Виана с грустью подумала о мозаике. А ведь, милый мой ВанБарт, все пошло именно так, как ты хотел.
Несмотря на столько лет, пролетевших со времени последнего разговора, Виане до сих пор было искренне жаль ВанБарта. Поражение хунг подкосило его. Он искренне верил в то, что хунг победят. Во время битвы его мозаика заблокировала всю магию Ордена. Все его высокомерные колдуньи стояли на холмах, беспомощные и разъяренные собственным бессилием. Но военная мощь Тринадцати княжеств превозмогла людей хунг. Может, следовало искать союзников или остаться под землей и не выходить на поверхность. Однако Орден руками княжеских слуг уже много лет опустошал подземные поселения. Хунг хотели положить этому конец раз и навсегда.
И положили – но не тому. Хунг разгромили, рассеяли, а отряды карателей в оранжевых плащах пошли в подземелья и учинили резню в беззащитных уже поселениях.
ВанБарт не мог смириться с поражением.
Потом он спокойно глядел на Виану и не обращал внимания на все, что она говорила о мозаике, на все уговоры и просьбы.
– Это слишком опасно, – только и говорил он. – Они будут искать ее и обязательно отыщут, если она останется у вас.
Он так же молчал, когда Виана заверяла в том, что сумеет сохранить мозаику и снова поднять народ на битву.
– Виана, вы все – ты, твой муж, Третий генерал, – хорошие, храбрые люди. Но чтобы сражаться с Орденом, мало быть хорошими и храбрыми. Нужна сила. А ваша сила осталась на взгорьях Нортха.
Виана хотела возразить, но маг предостерегающе поднял руку.
– Это уже решено. Мы ее спрячем, – объявил ВанБарт.
– Ну, дай же нам шанс, поверь нам!
Он не поверил.
«Но он ведь вполне мог поверить нам», – вспомнив о муже, о его любви, поимке и пытках, подумала Виана.
Торн ДаХан молчал, когда до беспамятства влюбился в молодую изгнанницу. Она пришла, рассказала о своем бегстве из Ордена, и ее спрятали от Ордена. Торн молчал, когда его потом ломали колом, не выдал правды ни из-за притворного милосердия, ни под страшными пытками. Виана не сомневалась в этом, ведь и после его смерти все осталось по-прежнему. Даже объявили амнистию хунг, Орден по-прежнему искал крупицы сведений о мозаике, не понимая, что она такое.
Да, ВанБарт. Ты мог бы больше доверять нам, но не захотел.
Виана обвела взглядом скромное жилище, типичное для тех, кто явился к людям после амнистии и дал переписать себя.
Хунг. Когда-то гордый люд подземелий.
Лангсс не явился и не позволил, но жил среди Переписанных, каждодневно рискуя жизнью. Впрочем, хоть сама Виана и уговорила многих явиться, разве сдалась сама?
Она не могла позволить себе. Если бы сестры Ордена знали, где искать Виану ДаХан, в первую же ночь пришли бы за ней.
Лангсс выглядит старой развалиной. Но его таким сделали не годы, а поражение. Может, он до сих пор еще достоин своей славы. А он был прославленным воином. Он срубал головы топором, какой не мог поднять ни один человек, и ни один хунг.
Однако, глядя на Лангсса, Виана не могла отделаться от мысли о том, что ВанБарт оказался прав. Народу хунг уже не встать. Его силы иссякли. С какой стати могучему колдуну по-прежнему доверять слабым свое драгоценнейшее сокровище – готовившееся многие годы оружие против Ордена?
Теперь-то Виана поняла это и стала горячей сторонницей мира с Орденом. Хунг никогда больше не должны воевать с ним! А с Вианы ДаХан хватит ее личной мести.
Но тогда, после поражения, Виана разъярилась, услышав слова ВанБарта, и бросила ему:
– Не хочешь – так забирай ее и выметайся!
Он помотал головой.
– Я боюсь, – спокойно признался он.
– Ты – и боишься?
– Меня могут выследить. А если выследят…
– Я знаю. Если ты умрешь, мозаика…
– Я боюсь, что меня выследят, и я не умру, – сказал ВанБарт. – Меня оставят в живых, чтобы мозаика не утратила силы, и воспользуются ею. Виана, я не могу забрать мозаику. Я должен исчезнуть, а вы – укрыть ее. Мозаика не должна попасть в лапы Ордена.
Тогда Виана поддалась и беспомощно спросила:
– Как же нам укрыть ее?
Лангсс со звоном поставил стальные бокалы на стол, налил горячее вино. Виана вдохнула такой знакомый, успокаивающий аромат. От очага веяло теплом. Но Виана вспомнила, что тогда сказал ВанБарт, – и ее пробрала дрожь.
– Каждый элемент в отдельности надлежит укрыть там, откуда ни единый человек не выйдет живым. Мозаику сохранит смерть. Она – лучший стражник.
– Так мы похороним мозаику навсегда?
– Нет, лишь до поры. Когда-нибудь отыщется сила, способная встать против Ордена, устроить ему ад. И тогда появится сервисант.
Виана ощутила деликатное прикосновение. Лангсс подал ей бокал, уселся рядом. От напитка поднимался благоуханный пар. Виана вздохнула и постаралась отогнать тяжелые воспоминания.
Выпив, Виана спросила о том, что мучило ее всю дорогу до поселения:
– Что говорят старейшины?
Лангсс смешался. Она поняла, что он ответит, еще до того, как он открыл рот.
Лангсс долго собирался с духом и наконец сказал:
– Я не хотел говорить вам об этом сегодня… но, госпожа Виана, вы совершаете глупость. Я понимаю ваши мотивы – но это же глупость.
Потом они молча смотрели в огонь.
– Если вы уж хотите мести – приказали бы Кестелю убить Алию, и все. Это было бы проще и куда безопаснее.
Да, на первый взгляд, это самое простое решение. Но Виана уже когда-то приказала трем молодым хунг убить Алию, и все трое расстались с жизнью.
С тех времен многое изменилось.
Ненависть растет как язва. Она разливает отраву, застит взгляд, и может в конце концов заслонить мир до такой степени, что человек уже не видит и не слышит ничего, кроме ненависти.
Растить ее нужно заботливо и очень аккуратно.
Глава 14
Алия сидела под замком, и Кестель остался не у дел. Теперь следовало ждать условленного сигнала от Вианы.
А до того нужно чем-то занять себя.
Ночью Кестелю удалось заснуть – ненадолго, но он все равно был очень доволен. Обычно он попросту лежал без сна, не имея сил встать. Алия была права: после встречи с ВанБартом мир обесцветился, жизнь стала нудной борьбой с усталостью и скукой, недомоганием, приходящими наяву кошмарами.
Кестель терпел как мог.
Казалось ли ему, что ВанБарт обманул? Да. Но иногда, когда Кестель больше размышлял о том, – нет. Может, другого пути и не было? Если бы не ВанБарт, он пошел бы на дракона в первый же день после пленения Кладии и погиб бы. Погибли все, пошедшие на дракона. Уход на бой с драконом за любимую не случайно все и всегда считали высшим знаком любви и самоотверженности.
Не надо считать себя обманутым. Кестель и не считал, и не думал бы о том, если бы не давешний разговор с Алией.
Выходя в одиннадцатом часу утра из номера, Кестель встретился с Дунтелем, также покидавшим свое обиталище.
– Я вчера не спросил, так спрошу сегодня: как там поживает госпожа Алия? – осведомился Дунтель.
– Великолепно, – заверил Кестель. – Она сохраняет хладнокровие, а обстановка как нельзя тому способствует.
Перед отелем у столба с объявлениями стояли трое в пурпурных плащах. Дунтель обрадовался стражникам Камер смерти.
– Простите, я хотел бы подойти к ним, узнать обстоятельства казни, – сообщил он. – Кстати, если это не секрет – куда вы сейчас направляетесь?
Кестель редко бывал в Арголане. Тут были места, о которых знал буквально каждый и взахлеб рассказывал о них в барах по всему княжеству, а Кестель не имел понятия.
– Я хотел бы увидеть Зал Оран.
– Замечательно! Если мое присутствие вам не в тягость, я охотно пошел бы туда вместе с вами. У меня встреча сегодня, но лишь ближе к вечеру.
– Мне будет очень приятно.
– Вот и хорошо. Я присоединюсь к вам там.
Дунтель обратился к одному из стражников, блондину с коротким шрамом под глазом. Блондин с подозрением уставился на франта в безукоризненном облачении и скривился, услышав церемонное обращение. Кестель не слышал разговора, но немного встревожился. А что, если стражники захотят обидеть чудака-щеголя, который уже начал нравиться Кестелю?
Перед тем как свернуть за угол, он обернулся. Похоже, разговор протекал спокойно. Блондин перестал хмуриться и выглядел ошеломленным.
– А, сила прощения, – усмехнувшись про себя, подумал Кестель. – Она производит впечатление на каждого.
ВАрголане казнь была товаром, а Зал Оран – монументальной витриной казни.
Кестель в первую же минуту пожалел о том, что пришел сюда. На что он надеялся? Ведь представлял же то, что увидит.
Кестель с Дунтелем шли между разделанными трупами, висящими на веревках. Было тепло и душно, в воздухе стоял непонятный мерзковатый запашок. Иссохшие лица застыли в предсмертных муках. На каждом теле висела деревянная табличка с именем и описанием злодейства. Жуткие виды, однако, не производили впечатления на местных. Висельники образовывали аллеи, по которым гуляли влюбленные, на небольших, окруженных трупами площадях оживленно переговаривались купцы.
Чем дальше заходили Кестель с Дунтелем в Зал Оран, тем сильнее менялось окружение. Появились орудия казни.
Колесо смерти, стальная кровать, гаррота, крюки, колья, железная дева… все, что когда-либо использовалось для казни в Арголане. Мумии жертв лежали и торчали среди орудий экзекуции. Тела некоторых приговоренных не удалось мумифицировать, потому выставлялись только их кости.
Миновав экспозицию останков четвертованного кузнеца, истребившего половину деревни из-за пророческих видений (каких именно, табличка не уточняла), Кестель с Дунтелем оказались у ремонтируемого экспоната. Там стояли трое высоких мужчин в одеждах служащих Зала Оран. Один держал под уздцы ломового коня. Конь помогал двоим мужчинам вставлять на место изрядного размера заостренный столб. Понятно: тут будет изображаться посажение на кол.
Дунтель подошел ближе. До того спокойный конь вздрогнул и дернулся, потянул за собой и мужчин, и всю конструкцию. Один из тех, кто поддерживал кол, бросился успокаивать коня.