— Не помню, блин!
Анфиса остановилась у него за спиной и расцепила руки.
— А огнетушитель откуда?
Он задрал голову и посмотрел на нее, как на душевнобольную:
— Ты че? Сдурела, да?
— Огнетушитель, — совершенно хладнокровно продолжала Анфиса. — Нет, ну до СИЗО у тебя еще куча времени! Может, потратим его с пользой?
Он моргнул.
— А?
— Огнетушитель стоит в темном углу, у тебя в подъезде, а ты говоришь "А"! Почему он там стоит? У него там место?
— Огнетушитель?
— Господи, — от души сказала Анфиса, — ну какой ты тупой!
— Я не тупой. Огнетушитель я снял, когда на улицу выскочил. Ну когда увидел, что по двору кто-то шастает! Я выскочил, в руках у меня не было ничего. Ну, я и снял со стены огнетушитель-то!
— А потом зарезал зама, — подсказала Анфиса.
Бывший сэр Квентин и будущий узник воли промолчал.
— А потом кто-то из вас, то ли твой зарезанный зам, то ли ты сам в сомнамбулическом состоянии, встал и отнес огнетушитель в подъезд. Правильно я понимаю?
За серым стеклом пошел серый дождь, и в комнате потемнело, и стало как-то так маятно, как будто дождь этот шел всегда, и будет идти всегда, и никогда не кончится, а если и кончится, то вместе с ним кончится жизнь, такая же серая и маятная, как этот дождь. И хорошего больше ничего и никогда не будет.
Весна. Пора любви.
Илья молчал, и Анфиса продолжала, стремясь отделаться от мыслей о весне и дожде, начавшемся так некстати:
— Если ты не носил огнетушитель, логично предположить, что это сделал убийца. Да или нет?
— Да.
— Тогда, может, за оставшиеся три часа мы попробуем разобраться? Если уж тебе не надо в СИЗО прямо сейчас, а я на работу все равно опоздала!
Илья Решетников вскочил со своего стула и одним махом пересел за стол. Пересевши, он вдруг стукнул кулаком по бумагам, но вышло тихо, неубедительно.
— Я не собирался никого убивать Тем более Димку! За что мне его убивать?! Но, черт подери, я ничего и никому не могу объяснить, и все из-за этих проклятых обмороков! Все в конторе знают, что я… что у меня… Что я в последнее время… того!..
— Илья, никогда в жизни я не слышала, чтобы кто-то кого-то убил в бессознательном состоянии. Так бывает только в кино! Когда нужно для сюжета. Во сколько приедет твой одноклассник? Как его? Витек?
— Игорек. Никоненко.
— Во сколько он вернется?
Илья Решетников глянул на часы.
— Сказал, что к пяти.
— Значит, до пяти мы должны найти убийцу, — заключила Анфиса. — Правильно я понимаю? Ну, разумеется, в том случае, если не ты убил.
— Да не знаю я! Я ж тебе говорю — в бессознанке был!
— Я училась в мединституте, — объявила Анфиса громко, — и я тебе ответственно заявляю — твое состояние по симптоматике на сомнамбулизм или лунатизм не похоже.
— Чего ты говоришь?!
— Я говорю, что ты мне должен объяснить, какие дела у тебя были с замом. Только и всего.
Илья Решетников некоторое время посидел, словно не в силах поверить в такую женскую наглость, потом покрутил головой и фыркнул. Анфиса подошла к двери в приемную и широко ее распахнула.
Мужики, толпившиеся возле Раисиного стола, все, как по команде, обернулись. Лица у них были скорбные, будто на подбор.
— Здрасти, — пробормотал вежливый Гена, завидев Анфису, повернулся и дернул бровью, словно призывая своих оценить барышню, которая посетила шефа в столь… неоднозначное время.
— Здрасти, — ответила Анфиса и обернулась к Илье:
— Как зовут твою секретаршу, я забыла?
Он выбрался из-за стола и подошел к ней.
— Раиса.
Увидев его, мужики потупили глаза и насупили брови, как будто выносили гроб с покойником.
— Дорогая Раиса, — провозгласила Анфиса Коржикова, — я хочу кофе с сахаром и взбитыми сливками. Кофе нужно сварить, а не насыпать из банки. Поэтому вы сейчас же пойдете в магазин и купите его. Там же вы купите сливки. В баллончике. Они не очень, но выбора у нас нет, до приезда майора Никоненко осталось очень мало времени. — По приемной что-то прошелестело, словно ветер прошел, но никакого ветра не было. — Все остальные маршируют в комнату отдыха, сидят там и ждут, пока Илья… как тебя по отчеству?
— Сергеевич.
— Пока Илья Сергеевич их не позовет. У вас есть комната отдыха?
— Есть, — вылупив накрашенные сверх меры глаза, отрапортовала Раиса, — все есть!
— А вы по дороге в магазин возьмете у охранника список сотрудников, которые оставались на территории после десяти часов. И номера всех машин, которые въезжали и выезжали, поняли, дорогая Раиса?
— Все, все поняла!
— Отлично. Тогда вперед.
Анфиса, чувствуя себя бабушкой Марфой Васильевной, захлопнула дверь в приемную, повернулась и оказалась нос к носу с подозреваемым в убийстве.
— Ты чего? — спросил он. — Ты чего делаешь, а?
Анфиса прошлась по комнате, прикидывая куда бы сесть, и выбрала диван.
На диване тоже валялись какие-то бумаги. Некоторые старые и желтые, а другие новые и белые. Еще лежали чей-то бушлат и пустая пластмассовая бутылка из-под боржоми.
Бутылку Анфиса взяла двумя пальцами и отнесла в корзину для бумаг, а бушлат положила на стул сэра Квентина. Потом уселась и придирчиво посмотрела по сторонам.
Ее обустройство Анфисе, видимо, не очень понравилось, потому что она встала, чуть-чуть наморщила нос, соображая, вытянула из принтера пару листов чистой бумаги, а из настольного прибора ручку, взяла с подоконника какой-то толстый автомобильный журнал и уселась капитально.
Илья Решетников следил за ней глазами.
— Значит, первый вопрос. Скажи мне, кому мог мешать твой Дима Ершов? Только подумай хорошенько, что ты про него знаешь. У нас времени мало, и мы не можем по двадцать раз обсуждать один и тот же вопрос.
Илья кинул на пол бушлат, сел за стол и спросил с интересом:
— У нас расследование?
— Ну да.
— И ты его ведешь?
— Ну да.
— А я отвечаю на твои вопросы?
— Ну да.
— И когда я отвечу на последний, ты мне выложишь подозреваемого как на блюдечке, да?
— Точно, — согласилась Анфиса с удовольствием. — По крайней мере, мне бы этого хотелось. Ну а если нет, генерал Никоненко отвезет тебя в КПЗ.
— Он майор, и отвезет в СИЗО.
— Ты хочешь в СИЗО?
— Нет вроде.
— Тогда думай. Соображай. Голова не только для синяков предназначена, дорогой сэр Квентин.
Илья Решетников развеселился. Вот и еще одна тетка сочла его тупым, как пробка. Его бывшая жена тоже так считала. От тонкости своей и возвышенности чрезвычайной.
— Ну, давай. Поднапрягись, Давно он у тебя работал?
— Давно. — Положение дурака его развлекало, хотя он тратил драгоценное время, которое ему оставил Игорь. А потратить его нужно было с пользой, привести в порядок дела. Хоть какие-нибудь.
Но ведь сказал ему тогда, в Воротниковском переулке, программист Славик, что она — сыщица! Сказал? Сказал! А программиста Славика никто за язык не тянул, он просто так ляпнул, видать, потому, что она на самом деле сыщица и есть! Может, она и найдет… кого-нибудь, кто на самом деле укокошил Димку Ершова, хотя надежды никакой, что там у него осталось? Он посмотрел на часы — два с половиной часа? Или даже меньше?
Надежды было мало, но ему очень не хотелось в СИЗО, и он отлично понимал, что ситуация сложилась так, что все факты были против него.
Фишка так легла.
А может, еще и поможет она ему, эта Анфиса. Скорее всего, нет, но чем черт не шутит!..
— Димка работал у меня года… четыре, наверное. Это можно по договорам посмотреть, а так-то я не вспомню. Ну чего про него?.. Ну, образованный он, в Америке учился. Или нет, в Англии вроде!
— В Англии? — удивилась Анфиса. — На автобазе работают люди, которые учились в Англии?
— Ты знаешь, какие я ему бабки платил? — вскинулся сэр Квентин, вроде уличенный в плохом отношении к своему военному вассалу. — Да он бы до таких бабок в иностранной конторе через десять лет дослужился бы! И у нас не автобаза, а предприятие, занятое иностранными перевозками.
— Сколько ты ему платил?
— А какая тебе разница?
— А такая, что теперь все равно. Он уже… умер.
— Три штуки «зеленых». В месяц.
— Прилично, — протянула Анфиса, получавшая в день зарплаты восемь тысяч восемьсот тридцать два рубля семьдесят семь копеек.
— А как ты думаешь, менеджерам надо платить? Чтобы они врагу не сдали?
— Врагу не сдается наш гордый «Варяг», — пропела Анфиса. — А сколько ему было лет?
— Димке-то? Лет двадцать… семь, наверное, а так, шут его знает. Говорю же, что надо в кадрах спросить! А что такое?
— Ничего. — Анфиса пожала плечами. — Просто я думаю, вдруг ты заблуждаешься? Вдруг он мог бы уже по пятнадцать получать, и ты ему трешник платил и уверен, что он был счастлив!
— Да по пятнадцать получает, кого папа на место определил! А больше никто таких бабок…
— Илья, успокойся. Мы сейчас не рассматриваем вопрос зарплаты. Мне просто любопытно, выгодно тебе его убивать или не выгодно. Получается, что не слишком выгодно. Платил ты ему много, он был доволен, правильно я понимаю?
Илья кивнул.
— Ну вот. Кроме того, если он давно работал, значит, должен быть в курсе всех ваших дел. Он был в курсе твоих дел?
— Ну, ясный-красный!
— То есть, как ты от налогов уходил, как ты «черные» зарплаты платил — он все знал, да?
— Да это он платил, — заорал Илья, — он платил, а не я! Он платил персоналу зарплату, он всю эту кухню бухгалтерскую вел! Он в этом просекал, блин! А я как нашел, на кого свалить все это, так и свалил!.. Он и не отказывался, блин, он же менеджер, блин!..
— Не матерись, не люблю.
— Потерпишь, блин! Сама ввязалась!..
— А контрабанду? — вдруг опросила Анфиса. — Возили?
Он так опешил, что даже перестал орать и уставился на нее своими глазищами. Глазищи у него были очень темные, как будто изнутри залитые черной тушью.
— Ка… какую контрабанду, твою мать! Не возили мы никакую контрабанду! Да если бы хоть один раз взяли на границе, то все, песец! А я не хочу! Знаешь, как я создавал эту, компанию?! Знаешь, сколько я ночей не спал? Знаешь, как я на Севере на дорогу смотрел и мечтал, что буду грузы возить?! Какая еще контрабанда?!