– Точно подмечено, – похвалил Дунтель.
– А с ним так: обычная работа убийцы тут ничего не даст, всякая рана ниже шеи тут же срастается, чуть ли не прямо за мечом. Если перерезать глотку, то можно отключить на время, но ненадолго. Как только застынет кровь, наш приличный человек тут же встанет бодренький, как со сна. Можно отрубить голову – но тело примется искать ее.
– В самом деле? – равнодушно осведомился Дунтель, которого рассказ паяца, похоже, не заинтересовал ни на йоту.
– Помчится к голове, как почтовый голубь в гнездо. Я правду говорю. Такое уже однажды случилось. Горцы с Ваттерфаля, в горах Гхнор, подстерегли его. Наверное, они посчитали незваного гостя бандитом, пришедшим пограбить, и отрубили голову. Обычай у них такой – резать головы. Я не знаю, зачем они спрятали ту голову. А вот тело кинули в лесу зверям.
Паяц не любил долго разговаривать. Долгие речи его утомляли, и делалось скучно. Да и Дунтель откровенно скучал и рассматривал от скуки клиентов вокруг. Бомол засомневался. Может, хватит болтовни?
– А, упырь Гхнор, – обронил Дунтель.
– Ну да, бестия Гхнор, – подхватил оживившийся паяц. – Бестией его назвали барды, когда сочиняли про ту резню. Тело пришло забрать голову, а пока искало, вырезало все племя просто под корень. Лучше б горцы ее не прятали.
– А там ведь были женщины и дети.
– Ну конечно. Вот, подходим уже к морали. Нетса целый, конечно, человек приличный и даже учтивый. Целая куча скрупулов, фрустрации и комплексов. Нетса безголовый – это не Нетса, а выродок хуже меня, – сообщил Бомол и с энтузиазмом добавил: – И даже хуже тебя! В общем, полнейший урод. Я скажу тебе то, чего никто не знает, а я знаю, потому что птицы видели и пропели мне. Когда тело резало, голова плакала.
С тем Бомол глубоко, удовлетворенно вздохнул.
– Понимаешь, каким украшением коллекции была бы его голова? – воскликнул паяц, вдруг помрачнел и буркнул уже безо всякого энтузиазма: – Ни хрена ты не понимаешь. Ты ж не паяц.
На тряпичное плечо легла тяжелая рука.
– Клоун, хватит уже, – сказал Кестель Нетса.
– Ты его привел с собой? Зачем? – удивился Бомол.
– Чтобы он познакомился с тобой, – объяснил Дунтель. – Грех не познакомиться поближе с такой богатой личностью.
Кестель уселся рядом с ними и, не скрывая брезгливости, посмотрел на паяца.
– Ну, это ничего не меняет, – заверил Бомол и покачал препарированной головой, надетой на тряпичную. – А в особенности моих планов.
Он изрядно отпил из очередной кружки.
– Драная ты кукла, это же заклятие, которое я не выбирал, – буркнул Кестель. – Я бы сам хотел его снять, если бы смог.
– Ох, зря ты пытаешься казаться любезней, чем на самом деле. Но я тебя не осуждаю, – заверил паяц.
– Это заклятие, – повторил Кестель.
– У тебя заклятие, а я вот родился паяцем. Ты своей судьбы не выбирал, и я не выбирал. Но разве это освобождает нас от ответственности? Я тебя не осуждаю – просто рассказываю про твои подвиги. И не смотри на меня так, будто ты лучше меня. Ты не лучше.
Кестель стиснул зубы. Как же хотелось схватить паяца за глотку!
– Это заклятие.
Бомол указал на него пальцем, заговорщицки посмотрел на Дунтеля, отпил пива. Бомолу было весело.
– Ох, заклятие, надо же. Твой приятель вырезает целые поселки, но мы не в претензии, потому что заклятие. Мне он тоже нравится. С головой на плечах – чудо-парень. Слизняк, правда. Сомнения, скрупулы… ну, я уже говорил. Такой вот Кестель Нетса. С виду воин, а на самом деле романтик и дурак.
– Бомол, веди себя прилично, – укорил Дунтель.
Кестелю хотелось разодрать паяца в клочья, но Дунтель помотал головой.
– Где официант? – рявкнул Кестель. – Я тоже хочу напиться!
– Да пей, – разрешил паяц. – Почему нет?
Официант принес кружки, все выпили – даже Дунтель. Паяц присвистнул, оплевав себя притом.
– Знаешь, Кестель, ты мне тоже очень нравишься, как и нашему общему другу. И оттого я еще больше хочу заполучить тебя в свою коллекцию.
– Я знаю, что ты хочешь, – заметил Кестель.
– И не скрою: я тебя обязательно заполучу. То, что я с тобой пью, еще ничего не значит. Ты же сам напросился ко мне. Я удивился твоему приходу. Я-то тебя не приглашал. Потому не принимай всерьез наше застолье. Мы не друзья. Сегодня я с тобой пью, а завтра тебя убью. Не завтра, так послезавтра.
Похоже, Бомол совсем опьянел.
– Ты заметил? – хихикнув, спросил он.
– Что?
– У меня рифма получилась: пью – убью. Здорово, правда?
Кестель промолчал. Паяца несло.
– Знаешь, когда я узнал про твой случай… ведь это же случай, так, можно его так назвать? Ну какое там заклятие. Случайность, и все. Птицы без конца про то болботали. Я как узнал, так пошел в Зал голов, а это мое наследство и подарок миру. Я хочу, чтобы он остался после меня. Пусть люди приходят, как в Зал Оран, говорят: «Вот собрание истинного коллекционера» и благоговейно умолкают, потому что увиденное меняет души. Ведь каждый хочет оставить что-нибудь после себя… Кестель, ну выпей еще!
Кестель выпил.
– И вот посмотрел я на свой зал и впервые почувствовал: да он же мертвый! Столько голов – а поговорить не с кем. А мне бывает так одиноко, я так жажду дискуссий о смысле жизни, об абсолюте – и, конечно, о задницах. Можно рассуждать о жизни, философии, но разговор обязательно в конце концов перейдет на задницы.
Кестель отчаянно старался не слушать.
– Я и подумал: раз ты бессмертный, так я сниму тебе голову с плеч, и станешь ты звездой коллекции. Живая говорящая голова – великолепнейший экспонат. Мы тогда уж наговоримся о философии и, конечно же, о задницах. И когда я буду возвращаться из путешествий с новыми экспонатами, ты их увидишь первый.
– Забудь про то, сукин ты сын, – процедил Кестель.
Совсем захмелевший паяц, похоже, того не слышал.
– Уж ты не уйдешь, я тебя не выпущу. Я буду следить за каждым шагом, идти по пятам. Ты бессмертный, и я бессмертный. И я тебя достану. Подстерегу минуту твоей неосторожности и достану. И тогда я сниму тебе голову с плеч.
– А может, я сниму твою?
– Ну ты же понимаешь, что ничего не сможешь мне сделать, – сообщил паяц и с наслаждением отпил. – У меня же нет сердца. Меня не терзает страсть. И дома никто не ждет…
Голова паяца упала на грудь. Дунтель дал Кестелю знак едва заметным движением.
– Бомол, давай выпьем еще, – предложил Кестель.
– Ты меня хоть в клочья порви, – пьяно бормотал паяц, – а ветер сметет меня в кучу, и я снова пойду за тобой. Огня я боюсь, это да. Огонь – он всегда огонь. Но я встану из пепла и буду как новенький. Правда, злой очень. Прямо как оно с тобой, правда?
– Нет.
– Но ты же тоже собираешься в кучу. Если б я был хирургом и знатоком Магии крон, я б с тобой справился. Но разве я, мать вашу, похож на хирурга?
– Не похож, – согласился Кестель.
– Именно! Дунтель, если захочешь как следует порезать его, сделай все по Магии крон. Но осторожно! Одно неверное движение, и монстр вырывается, срастается и выдирает тебе кишки.
– Чем болтать, лучше выпей, – посоветовал Дунтель.
– Ну и выпью, чего тут. Конечно, стоит опасаться тела, когда отрежешь голову, однако мне просто начхать. И не думаю даже. Вообще. Поняли?
– Да, не думаешь, – согласился Дунтель. – Что очень красноречиво говорит о том, насколько ты у нас здравомыслящий.
Бомол его уже не услышал – заснул.
– Наш друг отдыхает, – поведал Дунтель официанту, вскочившему, чтобы освободить проход.
Официант услужливо раскрыл двери. Кестель с Дунтелем вытащили паяца наружу.
Свинопас ожидал неподалеку. Он взялся за Бомола, осторожно снял человеческую голову с тряпичной, дрожащими руками уложил на мостовую. Улица шла под уклон, и голова покатилась. Она остановилась лишь через несколько метров, застряла между торчащими камнями. Свинопас не обратил на это внимания. Он вытащил толстые веревки, связал паяца и вскинул себе на плечо.
– Изрядный паяц, – заметил свинопас. – Оно видно по ткани, из какой его сшили.
– Сделайте с ним, что требуется, – холодно посоветовал Дунтель, с раздражением глядя на перчатки, испачканные во время переноса куклы. – Я вас пока оставлю. У меня поутру казнь.
Дунтель глянул на Кестеля.
– Может, вы захотите отправиться вместе со мной?
– Да, я пойду. И спасибо за помощь.
– Вы, пожалуйста, не принимайте близко к сердцу то, о чем болтал паяц.
– К сожалению, он во многом прав, – сказал Кестель.
– С одной стороны – да. Но с другой, уж поверьте, совсем нет. Право слово, не стоит себя мучить. До завтра!
Дунтель пошел к отелю. Кестель смотрел Дунтелю вслед до тех пор, пока белый силуэт не скрылся из виду.
Легко сказать – не мучься. Кестеля мучило и то, что имел в виду Дунтель, и многое, многое другое.
Боковым туннелем Кестель со свинопасом пошли вниз, к широкой лестнице, миновали два патруля, но солдаты не заинтересовались обмякшим Бомолом. На паяцев всем было наплевать, даже в Арголане, городе закона и порядка.
– Даже храпит, – заметил свинопас. – Страшно упился.
– Господин Дунтель попросил официанта добавить в пиво усыпляющего зелья.
– Да, господин Дунтель – человек исключительный.
– Очень влиятельный.
– Да, он из тех, кого лучше послушать, – глубокомысленно согласился свинопас, словно фундаментально разбирался в типах вроде Дунтеля. – А с зельями – скверная придумка. На паяцев они не действуют.
Обвисший на плече свинопаса Бомол выглядел большой потрепанной марионеткой.
– Эти паяцы до холеры трудно устроены, – буркнул Кестель. – Я когда-то думал, что эту тварь убил.
– Они, когда идут на охоту, вынимают свое сердце. И тогда – да, убить их ой как непросто.
Это Кестель знал и сам.
– Для меня паяцы – обычное дело. Знаете, они крадут не только головы свиней, но и души. Потому я ненавижу паяцев.
Они спустились по лестнице на уровень хлева, и когда уж подошли к воротам, откуда-то вылез стражник с алебардой и замахал рукой, мол, останавливайтесь. Он с раздражением глянул на свинопаса, на Кестеля, потом снова на свинопаса.