушка. Она села рядом, погладила Номину по голове и тяжело вздохнула:
– А ты и правда не одна пришла, – сказала она тихо, – в тебе уже новая душа, которой пришел срок спуститься на землю.
Глава 20. Юлий
Блокнот 4, страница 58
Соседская девчонка Алька сегодня опять ночевала на лестнице.
В моем логическом ряду вижу ужасный финал ее жизни.
Возьму над ней шефство и спасу девчонку, как раз и пойму, можно изменить логический ряд жизни или нет.
Телефон пикнул, и, прочитав на экране «злобный Эр», так прозвал Эрика Юлий в первую их встречу, он не спешил просматривать сообщение. Геннадий позвонил несколько минут назад, сбивчиво что-то пытался объяснить, потом буркнул, что напишет всё в мессенджере, и отключился. Сообщение Юлий тут же переслал начальству с извинениями, что задерживается. На большее у него сил уже не осталось.
– Вот ты представь, я всю жизнь пыталась себя не жалеть. Сирота, ну и что, не круглая же, у меня же есть и папа, и Римма, они меня любят. Папа, правда, никогда не баловал меня, деньгами, кстати, тоже. Римма всегда была мила и нежна со мной, но только если рядом находился папа. Но мир рухнул окончательно, когда я в полной мере осознала, что некрасивая, – говорила Геля, запивая свое горе вином.
Юлий же только делал вид, что пьет, глотая невкусное пиво мелкими глотками.
– Вот что ты молчишь, – сказала вдруг Геля и вновь заплакала, но, удовлетворившись тихим вздохом Юлия, продолжила: – Потом я поняла, что быть некрасивой – это полбеды, а жить с огромным носом на всё лицо – вот это и есть настоящая катаст