— Я забрала нож и уехала.
— Как вы ушли с территории?
— Пролезла под забором. Моя машина стояла в Воротниковском.
— А камер у тебя нет, что ли?
— Есть, — вдруг сказал Илья Решетников очень громко, как человек, который внезапно вспомнил что-то приятное, — есть, черт возьми! А я и забыл!
— Черт возьми, — подсказала Анфиса.
— Надо пленку посмотреть, — он засуетился, как охотник, только что осознавший, что охота продолжается, и можно еще что-то изменить, поправить, что в руках у него ружье, а не бесполезная палка. — Сейчас…
— Подожди, — остановила его Анфиса. — Успеешь. Мика, вы не видели третьего? Ну, того, который убил Ершова и посадил его в машину вашего мужа?
— Бывшего! — вставил Решетников.
— Нет. Не видела. Я так боялась, что… я даже не знаю. Я за колесом сидела и не вылезала. Я только потом вылезла, забрала нож и уехала домой. Я думала… не знаю, не знаю, что я думала!..
И она опять заплакала, на этот раз тихо, подвывая и сутуля плечи.
Анфисе было ее жалко.
— Что вы делали ночью на базе? Зачем вы пришли? Кто вас заставил?
— Валя, — сказала Мика горько. — Это папин заместитель. Валентин Певцов.
Анфиса и Илья переглянулись.
Папин заместитель?! Заставил Мику прийти ночью на автобазу?
— Он… он… у меня с ним роман, — выговорила она с усилием. — Он меня любит. То есть я так думала, а сегодня…
— Мика! — рявкнул бывший муж. — При чем тут любит или не любит, блин! Ты ночью зачем ко мне на работу поперлась?!
— Валя сказал, что папа…ппапа, — нет, она решительно не могла выговорить ничего подобного. Ну не получалось у нее, и все тут!
— Что?! Говорите быстрее, Мика! — это Анфиса вступила. — У нас времени очень мало, вашего мужа должны вот-вот отволочь в КПЗ. Пардон, в СИЗО, впрочем, мы точно не знаем.
— Валя сказал мне, что папа работает на иностранную разведку, — отчеканила дочка академика Тягнибеды. — Продает государственные секреты. Он показал мне бумаги с грифом «Секретно», которые папа уже успел передать на Запад. Валя сказал, что сейчас опять стало очень модно ловить шпионов, даже какого-то дальневосточного моряка посадили за то, что он продал японцам карту погоды, а папу точно разоблачат, потому что он очень доверчивый и неаккуратный. Он на самом деле такой. Валя сказал, что необходимо вывести за границу архив отца. Тогда он сможет там остаться, если здесь начнется… преследование.
— Твою мать, — прокомментировал сэр Квентин. —Мать твою!..
— Он сказал, — продолжала Мика, что везти это просто так через границу нельзя. Он сказал, что твои фуры все время ездят за кордон и ничего не стоит отправить документы с твоей машиной. У тебя хорошая репутация, и их никогда не досматривают… слишком тщательно. Он сказал, что наводил справки. Документы уехали бы из России, а там он бы нашел способ, как их получить. И я должна была их отправить.
— Каким образом? — перебила ее Анфиса. — Вы уговорили кого-то из водителей?
— Нет, — вид у Мики стал совсем несчастный. — Валя дал мне контейнер. Металлический, с магнитом. И сказал, чтобы я просто подсунула его под днище. В середину, чтобы не было видно из-за колес. Он сказал, что днище надо тряпочкой протереть, чтобы все как следует приклеилось…
Эта «тряпочка» прозвучала очень трогательно, но Анфисе было не до того.
— Машины должны были уйти сегодня утром. Я вчера заезжала и спросила твою секретаршу. А они остались. Потому, что ночью Диму убили. Я думала, что тебя тоже убили, но потом поняла, что ты живой…
— И ты просто ушла, — сухо констатировал Илья Решетников. — Пролезла под забором и уехала домой. С ножом. Понятно.
— То есть, — подытожила Анфиса, — контейнер сейчас под одной из машин.
— Да! Да! А он велел его принести и сказал, что он меня… уроет, если я не принесу!
— Принесете, — успокоила Анфиса. — Конечно, принесете. Так, мне нужно позвонить. Илья, отправь кого-нибудь из своих мужиков, чтобы они отодрали контейнер. Посмотрим, что в нем.
Она раскопала в сумочке мобильный телефон и нажала кнопку с именем Юры Латышева.
— Ты, блин, даешь, — тихо сказал Илья Решетников своей бывшей жене. — Хоть бы мне сказала.
— Илюша!..
— Юра, — быстро проговорила Анфиса в телефон, — это Анфиса. Вы где? В городе или в Аксакове? Приезжайте в Воротниковский, я вас встречу возле аптеки. Или нет, ближе к перекрестку, хорошо? А то меня заведующая увидит, я сегодня прогуливаю. У меня тут… дело о шпионаже. Угу. Да, жду.
Она выключила телефон, повертела его из стороны в сторону и вдруг спросила задумчиво:
— Кто-нибудь из водителей вашего бывшего мужа вас подвозит?
— Куда… подвозит? — не поняла Мика.
— Ну, куда-нибудь! Домой или в салон красоты! Бывает такое?
— Илья мне всегда своего водителя дает.
— И что это за водитель?
— Гена, — вмешался Илья Решетников. — Он у меня один. Это мой личный водитель.
Анфиса посмотрела на него, не выходя из задумчивости.
— А… домой он к вам поднимается?
— Ну конечно! Когда помогает мне сумки нести.
— И когда в последний раз поднимался?
— Дня… два или три назад. А что такое?
— А вы часто готовите? Ну, еду готовите часто? Раз в неделю или каждый день?
— Какое это имеет значение?!
— Такое, что она пытается узнать про нож! — рявкнул Решетников, неожиданно начавший соображать. — Да не готовит она вовсе! Она бы этого ножа еще три года не хватилась!
— А нож приметный, — сама себе прокомментировала Анфиса. — С клеймом. Практически именным.
Они все некоторое время помолчали, каждый думая о своем.
— Ты понимаешь, да? — спросила Анфиса у сэра Квентина. — Это мог быть только кто-то свой. Кто мог беспрепятственно заехать на базу, ведь труп-то он привез на своей машине! Если у тебя здесь камеры, и ты сидел ночью допоздна, значит, Ершова он прикончил не здесь, а откуда-то привез и именно… в виде трупа. Кто отнес огнетушитель в подъезд. Чужой разве понес бы в подъезд огнетушитель?! Он заехал на базу как обычно, потому что это не вызвало у охранников никаких подозрений, поставил машину на стоянку, ушел и ночью вернулся. Кто знал, что ты будешь тут допоздна? Водители знали?
— Да. Я вышел в приемную, разогнал их, потому что они галдели очень, и сказал, что буду сидеть до ночи.
— И… Гена там был.
Решетников кивнул сосредоточенно.
— А еду тебе не он, часом, покупает, дорогой ты мой начальник?
У Ильи Решетникова на лице отобразился сразу такой набор чувств, что Анфиса поняла — она попала в точку.
Он вскочил, потряс пустую сигаретную пачку, пнул ногой бушлат, так что тот, растопырив рукава, отлетел к подоконнику.
— Илюша, — пролепетала дочка академика Тягнибеды, — Илюша…
— Вот и отравление твое, и обмороки, — продолжала Анфиса. Руки у нее похолодели, как во время сдачи трудного экзамена по химии, когда уже становилось понятно, что она знает, знает, вот-вот, и барьер будет взят! Пятерка в зачетке уже очень близка. — Только зачем? Он хотел тебя подставить, свалить на тебя убийство. А убил он зачем? Чем ему мешал твой Дима Ершов?
Илья Решетников смял в кулачище пустую пачку, кинул в корзину и не попал.
— Генина жена к нему ушла. К Диме. Помнишь, я тебе говорил? На шесть лет старше и все такое!
Анфиса помолчала.
— Ну, вот как прекрасно. И мотив есть. Все у нас есть, только майора Пилипенко нет.
— Никоненко! — рявкнул сэр Квентин. — Но я и без майора разберусь, блин!
Он в два шага добрался до двери в приемную, распахнул ее — Анфиса подошла и стала у него за плечом — и мрачно бухнул в небольшую толпишку мужиков:
— Гена, зайди ко мне!
И тут произошло следующее.
Все умолкли и какое-то время просто стояли, как в детской игре «Море волнуется раз»" кто как был.
Красавец Гена улыбался.
Потом он вдруг с силой пихнул стул. Стул повалился, перегородив узкий проход между стеной и секретарской конторкой. В проеме двери, ведущей на лестничную площадку, возникла Раиса с цветастым пакетом в отставленной руке.
Водитель Гена прыгнув на нее, она завизжала, в руке у него невесть откуда взялся нож, и он страшно закричал, так, что стекла задрожали:
— Не подходи! Я ее зарежу! Не подходить никому!
Это было слишком неожиданно, и слишком похоже на кино, и как-то страшно и ненатурально.
Илья сделал шаг, но прыгнуть не мог, ему мешал стул, заклинивший проход. У кого-то из водителей изо рта вывалилась незажженная сигарета.
— Не подходить, сказал! Зарежу, как куру!
Раиса еще раз взвизгнула и стала хрипеть и закатывать глаза.
Илья поднял руки, и этот жест был тоже словно из кино.
Гена спиной продвигался на лестницу, волоча за собой Раису.
Выбравшись из приемной, он ногой захлопнул дверь — какие-то бумаги от удара разлетелись по полу. Потом раздался короткий шум, удар, а когда Решетников вывалился на площадку, Раиса сидела у стены, таращила остекленевшие от ужаса глаза, а больше на площадке никого не было.
Внизу взревел мотор, страшно взвизгнули шины, и все смолкло.
Во «Французской кофейне» как обычно было прохладно. Специфический, очень сдержанный и некоторым образом даже интеллигентный шум радовал ухо и сердце. Возможно, оба уха.
А сердце только одно.
Единственное Микино сердце стучало так, что вполне могло заглушить шум не только кофейни, но, кажется, даже стадиона.
— Здравствуйте! — сердечно сказала Мике девушка-распорядитель, которая хорошо ее знала. — Я провожу. Вас уже ждут.
Мика оглянулась на хмурого дядьку, который зашел следом за ней и теперь рассматривал витрины с «кондитерскими изделиями». Изделия были хороши, и если не знать, что их можно есть, то они вполне могли сойти за произведения искусства. Мика любила именно рассматривать, а не есть.
Нет, есть тоже любила, но «ограничивала себя».
Господи, подумала она с тоской, какая ерунда лезет мне голову. Когда я на пороге смерти, нельзя думать о пирожных.