– Я же говорил тебе, что ищу мозаику.
Кестель отнюдь не радовался тому, что пришлось поделиться секретом с Ребиером. Но раз уж знала Алия… вопрос, откуда она узнала? И это сильнее всего тревожило Кестеля.
– Может, оттого она и позволила тебе себя схватить, – задумчиво произнес гусляр.
– Позволила? Ага. Я ее выследил и взял с боем.
– Может, и так. А может, это такая же правда, как и то, что Неотмщенные – это на самом деле не отомщенные.
Гусляр рассмеялся, но в его смехе слышалась горечь.
– Она убила бы тебя, если бы захотела.
– А ты был одним из них? – оживившись, спросил Кестель.
Гусляр махнул рукой – мол, оставим. Рука у него была страшно изувеченная, лишенная ногтей.
– Да, я слышал, что про меня рассказывают. Неотмщенные – страшные люди. Они никогда не смеются.
– А ты совсем другой, да?
– Конечно, – ответил гусляр и ухмыльнулся во весь рот. – С чего бы мне не смеяться? Знаешь, в определенных кругах ходят слухи о том, Орден Ама – тот самый, из которого удрала Алия, – был причастен к резне хунг.
– Те самые волосатые бабы, шляющиеся по замковым дворам?
– Я про их магию, – пояснил Ребиер.
– Их? Они же драчливые, как волчицы, славятся умением резаться, и у каждой руки в крови.
– Конечно, те, которые вояки – они вряд ли колдуют. Однако, если Орден Ама и в самом деле имел отношение к войне с хунг, то Алия может и знать, какую роль сыграла мозаика и что задержало магию под Нортхом. Потому Алия и может искать мозаику. Потому и присутствие мага меня не удивляет – кем бы он ни был.
– А вот меня удивляет. Она знает, чего я ищу – и это очень странно, – сказал Кестель, который хотел услышать что-нибудь дельное, а не пустопорожние рассуждения.
– Честно тебе скажу: было бы лучше, если бы ты скрылся от того мага, – крутя чашку в пальцах, посоветовал гусляр.
– Вряд ли мне что-либо сделает даже архимогучий маг. Я в последнее время шибко устойчивый.
– Я уже ощутил. Так это побочный эффект заклятия бессмертности?
Кестель пожал плечами. Не стоило чересчур глубоко запускать гусляра в свои дела.
– Но мир-то вокруг тебя не слишком устойчивый. Как я уже говорил, единственный шанс – укрыться под землю. Бери свою пленницу и как можно скорее иди вниз. Пусть ты и устойчивый к магии, и убить тебя нельзя – это вовсе не значит, что тебе ничего не грозит.
Кестель взял чашку, отпил глоток.
– Значит, под землю.
– Маг-хранитель Алии может учинить что-нибудь неожиданное.
– Я не смогу под землей, заблужусь в тех проклятых Лабиринтах. Хм, а ты, если что, пошел бы со мной?
Ребиер хохотнул, с странным блеском в глазах глянул на Кестеля и спросил:
– А с чего ты вообще гонишься за мозаикой?
Кестель молча посмотрел ему в лицо.
– Ладно, не хочешь – не говори. Но если мне идти с тобой, я предпочел бы знать побольше.
– Так ты пойдешь?
– Ну, я пошел бы, точно пошел… но так удачно вышло, что мой гость, Дунтель, ну, про которого я тебе уже говорил, тоже направляется в Арголан. А Дунтель ходит исключительно под землей. И когда приходит навестить меня, идет по Лабиринтам
Кестель даже подался вперед – так заинтересовался.
– А почему исключительно под землей?
– У него свои причины. И он очень хорошо знает Лабиринты.
– Но под землей же нужно пешком, – напомнил Кестель.
– Это одна из причин. Дунтель не ездит верхом и не носит меча.
– Он ходит безоружным?
– Я этого не говорил. Он тебя проведет, не откажет. Он очень любезный.
– Ненавижу Лабиринты, – признался Кестель.
– А кто их любит? В нескольких часах отсюда руины замка Готхерн. Там вход. Я попрошу, чтобы Дунтель подождал тебя там.
Кестель согласился. Хотя ему не хотелось спускаться в Лабиринты, такое решение казалось самым разумным.
– Только я хочу тебя кое о чем попросить, – сказал гусляр.
– О чем же?
– Дунтель может показаться тебе неприятным, раздражать… но не надо выказывать ему неуважения. Что бы ты про себя ни подумал – не выказывай неуважения к нему.
– А ясней не можешь выразиться?
– Тебе не понравится, если я выражусь ясней, – заверил гусляр. – Ты только помни: все будет как надо, если будешь внимательно и вежливо разговаривать с Дунтелем и уважать его.
– Потому что он из тех, кого стоит уважать?
– Ох, из тех самых, уж поверь.
Кестель кивнул, отпил кофе.
– Замечательный он у тебя. Вкус исключительный.
– Правда? А некоторые ведь переживают из-за того, что этот кофе добывают из дерьма циветт. Но вкус ведь и вправду непревзойденный. Ты пьешь именно такой кофе, какой подают при княжеских дворах. И еще на моей белой вилле.
– Из дерьма циветт? – спросил Кестель и с опаской заглянул в чашку.
– Я же говорил, что это копи лувак.
Да, он говорил, спору нет. А еще он говорил идти в Лабиринт. Кестеля пробивал холодный пот при одной мысли о Лабиринтах. Но только Живые лабиринты могли охранить от мощи колдуна. А Кестель подрядился привести Алию в Арголан.
В конце-то концов, раз взялся – надо делать.
Бомол злился. А как тут не злиться? Алия Лов выполнила за него мясницкую работу, а Бомол опоздал и остался ни с чем. Теперь придется тяжело и долго наверстывать упущенное.
Паяц затаился неподалеку от ловчего каравана, съехавшего вечером с тракта и остановившегося на просторной поляне. Паяц скучал и слушал птиц, щебетавших обо всем вокруг.
Слушать птиц – лучшее развлечение. Они ни на чьей стороне, им все безразлично, а треплются про все вокруг чисто из поэтических наклонностей. Бомолу тоже почти на все было наплевать, а скука была главным ощущением его бытия.
И то, кто где в обозе и чем занимается, и про магию, и про Алию Лов – паяц все пропускал мимо ушей. Хотя, может, и не стоило. Походило на то, что кто-то может составить конкуренцию паяцу.
Когда Кестель выехал из каравана на заемном коне, паяц двинулся следом, но быстро отстал. Пришитые людские ноги – не ровня конским. Оттого паяц разозлился и, когда встретил молодого сплетника-болванчика, не способного рассказать ничего интересного, свернул ему голову. Затем Бомол вернулся к своему дереву и прислушался к птицам. Те пели о том, что человек на коне посетил белую виллу утешителя мертвых. Оттого Бомол обеспокоился, потому что раньше птицы пели о некоем странном госте на вилле, будившем страх и отвращение. Но когда Кестель покинул виллу, а тот гость остался, паяц тут же забыл о нем.
Бомол обдумывал то, как можно захватить Нетсу. Драться без толку, паяц уже понимал, что не совладает с таким соперником.
Оставалось только идти след в след и ожидать подходящего случая. Конечно, вряд ли представится настолько восхитительная возможность, как упущенная недавно – но что-нибудь да подвернется. Тактика ожидания всегда оправдывала себя. С ее помощью Бомол уже добыл много экспонатов для своей коллекции.
Главное – терпение.
Утром караван двинулся в дорогу. Готхерн был не по пути, но Туут согласился дать небольшой крюк – и выглядел притом, будто сбросил камень с плеч.
– Это же точно лучшее решение проблемы! – объявил он, страшно довольный тем, что не придется отдавать фургон и коней, и тактично решивший не упоминать об этом. – Хоть бы только успеть до тех пор, пока она и тот маг не разберутся, что к чему.
Близ полудня показались стены Готхерна. Построенный из синего камня замок когда-то был одной из красивейших твердынь хунг. К несчастью, твердостью камень сильно уступал красоте, и замок пал после недолгой осады. Канавы наполнились кровью древнего народа. Победители не хотели занимать замок и постарались разрушить его. Синий камень порос густым мхом, в руинах поселились кролики и змеи.
Кестель собирался в поход. Левая рука по-прежнему немела, едва он стискивал ладонь в кулак. Туут выдал целый мешок сушеного мяса, в общем, лез из кожи вон, чтобы Кестель не передумал.
В дверях появился Круг, без усилий заскочивший в медленно едущий фургон.
– Вот твой страшно холодный медальон, и прочее, и вещи Алии.
Кестель молча забрал принесенное.
– Я только раз в жизни ходил через Живые лабиринты. Такое не забывается. Ты был там когда-нибудь?
– В общем, нет. Хотя вообще-то заглядывал пару раз. Но ненадолго.
– Теперь побудешь дольше, – пообещал Круг и ушел.
А Кестель открыл медальон, долго всматривался в лицо женщины и не ощутил ничего, кроме усталости. Затем Кестель вложил медальон в левую руку, медленно стиснул окоченелые пальцы. Облегчение пришло сразу: в жилах потекла кровь, рука стала отогреваться, оттаивать, вздрагивать – оживать.
Кестель тревожился. Убегая от одной магии, он направлялся в место магии куда сильнее, и к тому же положился на человека, которого толком не знал. Осталось лишь надеяться на то, что незнакомец сумеет провести сквозь самый удивительный и странный из лабиринтов.
Снаружи послышались голоса, фургоны один за другим останавливались. Вскоре остановился и фургон Кестеля. Он повесил на шею шимскар, взялся за свои мешки и вышел наружу.
Алия была в нескольких фургонах от него. Он издали заметил возню: команда ловчих под начальством Круга, сидящего на красивом сером коне, отодвигала засовы и отпирала замки.
Алия сидела за столом и раскладывала карты.
– Собирайся, пойдем, – велел Кестель.
– Куда?
Он одним движением сбросил карты на пол.
– Подальше от господина Туута. Или тебе понравилось у него?
– Кестель, это ничего не изменит.
Она хотела сказать что-то еще, однако он не стал слушать, но кинул ей плащ. Алия попросила маску, получила ее и немедленно надела, затем любезно протянула руки, чтобы Кестель связал их. Он связал их и выпихнул Алию наружу, где поджидал глава каравана.
– А вон и твой проводник, – сообщил тот и показал в сторону руин, где виднелся чей-то силуэт.
До разрушенных стен оставалось две тысячи шагов по пышному зеленому лугу.
– Надеюсь, что это он, – сказал Кестель. – Господин Туут, до встречи в Арголане.