чатся деньги и у меня, придет время работы. Мы соберем новые ордера и пустимся в дорогу.
– Обычно подобные тебе вожаки караванов собирают богатство, строят резиденции в городах и живут будто князья.
– И стареют в этих резиденциях, как все прочие люди, а потом умирают.
– А ты так не хочешь? – осведомился Кестель.
Туут искоса глянул на Кестеля, а тот снова припомнил то, что говаривали про Туута: дескать, примитивный болван. Вот и поверь людям.
– И что ты будешь теперь делать? – спросил Туут.
– Улаживать дела.
– А когда уладишь?
– Не знаю. Надеюсь, я смогу жить лучше, чем в последние месяцы. Счастливо жить.
– Самонадеянные слова, – заметил Туут. – Я знаю пару человек, живущих полной жизнью. Но не знаю никого, кто бы жил счастливо. А ты знаешь?
– Трудно сказать.
– Вот именно. Если бы знать такого, можно было бы научиться от него. А так… ведь не умеет человек ужиться со счастьем. Добивается его изо всех сил, а потом все портит, или оно само разваливается, и ничего хорошего не выходит, – заключил Туут и протянул руку. – Кестель, приятно было познакомиться. Может, тебе и удастся жить счастливо. Так мы будем учиться у тебя.
Кестель пожал маленькую мягкую ладонь.
– Может, и удастся, – сказал он.
Глава 26
Танцовщицы Басис двигались бесшумно, как тени. Кестель пробовал рассмотреть их сквозь сумрак, но не сумел. Они ничем не выдавали своего присутствия.
Зато Виану было слышно. Она приволакивала ногу и чертыхалась от боли. Виане не было нужды прятаться.
Ритуалы в кругу Басис продолжались два дня. Виана по-прежнему хромала, но рана заросла. Кестель подумал о том, что повсюду чертова гребаная магия.
Танцовщицы на удивление нежно и тщательно опекали Виану и буквально ни разу не отошли и на минуту. Кестель даже помечтал о том, чтобы оказаться раненым и под опекой такой танцовщицы.
Он задумался и столкнулся с идущей впереди танцовщицей. Та вздрогнула, отскочила. Кестель почти ничего не знал о танцовщицах Басис и не слишком удивился тому, что его прикосновение вызвало такую реакцию.
– Меня уже утомила эта темень, – буркнула Виана. – Где тут вечные огни?
Никто не ответил. Танцовщицы молчали. У них вообще был обет молчания. Очень выгодная штука такой обет, – гарантия не выболтать лишнего.
– Рано или поздно появятся, – предсказал Кестель.
– И дверей нет. Почему не видать Белых дверей?
– Они уж точно будут, – заверил Кестель, хотя сам в том отнюдь не был уверен.
С Живыми лабиринтами нельзя быть уверенным ни в чем.
Виана раздраженно посмотрела на Кестеля, и он решил не поддерживать разговор. Он уже несколько раз пытался разговорить ее, развлечь, описать, какое испытал облегчение, когда Виана выжила на Арене, и что поиски шестой части мозаики тут вовсе ни при чем.
Но Виана безжалостно пресекала всякую попытку. Кестель не понимал, в чем дело. Может, ей неохота было идти в Лабиринты? Но ведь она сама предложила помощь. Может, она тревожилась об Алие, о том, куда та пропала после боя?
Кестеля и самого беспокоило это. Алия не то чтобы просто удовольствовалась выигрышем. Наверняка она где-то неподалеку, может даже и в Лабиринтах.
Вдали замерцал свет. Когда приблизились к нему, Виана сказала:
– Я хочу отдохнуть здесь.
На стене коридора висела небольшая чаша с вечным огнем. Вроде мелочь, но и Кестель, и Виана почувствовали себя гораздо легче.
Танцовщицам Басис, похоже, свет был безразличен – как и темнота. Хотя это ощущение могло произойти от вида их добродушно и отстраненно улыбающихся масок.
Лжетанцовщицы теряли терпение. Виана понимала, что злит их, но до какой степени – поняла, когда Марисса стиснула руку с неожиданной для женщины силой.
Они ожидали того, что Виана заговорит с Кестелем, расспросит, выведает нужное. А Виана уклонялась от разговоров. Беда в том, что, если Кестеля спросить, он, скорее всего, ответит. Он ощущает себя виноватым и должным, а его осторожность, несомненно, усыпило постоянное молчание танцовщиц. Те все время молчали и, казалось, были духами, вовсе забывшими человеческую речь.
Он уселся в отдалении, повернулся спиной. Виану окружали лжетанцовщицы. Она прикинула время, прошедшее от боя на Арене. Два дня плюс несколько часов в Лабиринтах. Немало.
Для ее народа более чем достаточно. Отказ от мести позволил выиграть время. На Арене Алия подставилась, когда наклонилась и посмотрела в лицо, торжествуя. Змеиный клинок с легкостью достал бы предательницу…
Как же тяжело и тоскливо! Как же Виана хотела бы встать среди хунг, оказаться с ними в лесах, а не здесь, рядом с ведьмами. Если бы только удалось прыгнуть в какие-нибудь двери и замкнуть их за собой. Несомненно, хватило бы и того. Подземелья тут же бы передвинули пространство и тем спасли. Орденские сестры, войдя в ту же дверь, оказались бы в другом коридоре.
Но быстрая и чуткая Марисса не отступала ни на шаг и прозорливо не позволяла Виане ни капли свободы.
Нет, не стоит обманываться мыслью о возможном спасении. Вообще не следует думать об этом. Краем глаза Виана подмечала: все три чутко следят за ней из-под своих масок.
Она постаралась взять себя в руки. Нельзя позволять себе расслабляться.
– Сука, начинай расспрашивать, а то поможем!
Такой легкий, нежный шепоток, словно шорох ветра, – и грубая, страшная угроза в нем.
Это Алия. Она подменила одну из сестер, стерегших Виану перед боем. Алия нервничала в темноте и оттого была вдвойне опасной.
Виана вспомнила бой. Ох, до чего же Алия проворная и ловкая!
– Мы слышим каждое твое слово, – буркнула Алия и отстранилась.
Все сидели у стены и глядели на игру света и тени от вечного огня.
– Кестель, – сказала Виана.
– В чем дело? – не поворачиваясь, спросил он.
– Извини.
– Все в порядке.
Он повернулся к ней и улыбнулся.
«Ну почему ты не обиделся? – подумала Виана. – Отчего ты всегда хочешь быть добрым ко мне?»
Лжетанцовщицы внимательно глядели на Виану. Та начала злиться. Ей захотелось поскорей закончить эту комедию.
Два дня. А скорее, почти три. Виана хотела бы, чтобы три. Но если сестры захотят сразу же исполнить угрозу, им потребуется время. Нужно вернуться, отдать приказы, сплести интриги, собрать карателей, а те должны добраться до цели.
К тому же пока сестры не знают, что им следует поторапливаться.
Третий генерал сохранит своих людей. Хунг умеют оставить все и в одну минуту уйти. Такой уж народ хунг, решительный и сильный. Если поймут, что нужно, уйдут все за одну ночь.
А если нет?
Сомнения, сомнения…
Сейчас долг Вианы ДаХан – тянуть как можно дольше, а затем постараться вытащить Кестеля, до сих пор не понявшего, в какую он угодил ловушку. Сейчас в игре значили только народ хунг и мозаика.
– Я отдохнула. Пойдем, – сказала Виана.
А вдруг помогут Лабиринты? Они же точно на стороне хунг. Впрочем, как тут скажешь? С тех пор как спустились в Лабиринты, все шли и шли по единственному коридору, чаще всего в полной темноте.
Хотя, может, оно и к лучшему. В темноте разговоры не слишком клеятся. Однако теперь светло, а Лабиринты не поставили по дороге ни одной загадки и ни единой двери.
Но вправду ли Лабиринты на стороне хунг? Откуда вообще хунг это взяли? Всего лишь потому, что в незапамятные времена Лабиринты построили предки хунг?
Виана не так представляла себе ход событий. Еще несколько дней назад она мечтала о мести. А теперь единственное, что ей, Виане ДаХан, осталось в жизни, – это сражаться за каждую минуту и пробовать защитить от Ордена вояку, которого не заботило ничего, кроме его собственных проблем.
Глядя на орденских сестер, Виана поняла: больше тянуть не удастся. Они не позволят. Надо спрашивать и надеяться на то, что не последует ответа.
Надеяться на чудо.
Две танцовщицы помогали Виане идти, поддерживали с двух сторон. Кестель шел за ними, за его спиной шла третья танцовщица.
Кестель тревожился. Он не понимал отчего, но присутствие танцовщицы за плечами казалось неприятным и опасным. От ее взгляда прямо свербело меж лопаток.
– Как же ты могла забыть символ на Белых дверях? – стараясь отогнать мысли о том, что ожидает за Белыми дверями, спросил он.
– Прошло три года, а символы все такие похожие, – ответила Виана.
Что правда, то правда. Кестель сам с трудом различал их.
– Я должна была его зарисовать, но тогда не смогла и потому теперь не уверена.
– А эти молчаливые дамы смогут нам помочь?
Виана замешкалась и даже чуть не споткнулась.
– Да, я надеюсь…
Они шли все тем же коридором. Чаши с вечным огнем встречались на таком отдалении, что, хотя шли не в полной темноте, большую часть пути между ними путники шли, погруженные в дремотный сумрак.
– А что случится, когда я отыщу шестую часть? – спросил Кестель.
– Я уже говорила.
– Я о том, привидится ли мне что-нибудь, и как.
– ВанБарт говорил, что, если такой как ты соберет шесть элементов, откроется место седьмого. Но ВанБарт не уточнял, как именно откроется.
– Может, голоса? – предположил Кестель.
– Не знаю.
– Нет, уж вряд ли голоса. Было бы странно. Скорее всего, придет видение или приснится сон. Мне в последнее время часто снится прошлое. И все так диковинно… может, я увижу во сне место?
Она вздохнула и сказала:
– Мы никогда не говорили о том, кому отдашь мозаику. Мне кажется, уж точно не ВанБарту.
Кестель уловил напряжение, неестественность в ее голосе.
– Нет, говорили. Один раз.
– Ты ничего не хотел и не хочешь рассказать?
– Не могу.
Кестель вспомнил руины корчмы и двух стариков, чья смерть теперь была на его совести.
– Я в самом деле не могу, – повторил он.
– А если бы я сказала, что не помогу в поисках, если не скажешь?
Кестель удивился.
– Виана, я ничего не скажу тебе.
– А, вот как, – произнесла она с отчетливым облегчением и сразу спросила опять – и снова неловко, натужно: – А те части, которые ты нашел раньше, – в безопасности?